Патрисия Виэйра
Жилой дом в Москве. Люди уже необратимо изменили Землю, навсегда пометив ее следами своей деятельности. Фото Андрея Ваганова
В преддверии конференции об изменении климата, которая пройдет под эгидой ООН в конце этого года в Париже, все больше обсуждаются темы, связанные с окружающей средой, причем на самом высоком уровне. В июне президент США Барак Обама объявил свой «План действий по климатическим вопросам» с целью урезать выбросы углерода в атмосферу. Этот документ следует по стопам энциклика папы Римского, Laudato Si, в котором понтифик попросил человечество «заботиться о нашем общем доме», подразумевая планету и ее биосферу.
Нынешний всплеск политической активности по защите окружающей среды происходит на фоне утверждений, что люди уже необратимо изменили Землю, навсегда пометив ее следами своей деятельности.
Человеческое вмешательство в системы нашей планеты настолько радикально, что некоторые аналитики уверенны: мы вошли в эпоху антропоцена, то есть в новую геологическую эру, отличающуюся чрезмерным влиянием людей на свое природное окружение.
На самом деле, антропоцен может рассматриваться как некое модное словечко не только в научных кругах, но и в дискуссиях гуманитариев. Появилась возможность посещать конференции с интригующими названиями: «Переосмысление расы в контексте антропоцена» или «Антропоценский феминизм», читать книжки и статьи «Задачи философии в эпоху антропоцена» или «Антропология во времена антропоцена» и так далее.
Но что, если все эти дебаты об антропоцене лишь буря в стакане воды? Наука пока не дала окончательного ответа. Сам термин был введен в 2000 году нобелевским лауреатом в области атмосферной химии Полом Крутценом. Он вместе с коллегой Юджином Стормером написал статью, утверждающую, что благодаря нашему влиянию на планету текущий геологический период должен именоваться как «антропоцен» – век человека.
Идея Крутцена и Стормера прижилась до такой степени, что Международная стратографическая комиссия сформировала рабочую группу по антропоцену. Рассматривается возможность того, что голоцен (геологическая эпоха, начавшаяся в конце ледникового периода, около 11 700 лет тому назад), сменилась антропоценом. Спорна, однако, и дата начала нового периода. Одни эксперты настаивают на том, что она совпала с расширением агрикультуры 5000 лет тому назад, другие указывают на завоевание Американского континента европейцами и начало индустриальной революции в XVIII веке, в то время как третьи связывают точку отсчета с началом атомного века в 1945 году.
Рабочая группа предоставит свои первичные рекомендации через год, после чего любая поправка нынешней классификации должна будет быть одобрена как самой комиссией, так и Международным союзом геологических наук. Скорее всего мы еще не скоро узнаем от ученых, живем ли мы действительно в период антропоцена.
Несмотря на свою историческую значимость, научное решение не повлияет тотальным образом на судьбу понятия «антропоцен». Даже если в конце концов он будет отвергнут Геологической комиссией, этот термин все же будет неформально использоваться как в академической среде, так и в средствах массовой информации. Хотят того стратиграфы или нет, антропоцен никуда не денется. Так радоваться нам или печалиться вступлению человечества в новую геологическую эру?
На первый взгляд кажется, что у нас вообще нет другого выбора, кроме как признать, что антропоцен уже настиг нас. Глобальное потепление и прогнозируемое поглощение некоторых островных государств океаном; загрязнение воздуха в таких городах, как Пекин, Москва и Париж; выброс в водохранилища ядовитых веществ, поражающих живые организмы и их среду обитания; возрастание уровня кислотности океанов, которые становятся непригодными для рыб и моллюсков; ужасающий темп вымирания видов в последние десятилетия – вот список самых ярких последствий человеческой деятельности на планете. Нет прецедента такой гекатомбе жизни на Земле, движимой человечеством.
Термин «антропоцен» сосредотачивает внимание на зоне бедствия, которой стала наша планета. Шокированные утверждениями о том, что люди изменяют геологический состав Земли, обыватели задумаются о последствиях своего поведения. Это значит, что термин может сыграть важную роль в развитии общественного сознания и стать призывом к решительным переменам как со стороны политиков, так и рядовых граждан. Он может гальванизировать усилия во имя достижения справедливости не только для человечества, но и для других живых существ, которые платят за наше безумие.
И все же общее понятие «антропоцен» таит в себе глубокие неравенства и парадоксы. Глупо винить антропос (человечество как вид) в экологическом кризисе, не принимая во внимание исторические и геополитические асимметрии. Рыбаки, проживающие на островах Мозамбик, или простые фермеры на Цейлоне не несут такой же доли вины за антропоцен, как среднестатистический американец или европеец. Самые бедные слои мирового населения одновременно лишены материальных удобств, достигнутых за счет деградации природы, и средств для преодоления эффектов глобального потепления и загрязнения окружающей среды.
Еще более серьезный дефект антропоцена в том, что он продолжает заверять нас в человеческом превосходстве. Когда мы идентифицируем себя как единственных существ, способных определить судьбу всей планеты, мы приписываем себе исключительный статус. Тот самый, что и привел нас к сегодняшнему катастрофическому положению. Разве мы не гордимся нашей почти божественной способностью формировать (или разрушать) Землю?
Другими словами, использование термина «антропоцен» является частью извращенного наслаждения нашим влиянием и властью. Не зря ведь некоторые утверждают, что если мы достаточно умны, для того чтобы разрушить планету, то у нас найдется и смекалистость, адекватная для ее спасения.
С другой стороны, приходится отбиваться от фатализма, часто сопровождающего размышления об антропоцене. По оценке фаталистов, наше влияние на органический и неорганический мир уже необратимо. И, возможно, человек не может поступать иначе, как разрушать себя и других обитателей Земли. Прибегая к этому понятию, не принимаем ли мы статус-кво и признаем, что ни один из нас не в состоянии противостоять такой мощной биологической (а теперь и геологической) силе, как весь человеческий род?
Все это спорно, кроме одного заключения: Земля существовала и процветала без нас на протяжении миллионов лет, и нет причины для сомнений в продолжении ее существования после нас. Что за наследие оставит антропоцен будущему, где, вероятно, не будет человека? Да и сейчас, кто хочет жить в геологическом периоде, определенном результатами человеческой активности?
Вместо того чтобы торговаться о точном количестве углеродных отходов, дозволенных каждой отдельно взятой стране, нашим политикам стоит задуматься об этих вопросах на конференции ООН в конце этого года.
США
