Юрий Угольников
Теперь уже навеки вместе. Фото Reuters
Начну с априорного утверждения: человек собаке друг. А почему? Никогда не задумывались? Про окситоцин, который вырабатывается у питомца, когда он смотрит на хозяина, и у хозяина, когда он смотрит на питомца, понятно, но вот как произошло, что мы и собаки столь сильно «сдружились»?
Самый банальный и простой ответ: собак приручили, чтобы использовать их охотничьи навыки на благо человека. Но не так все просто. Человечество давно и охотно использует разнообразных хищников (главным образом птиц) для охоты (и даже рыбной ловли), но это не ведет к их одомашниванию.
Не были, например, одомашнены гепарды. Конечно, если вы читали книгу Дж. Даймонда «Ружья, микробы и сталь», то помните, что гепардам для размножения требуется простор: без этого не состоится ритуал преследования-ухаживания. Но ведь не одомашнены и многие другие плотоядные, которых человечество успешно эксплуатирует.
Для каждого случая в отдельности можно, разумеется, придумать обоснование, но мне кажется, дело тут не в проблемах одомашнивания каждого отдельного вида, а в нежелании самого человека их приручить. Связано же это нежелание именно с тем, что все эти животные плотоядны. Дело не только в том, что хищным млекопитающим и птицам сложно было сосуществовать с ранее прирученными человеком травоядными и зерноядными. В конце концов, мы все видели, как благополучно уживаются вовсе не одомашненный тигр с вкусным и питательным парнокопытным. Никаких усилий для этого человеку прикладывать не пришлось.
Дело в том, что людям просто невыгодно иметь много домашних хищников. Что в корне отличается от ситуации со множеством травоядных. Если у вас много домашних растительноядных, у вас много мяса, кормится это мясо грубыми злаками, мхом, ягелем, в общем, в основном тем, что человек по доброй воле в пищу употреблять не будет. Приумножая травоядных, мы не чувствовали себя обделенными. Если же у вас много домашних хищников, то зачем вам это? Чтобы делить с ними лишний кусок мяса, которого и самому не всегда хватает? Нет, монархи, например царь Алексей Михайлович Романов, могли содержать кучу народа и не меньшую кучу зверей для развлечения себя и выезжать на охоту почти с настоящей армией (в том числе с несколькими сотнями сокольничих), но в принципе человеку в большом количестве дома хищники не нужны.
Плодить их – значит тратить ценный пищевой ресурс. Нескольких животных, чтобы с ними охотиться, вполне хватит, лишних расходов они не потребуют. Если же много животных не требуется, не стоит и заниматься разведением: несколько экземпляров всегда (почти всегда) можно позаимствовать у матери-природы (как и поступали, например, с гепардами, отлавливая детенышей и воспитывая их).
Для одомашнивания собак, однако, хищный образ жизни не стал препятствием. Собакам вдруг повезло. При этом даже не всегда или по крайней мере не везде с собаками охотились. Если верить тому же Даймонду, австралийские аборигены использовали их как живые одеяла или для охраны, для охоты же австралийцам эти четвероногие были не нужны. Само собой, Австралия населена крайне специфическими животными, в первую очередь сумчатыми млекопитающими. Охотиться на них могло быть не так сложно, как на плацентарных Евразии, Африки и Америк. Но надо учесть и крайнюю примитивность технологий, доступных коренным австралийцам. Даже лука и стрел они не использовали. Охотничьи навыки собак могли бы, теоретически, стать для них полезными, но они не были востребованы.
Итак, выгоды от разведения крупного хищника сомнительны. Хищников же небольшого размера человек начинает одомашнивать охотно, хотя и поздно. Конечно, приручили мы их не для того, чтобы с ними охотиться, а чтобы они защищали наши запасы от мелких грызунов: для этого нам и понадобились, например, кошки.
Возможно, в каком-то смысле путь собаки к человеку напоминал позднейший путь наших мяукающих любимцев. Разумеется, собаки были приручены еще тогда, когда человечество не занималось земледелием, стало быть, не создавало больших запасов зерновых и бобовых, привлекательных для грызунов, и все же растения в рационе человека встречались. И, ближе к неолиту, в большем количестве. Апофеозом этой тенденции и стала неолитическая революция и производящее хозяйство (в данном случае земледелие), но это уже позднее.
В дикой природе известен случай сосуществования собачьих и приматов: описанный в прошлом году Вивеком Винкатараманом симбиоз между обезьянами-геладами и эфиопскими шакалами (часто в переводах их называют волками, происходят они действительно от волка обыкновенного). Симбиоз здесь, видимо, не обоюдный, по крайней мере не вполне равный. Какую пользу от сосуществования с обезьянами получают волки-шакалы, Винкатараман установил, а вот есть ли от «жизни с волками» какой-то бонус геладам – не очевидно.
Смешиваясь со стаями неспешно бродящих гелад, хищники, вероятно, выдают себя за мирных травоядных. Притворяясь членом стаи приматов, они нападают на ни о чем не подозревающих грызунов, не распознающих «волка в обезьяньей шкуре» и с обезьяньим запахом. По подсчетам Вивека, в случае, когда хищники охотились на грызунов в стае гелад, успешны были 67 атак из 100, когда же охота велась без привлечения обезьяньей помощи, лишь 25 попыток из тех же 100 оказывались результативны.
Польза же, которую приносят геладам их хищные друзья, не очевидна. Возможно, отчасти симбиоз сформировался по принципу «лучший способ избавиться от дракона – иметь своего собственного». Держать под боком дружественных вам хищников лучше, чем потенциально враждебных. Многие растительноядные используют для защиты от хищников других плотоядных, менее опасных для самих травоядных.
Так, рядом с гнездами белых полярных сов селятся гуси и утки, для которых их соседи становятся идеальной защитой от наземных хищников. Даже сам человек может порой выступать в роли подобного хищника-защитника. В книге Игоря Шпиленка «Мои камчатские соседи» есть описание того, как росомаха, спасаясь от какого-то страшного для нее врага, укрывалась в доме автора. Рядом с человеком ей, конечно, было страшно, но нападения хищника она боялась еще больше.
Люди, разумеется, не гелады – они давно стали доминирующими хищниками. Пример с росомахой более чем показателен: от кого этот зверь мог на Камчатке спасаться рядом с жилищем человека? Разве что от волка или от медведя. Это сейчас, но и раньше человек был успешным охотником. Во всяком случае, сам Homo sapiens, видимо, ассоциировал себя именно с крупным хищником, в древнейшем известном на сегодня захоронении Европы (во всяком случае, месте, интерпретируемом как захоронение) рядом с останками человека обнаружены кости хищников и ни одной кости травоядного.
И все же безопасность лишней не бывает. У собак, то есть тогда еще у волков, было отличное обоняние и слух, предупреждать о приближении опасности они вполне могут, а для человека, шедшего не выслеживать добычу, а собирать вкусненькие растения, это очень кстати. Соперничать за еду, если сотрудничество с волками шло по образу сотрудничества гелад и шакалов, также не приходилось: на полевок и мелких грызунов человек не претендовал. Даже наоборот: меньше грызунов – больше еды человеку. К тому же те же грызуны могут быть переносчиками различных заболеваний – еще один резон от них избавиться. Получалась бесплатная охрана, да еще и с дополнительными позитивными эффектами.
Возможно, так человек и подружился с тогда еще не домашней и даже еще не пещерной собакой. Впрочем, кто знает.
