Владимир Евдокимов
|
|
Портрет А.О. Ковалевского. Из архива В.Ю. Решетова |
Из химиков – в биологи
В 1859 году Александр Ковалевский вышел из Корпуса инженеров и поступил на естественное отделение Санкт-Петербургского университета. Там было интересное общение, но от положительного знания, от Огюста Конта, Генри Бокля, Герберта Спенсера, от работ Карла Фогта и Якоба Молешотта студенты переходили к общественному устройству, к свободе, Конституции, республике… Где же наука? Тогда, в 1860 году, вместе с друзьями по кружку положительного знания Н.Д. Ножиным и А.Ф. Стуартом Ковалевский уехал в Германию, в Гейдельбергский университет и занялся химией в лаборатории известного химика Роберта Бунзена.
Шла зима 1860/61 года. В Европе ходили толки о труде Чарлза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствующих пород в борьбе за жизнь». Это не было сенсацией. Началось еще в ХVIII веке учением об изменяемости видов животных и растений. Уже Ж. Бюффон, Э.Ж. Сент-Илер, И.В. Гете, К.Ф. Рулье, основываясь на факте переходных форм между близкими видами и на сходном строении организмов больших групп растений и животных, выступали против божественного творения мира и неизменности видов.
Жан Батист Ламарк определил понятие градации – перехода низших форм жизни к высшим, основанного на стремлении организмов к совершенству. Но по Дарвину – не так: не шея растет у жирафа, который тянется к сочным листьям, а погибают те жирафы, что не смогли дотянуться! Остаются длинношеие и дают потомство. Это и есть отбор.
Ковалевский оставил химию и занялся биологическими дисциплинами.
С ХVII века утвердилось понятие о преформированности зародыша. Считалось, что зародыш, разумеется, в микроскопическом виде, уже готовая особь и помещается либо в яйце, либо в семени. Но что, если зародыш формируется в результате его предопределения некими материальными структурами? Что это за материальные структуры и нет ли между структурами разных видов или даже типов сходства? И если есть, то не здесь ли происходит естественный отбор? Как?
Мало кто будет поначалу заниматься этими вопросами, потому что это погоня за фактом: нужно добыть факт, проверить, объяснить его и стать неколебимым хозяином факта. Нужно мастерство: работая своими руками, добывать факт самому. Осенью 1861 года Ковалевский переехал в Тюбинген – учиться у гистолога Ф. Лейдига, признанного мастера микроскопических исследований.
Структура таракана
Как обстоят дела в эмбриологии? В 1817 году Х.И. Пандер, изучая эмбриональное развитие цыплят, получил представления об элементарных зародышевых единицах – зародышевых листках. Затем К.М. Бэр описал яйцо в яичнике человека и млекопитающих и расширил понятие о зародышевых листках.
Зародыши позвоночных оказались сходными. Их развитие идет так: сначала оформляются свойства типа, потом отряда и далее до индивидуальных свойств. Но клеточный состав зародыша неясен, что с ним происходит, едва он появляется, – неясно... Есть над чем думать.
Но сначала Ковалевский, будучи человеком серьезным, вернулся в Петербург: сдал экзамены и защитил диссертацию «Анатомия морского таракана, Idothea entomon, и перечень ракообразных, которые встречаются в водах С.-Петербургской губернии». Давал частные уроки – очень хотел поехать к теплым морям: там так много живности, ее так интересно исследовать!
25 ноября 1863 года Ковалевский утвержден в степени кандидата естественных наук.
А уже в начале 1864 года Ковалевский смог осуществить свою мечту – он в Италии!
Начало сравнительной эмбриологии
Поработав в Палермо, Ковалевский в сентябре 1864 года обосновался в Неаполе. Вместе с Ножиным изучали эмбриональное развития морских животных, но по-разному. Ножина целиком занимала создаваемая им социологическая теория, он полагал, что общество можно устроить гармонично, по законам, которые следуют из законов общебиологических. Ковалевского более интересовал ланцетник Amphioxus lanciolatus – низшее позвоночное существо. В комнате Ковалевского в банках по нескольку дней жили личинки ланцетника, готовые метать икру, готовые вот-вот раскрыть тайну зарождения жизни!
Другой предмет страсти – простые асцидии. Их относили то к моллюскам, то к червям, а о близости к позвоночным и не думали. Оказалось, эмбриональное развитие асцидии протекает сходно с эмбриональным развитием ланцетника: деление яйца на клетки, образование бластулы, возникновение двуслойного зародыша... Значит, есть нечто общее среди живого...
И все это необходимо тщательно зарисовать, чтобы понятно было любому. Чтобы не ломал человек голову, а видел – вот факт! Это – метод. Теперь отрасль науки так и называется: сравнительная эволюционная эмбриология, а Ковалевский – отец ее. Ученый возвращается в Петербург – в научном мире фиксировать факт магистерской диссертацией.
25 октября 1866 года Ковалевский утверждается в должности доцента Санкт-Петербургского университета, а вслед за тем, представив в 1867 году труды по развитию асцидий, голотурий, гребневиков и ланцетников, делит с Ильей Мечниковым Бэровскую премию. Потом – защищает докторскую диссертацию. Потом – женится на Татьяне Кирилловне Семеновой.
Бэровская премия – возможность вновь поехать в Неаполь. Туда и отправилась молодая семья. Жили в бедном районе Санта-Лючия, но работы было вволю!
Ковалевские побывали в Париже, осень и зиму 1867/68 года провели в Триесте, ездили в Базель, потом в Неаполь и Мессину. Неудачи с материалом для исследования оставили не совсем приятный осадок, но зато Ковалевский открыл еще один факт – путешествовать надо только семьей.
Осетровые и насекомые
Осенью 1868 года надо было фиксировать новый факт: Ковалевский – профессор Казанского университета. Объект исследования – осетровые, а еще – насекомые. Была поездка на Каспий: дельта Волги, Порт-Петровск (ныне – Махачкала), Баку. Все хорошо, но нет теплого моря.
В Казани в 1868 году Ковалевский организовал Общество естествоиспытателей и заканчивал начатые прежде работы, в частности ставшую классической монографию «Эмбриологические исследования червей и членистоногих».
|
|
«К истории развития брахиопод». Рисунок А.О. Ковалевского из книги «Наблюдения за развитием Coelenterata». Москва. 1873 |
Не выводы, а факт – основа естествознания. Его нельзя придумать, но можно добыть и проверить. Факт не может быть истиной, но он не домысел, а неделимая, обязательная составляющая фундамента науки. Источник факта – ничто. Ведь надо не просто зафиксировать, нужно увидеть. Увидев, объяснить, хотя бы вкратце.
Работы Ковалевского производят впечатление на авторитетов в ученом мире. В изданной в 1871 годе работе «Происхождение человека и половой отбор» Чарлз Дарвин, ссылаясь на исследования Ковалевского, написал: «...мы получили, наконец, ключ к источнику, из которого произошли позвоночные. Мы теперь имеем право думать, что в чрезвычайно отдаленный период времени существовала группа животных, сходных во многих отношениях с личинками теперешних асцидий, и что эта группа разделилась на две большие ветви, из которых одна регрессировала в развитии и образовала теперешний класс асцидий, другая же поднялась до венца и вершины животного царства, дав начало позвоночным».
В августе 1869 года Ковалевскому предлагают место профессора в Киевском университете, он его принимает. В этом же году Карл Бэр свою премию делит на троих: А.Б. Бетхеру, И.И. Мечникову и А.О. Ковалевскому.
В январе 1870 года от Киевского общества естествоиспытателей Ковалевский добивается финансирования экспедиции на Красное море и Синайский полуостров. Идея интригующая: в 1869 году прорыт Суэцкий канал – как поведет себя флора и фауна соединившихся таким образом морей?
Наука и люди в науке
Удивительный для Ковалевского 1870 год. Он – молодой, знаменитый в определенных кругах профессор, в начале года Татьяна Кирилловна дарит ему дочь Веру, всей семьей они отправляются к теплым морям, и вдобавок у них есть деньги!
Сначала – в Неаполь! Теперь Ковалевские поселяются на склоне холма Позилиппо на вилле Амато. На холме – дачи, утопающие в зелени, чудесный вид на море! Семья профессора занимает целый этаж, девять комнат, есть слуги! Остальное без изменений: работа, работа – ланцетник, асцидии… Нужно многое уточнить, да кое-какие мысли еще появились.
А потом – южная оконечностъ Синайского полуострова, деревушка Тор. Вместо виллы – палатка. Нянька Веры, добродушный араб, купает ее в большой раковине тридакны – самого большого моллюска на Земле.
Море слишком жаркое. Результаты есть – сенсаций нет.
А 1871 год идет в Киеве своим чередом. Ковалевский преподает, работает в лаборатории, в числе активных членов Общества естествоиспытателей, но добрыми словами Киевский университет не вспоминал. Киев – красивый город, здесь у Ковалевского родился сын Владимир, а через год, в 1873-м – вторая дочь, Лидия. Но в университете – интриги, распри. Ему хочется работать, а кругом идут разговоры о вакансиях, кафедрах, деньгах, какие-то родственные связи, протекции...
Наука – одно, люди в науке – другое
Попечением Общества естествоиспытателей удалось уехать в Алжир – изучать плеченогих. Они имели вид двустворчатых раковин, считались моллюсками. Тщательно изучил эмбриональное развитие, разобрался: плеченогие – не моллюски! По возвращении – отчаянный крик о помощи, письмо Мечникову в Одессу: «И хотел бы ехать к вам, чтобы слезно молить избавить меня от киевского ада. Здесь мне теперь хуже, чем в прошлом году: все относятся больше чем враждебно».
Это отношение к Ковалевскому – прозорливость посредственности, отторгающей незаурядное в интересах самосохранения. Ведь Ковалевский уже к 33 годам своим сделал то, что оставило его имя в науке навсегда. Да, в рисунках, сопровождающих его работы, нет громких обобщений. Это Эрнст Геккель сформулировал теорию гастреи, Ковалевский не стал. Это Чарлз Дарвин включил бесспорный факт, добытый Ковалевским, в свою теорию. А Ковалевский – упрямая добросовестность, видящая за результатами новое поле деятельности, а не всеобщую теорию. Теорию можно видоизменить, факт – никогда.
Как воздух нужна была другая среда. В Одессе, в Новороссийском университете, И.И. Мечников, И.М. Сеченов – они хлопочут. И наконец в ноябре 1873 года осуществляется перевод Ковалевского в самый южный и самый молодой в России университет.
Рай на Молдаванке
Здесь стал работать профессором зоологии, принял участие в работе Новороссийского общества естествоиспытателей. Читал лекции. Едва осмотрелся – опять стал ездить. (В целом 12 лет из 61 года жизни провел Ковалевский в путешествиях.) И в 1874 году поехал в Ниццу, рядом нашел замечательное место – городок Виллафранку. Вот бы где устроить зоологическую станцию!
В 1876 году Ковалевский купил дом на Молдаванке. Далеко от университета, но по сходной цене, и какой сад: миндаль, яблони, абрикосы, черешни, груши, виноград, вишня!
Жизнь наконец устоялась. Даже завел собственный выезд – лошадь с повозкой. Утром дети уезжали в гимназию, Ковалевский – в университет. К трем-четырем часам возвращались, обедали. Все хозяйство лежало на плечах Татьяны Кирилловны. После обеда – отдых, ну, а потом каждый занимался своим делом. Ковалевский – наукой и работал в саду.
К этому раю на Молдаванке необходимы гости, и они, разумеется, были!
Живала племянница Софья (дочь брата, палеонтолога-эволюциониста В.О. Ковалевского). Регулярно наведывался Мечников, приходил Иван Михайлович Сеченов, рассказывал о Москве. Приходил физик Н.И. Умов с женой – отчаянной спорщицей; химик П.Г. Меликов (Меликишвили), доктор Я.Ю. Бардах. Потом, переехав из Казани, стал появляться зоолог-эмбриолог В.В. Заленский. Гости беседовали, пили чай, гуляли по чудесному саду и, к чрезвычайному удовольствию Ковалевского, хвалили его как садовника.
Но для полного счастья Ковалевскому необходимы были поездки, и они были. В первую очередь – Ницца и Виллафранка с обилием в их водах зимнего планктона. Разумеется, с семьей. В 1878–1879 годах маршрут, например, был такой: Одесса – Вена – Генуя – Ницца – Виллафранка – Маарсель – Париж – Швейцария – Одесса.
1 марта 1881 года в Петербурге был убит государь Александр Николаевич. 3 апреля организаторы покушения повешены. Под особый надзор взяты университеты, в том числе и Новороссийский. Мечников продержался год и переехал к Луи Пастеру в Париж, Ковалевский продержался два года и уже собирался переходить в Марсельский университет, на вновь открываемый медицинский факультет, но – денег на факультет не нашлось.
Утешение в труде. А еще – путешествия, лекции, друзья и, конечно, научные занятия. Завершен цикл исследований кишечнополостных: медузы, сцифомедузы, гидроидные полипы. Потом – еще о коралловых полипах, теперь уже вместе с марсельским другом Марионом. А еще – о развитии боконервных и лопатоногих моллюсков, и, само собой, асцидии и ланцетник. Работа, работа – она и есть спасение и результат.
Еще есть Севастопольская биологическая станция, и ученая дама С.А. Переяславцева заведует ею, хорошо понимая, что станция – это прежде всего изучение мира Севастопольской бухты. Биологические станции – это идеальный способ исследования биологии моря, и уже в Неаполе Антон Дорн организует зоостанцию. А киевлянин Алексей Алексеевич Коротнёв будто услышал мысли Ковалевского и скорее в Виллафранку – начинать Русскую биологическую станцию.
А вот и триумф! 25 лет прошло с тех пор, как Александр Ковалевский стал кандидатом естественных наук. Нет-нет, никаких итогов и торжеств, но… На заседании Общества естествоиспытателей в актовом зале университета зачитывались телеграммы, гремели рукоплескания – растерянный Ковалевский не выдержал, убежал, сел было на извозчика, но студенты выпрягли лошадь, впряглись сами и повезли профессора домой, на Молдаванку! Такое уважение мало кому оказывается, ожидать его не приходится: Ковалевский умилен, возбужден и три дня не может спать.
Станционный смотритель
Сравнительной эмбриологии оказалось мало. Еще с первой работы о морском таракане определился интерес к движению вещества. Тогда это была кровеносная система, а в 1880-х годах Ковалевский заинтересовался процессами экскреции (выделений) беспозвоночных. Вводил подопытным животным вместе с пищей красящие вещества, например кашениль или соли серебра, наблюдал и делал выводы.
Но, конечно, не удержался, зимой 1889/90 года уехал в Неаполь, на морскую биологическую станцию к коллеге Дорну. И на своей Севастопольской станции много работы, с 1889 года он ее директор, хотя и неоплачиваемый, однако же научное руководство на нем.
А уже идет 50-й год жизни, и вот – еще веха. 13 марта 1890 года он становится членом-корреспондентом Российской академии наук и переезжает в Петербург. Семья Ковалевских расположилась в академическом доме на 7-й линии Васильевского острова, начались научные занятия. Но три года до выслуги пенсии Ковалевский работает еще и профессором гистологии Петербургского университета.
И вновь путешествия. В 1892 году ездил на Роскофф, на атлантическое побережье Франции – изучать опыт тамошней зоологической станции; в 1893-м на Кавказ и в Крым – исследовать выделительные органы скорпионов, тарантулов и фаланг; в 1894-м – в Виллафранку, оттуда на Лейденский зоологический конгресс и опять во Францию, теперь на зоологическую станцию в Вимерё.
Наконец, 1894 год. Ковалевский стал получать пенсию, оставил Петербургский университет, снял для лаборатории помещение на 5-й линии Васильевского острова и сосредоточился на исследованиях. Теперь и вздохнуть можно легче, и постараться осуществить то, что давно задумано, – сделать Севастопольскую зоологическую станцию не хуже европейских. Уже она переведена в ведение академии (в 1892 году), и с 1896 года строится новое здание.
Итого: в Севастополе – зоологическая станция, в Петербурге – лаборатория. Сравнительная эмбриология уходит в Петербурге на задний план, а основное внимание теперь – выделительные органы беспозвоночных. О них и публикации – о моллюсках головоногих и брюхоногих, раках высших и низших, палкообразных, многоножках, кольчатых червях и насекомых. И еще – удивительные пиявки. Тут дело – в откровенности жизнедеятельности, в характере, если, конечно, позволительно говорить о характере пиявок.
Академик Ковалевский вынужден уделять серьезное внимание и человеческим характерам. В академии две партии – немецкая и русская, хотя эта принадлежность вспоминается в основном при выборах новых членов академии: русская партия благоволит к русским претендентам, немецкая – к немецким. Приходится участвовать и бороться за русское влияние.
А его самого постоянно выбирают своим членом достойные учреждения. Начали в 1895 году Французское биологическое общество и Мюнхенская академия наук. Потом Американская академия наук и искусств, потом – парижская, римская, венская, датская, брюссельская, ирландская. Разумеется, Россия впереди: Ковалевский – почетный член едва не всех университетов и, конечно, всех обществ естествоиспытателей.
Кончается XIX век, начинается XX. Академик Ковалевский – положительный человек, прекрасный организатор науки, исследователь, фактами подтвердивший эволюционную теорию, повторение его опытов обречено на повторение им полученных результатов. Опубликовано 84 исследования, каждое из разряда тех, что именуются фундаментальными.
Увы, человеком XX века Ковалевский не стал. Летом 1901 года он отправился на Принцевы острова, оттуда – в Севастополь, из Севастополя – на Черноморское побережье Кавказа и только в сентябре вернулся в Петербург.
«Он был совершенно здоров, полон планов по поводу предполагавшейся поездки на Яву, и ничто не предвещало мозгового кровоизлияния, случившегося 6 ноября 1901 года. В это утро он хорошо себя чувствовал и поехал в Министерство народного просвещения по делам Севастопольской станции. В кабинете министра он почувствовал головокружение, очень быстро потерял сознание, едва успев сказать «домой», и 9 ноября, не приходя в сознание, скончался». Так записала это событие дочь Вера Александровна.
Так, едва переступив порог века, завершил свои дни Александр Онуфриевич Ковалевский.
комментарии(0)