Елена Желтова
Афиша полетов Адольфа Пегу.
Русский поэт Валерий Брюсов присутствовал на одном из первых в мире демонстрационных полетов аэроплана в 1906 году под Парижем. Тогда аэроплан смог пролететь совсем немного, около 60 метров. Однако уже в начале 1908 года французский авиатор и авиаконструктор Анри Фарман впервые исполняет круговой, с виражами, полет протяженностью в километр. Французы ликуют – казалось, они лидеры! Но нет.
«Восторг, энтузиазм, сгорание»
В августе 1908 года приехавший во Францию из США со своим бипланом Уилбур Райт демонстрирует сенсационные для того времени полеты. В конце августа журнал «Русское слово» сообщает о полетах Орвила Райта в Лондоне: «Аэроплан Райта пролетел вчера 38 и 1/2 английских мили», «Райт поднялся на аэроплане, пробыв в воздухе 62 минуты и 15 секунд». Становится очевидно, что у авиации большое будущее!
А уже 2 сентября того же 1908 года Брюсов приветствует первых авиаторов стихотворением «Кому-то»:
Фарман, иль Райт,
иль кто б ты ни был!
Спеши! настал последний час!
Корабль исканий
в гавань прибыл,
Просторы неба манят нас!
Над поколением пропела
Свой вызов пламенная медь,
Давая знак,
что косность тела
Нам должно волей одолеть.
Николай Гумилев отметил, что в стихотворении «Кому-то» Брюсов «вплотную подходит к современности, которой так боятся поэты, и остается победителем». Да, Брюсов занимает в отношении авиации редкую для русской литературы позицию.
В те годы знаменитые русские поэты и писатели больше разделяли взгляд Александра Блока. Михаил Арцыбашев, Константин Фофанов, Дмитрий Мережковский, Марина Цветаева указывали лишь на то, что авиация никакого отношения к истинной духовной жизни человека не имеет, считали восторженное отношение к аэроплану очередным заблуждением человечества, уводящим его с истинного пути духовного совершенствования.
«…Полет – это не комфортабельное перемещение из одной точки пространства в другую, полет – восторг, энтузиазм, сгорание; если восторг вознесет еще и тело, мы согласны быть «птицами в воздухе», а пока мы возимся с аэропланами, над нами могли бы посмеяться и птицы», – писал Андрей Белый.
«Дедалова машина»
 |
| Жан Беру. Полет биплана Райта. |
В меньшинстве были писатели и поэты, восторгавшиеся авиацией. Но в их видении, как и у Леонида Андреева, полет на аэроплане часто вплотную подводил к мирам духовным.
Гуди, мотор, без перебоев,
Ты, сердце, бейся,
Душа, молись…
Летите, крылья,
Несите, крылья,
В святую высь… –
восклицает перед полетом один из героев пьесы Каменского «Жизнь Авиатора».
Брюсов занимает срединную позицию. Для него аэроплан не является ни «демонской машиной» (А. Блок), ни «философской машиной», рожденной «тем тайным, что живет в душе нашей» (из статьи в журнале «Нива»). Брюсов воспевает приведшие к созданию аэроплана волю и ум человека, воспевает грандиозность грядущей эпохи «аэро». Авиация у Брюсова возрождает веру не в достижимость обители Творца, а в мифологического героя Дедала – изобретателя, художника и инженера:
Наш век вновь
в Дедала поверил,
Его суровый лик вознес
И мертвым циркулем измерил
Возможность
невозможных грез.
Миф о Дедале и Икаре был главным античным мифом, отражавшим общеевропейское суждение о возможности полета человека по воздуху. Дедал воском скрепил сделанные им крылья, привязал их к сыну своему Икару. Икар взлетел, но слишком высоко к солнцу, солнце растопило воск, и Икар упал в море. Много веков этот миф утверждал, что полет человека на сконструированных им крыльях обречен, что дерзание человека летать по своей воле, подобно богам, ведет его к неминуемой гибели.
«Человеческая традиция от Икара до Пилатра де Розье (который погиб в 1785 году на воздушном шаре. – Е.Ж.) с ужасом рассказывала о падении тех, кто бился лбом о запрет Богов на полет», – еще до изобретения аэроплана представил предысторию авиации в ее смысловом единстве с мифом об Икаре Виктор Гюго.
С появлением аэроплана вера в полет человека возродилась. А после перелета французского авиатора и авиаконструктора Луи Блерио через Ла-Манш 25 июля 1909 года европейские поэты подняли летчиков до уровня мифологических героев и даже выше. Знаменитый французский поэт Эдмон Ростан в написанной в честь Блерио поэме «Песнь о крыле» сравнил авиаторов с древнегреческими героями и указал, что авиаторы превосходят в своем величии и бесстрашии Икара.
Габриеле Д'Аннунцио, самый значительный поэт и писатель Италии того времени, назвал аэроплан «Дедаловой машиной» и завершил свой роман о летчиках кульминационным перелетом главного героя через Тирренское море, напрямую ассоциирующимся и с полетом Икара, и с перелетом Блерио.
Брюсов видел или даже предвидел эту перемену в европейской культурной мифологии, понимая, что на смену трагически упавшему в море Икару идут победоносно летящие летчики.
«…Клекоты бензинных птиц»
Еще одно стихотворение об авиации Брюсов написал в мае 1914 года. В конце мая в Москву с показательными полетами приехал виртуозный французский летчик Адольф Селестен Пегу. Журнал «Искры» писал:
«Король воздуха» в Москве. Известный французский авиатор Пегу, сделавший в прошлом году в августе безумный прыжок с аэроплана на парашюте и вслед за тем «мертвую петлю», после петербургских «гастролей» появился на московском аэродроме. Выступление «короля воздуха», как называют Пегу, так заинтересовало Москву, что на его полетах присутствовало до 300 тыс. человек. Пегу действительно показал ряд воздушных «трюков», которым приходится удивляться. Кувыркание в воздухе для него – забава, а «мертвая петля» – пустячное дело. Он их делает подряд десятками. Мало того, он вылезает из гондолы и летит стоя. Это уже совершенно невероятный трюк, сделанный только Пегу, и то в первый раз в Москве…»
Валерий Брюсов смотрел полеты Пегу и выразил свои впечатления в стихотворении «На полетах»:
Пропеллеры, треща,
стрекочут:
То клекоты бензинных птиц
О будущем земли пророчат.
Но сколько нежных
женских лиц!
Иглой заостренные шляпы,
Зелено-белые манто, –
И как-то милы даже всхрапы
На круг въезжающих авто.
В живой толпе
кафешантанной
Я уловил случайно вновь
Давно знакомый взгляд...
Как странно!
Твой взгляд, бессмертная
любовь!
И, пестрой суеты свидетель,
Я веру в тайну берегу,
Не видя в сини
«мертвых петель», –
Воздушных вымыслов Пегу.
 |
| Обложка сборника «авиастихов» «ЛЁТ», 1923. |
Романтический отголосок вечной любви – он витал на первых устраивавшихся для публики полетах. Его ощущал не только Брюсов, но, например, и поэт Михаил Кузмин, посещавший Первую авиационную неделю вместе с известной в поэтической среде актрисой и танцовщицей Ольгой Глебовой-Судейкиной (стихотворение «На случай»). А в рекламах первых авиационных состязаний, авиационных салонов и шоу постоянно присутствовал силуэт «прекрасной дамы», зачарованно смотрящей вослед летящим аэропланам.
Но к сожалению, полеты Пегу оказались для Брюсова последним безмятежным светским авиационным представлением. 19 июля 1914 года Германия объявила войну России, и в конце июля Валерий Брюсов добровольно уехал в Варшаву в качестве военного корреспондента газеты «Русские ведомости».
«Качнут два немца в небе бомбы!»
Война сразу же выявила иную, варварскую ипостась авиации. Впервые в истории с воздуха сбрасывались бомбы. Узнав об этом, Брюсов пришел в ужас, его мечты о счастливом «авиабудущем» человечества разрушились:
Казалось: уничтожив грани
Племен, народов, государств,
Жить дружественностью
начинаний
Мы будем вне вражды и брани,
Без прежних распрей
и коварств.
И что же! Меж царей лазури,
В свои владенья
взявших твердь,
Опасней молний, хуже бури
Те, что несут
младенцам – смерть.
Не в честный бой
под облаками
Они, спеша, стремят полет,
Но в полночь, тайными
врагами,
Над женщинами,
стариками
Свергают свой огонь
с высот!
А в декабре 1914 года Брюсов уже своими глазами наблюдал бомбардировку Варшавы и с негодованием написал об этом в очерке в «Русских ведомостях» и в стихотворении «Аэропланы над Варшавой»:
Как пред грозой касатки
низко
Скользят над ровностью
поляны, –
Так в знак, что грозы
боя близки, –
Взгляни, – парят аэропланы.
Миг – и продольный,
долгий трепет
Пройдет по улице; метнется
Толпа, и тротуар облепит,
И взор за взором
в высь вопьется.
Мотки белеющей кудели
Взлетят и таять
будут в сини
И под пальбу, дымки
шрапнелей
Распутаются в сети линий.
А там, воздушные пираты,
Спокойно правя лет машины,
Вонзят сквозь пар
голубоватый
Свой взор, как мы,
на дно равнины.
Увидят, как темнеют зыбко
Квадраты крыш
и зданий ромбы…
С какой змеящейся улыбкой
Качнут два немца
в небе бомбы!
 |
| Реклама авианедели в Реймсе, 1909. Иллюстрации из архива автора |
Во время войны в своих очерках Брюсов делал важные и точные наблюдения об авиации: «Великая война наших дней замечательна между прочим тем, что в ней впервые авиация заняла серьезное положение.
Одиночные полеты во время балканской войны были лишь первыми слабыми опытами. Теперь, напротив, авиация стала организованной силой в армии, и можно сказать, что к трем «родам оружия», существовавшим с давних времен, – пехота, кавалерия, артиллерия, – прибавился четвертый – летчики».
Еще одно стихотворение об авиации, «Штурм неба», Брюсов напишет летом 1923 года, когда в СССР развернется широкомасштабная агитационно-пропагандистская кампания по строительству Красного воздушного флота. Брюсов вновь окажется провидцем, в этот раз в отношении межпланетных полетов:
Сдвинь плотно, память,
жалюзи!
Миг, стань как даль!
Как мир – уют!
Вот – майский день;
над Жювизи
Бипланы первые планируют.
…
Границы стерты, –
с досок мел!
Ввысь взвив, незримыми
лианами
Наш век связать сумел,
посмел
Круг стран за всеми
океанами.
Штурм неба! Слушай! Целься!
Пли!
«Allons, enfants... –
«Вставай»... и «Cа ira».
Вслед за фарманом меть
с земли
В зыбь звезд,
междупланетный аэро!
Стихотворение «Штурм неба» было опубликовано в 1923 году в раритетном теперь сборнике «авиастихов» «ЛЁТ» с обложкой Александра Родченко. Там в пояснениях к своему стихотворению Брюсов отметил: «В Живузи, под Парижем, происходили одни из первых полетов после изобретения аэроплана, на которых автор присутствовал».
Дарья Гармоненко