Летающие повозки Екатерины II

Воздушный шар маркиза Франсуа Лорана д’Арланда. 21 ноября 1783 года на нем совершен первый в истории полет воздухоплавателей – маркиза Франсуа Лорана д’Арланда и физика Пилатра де Розье

Донесения посланника

В ноябре 1783 года Екатерина дала распоряжение официальному посланнику России во Франции князю Ивану Сергеевичу Барятинскому информировать ее об опытах с воздушными шарами. 30 ноября (19 ноября по старому стилю) Барятинский отправил Екатерине II свое первое донесение:

«Всепресветлейшая, Державнейшая Императрица и Самодержица Всероссийская!

Вашему Императорскому Величеству уже небезызвестно, что здесь изобретено в недавнем времени одним французом, уроженцем Губернии Лангедок, Провинции Виваре, города Анноней по имени Монгольфье поднятие на воздух великой тягости посредством дыма...»

Барятинский подробно описал наиболее значительные запуски шаров: 27 августа на Марсовом поле, 19 сентября в Версале. Он особенно отметил первый в истории полет воздухоплавателей – маркиза Франсуа Лорана д’Арланда и физика Пилатра де Розье. Полет состоялся 21 ноября в саду королевского замка Ла‑Мюэтт: «…под оным шатром подвязана была деревянная Галерея, на которой утвержден был железный решетчатый таган с огнем; положено было несколько снопов соломы для содержания оного огня».

К донесению Барятинский приложил выпуски «Журналь де Пари» от 22 ноября, где подробно освещался запуск шара в Ла-Мюэтт, и от 29 ноября, в котором было напечатано письмо-отчет летавшего на шаре в Ла-Мюэтт маркиза Франсуа д’Арланда.

Своего мнения о шарах Барятинский не высказывал. Но он уведомил императрицу, что профессор физики Жак Шарль планирует запустить шар в саду Тюильри и затем представить отчет французской Академии наук, копию которого князь обещал при первом удобном случае передать императрице.

Буквально через несколько дней, 4 декабря, Барятинский отправил Екатерине II еще одно послание. Он очень подробно описал и бесконтрольный, поставивший на ноги полицию восторг публики, наблюдавшей полет Жака Шарля и инженера Николя-Луи Робера в саду Тюильри, и то, что после полета Шарль, Робер и Монгольфье были приглашены во французскую Академию наук и были там приняты сообществом ученых с большими почестями.

Заметим, что физик Жак Шарль предложил идею наполнять воздушный шар водородом, а братья Энн‑Жан Робер и Николя-Луи Робер изобрели методику создания легкой, герметичной оболочки для наполнения водородом.

К своему посланию Барятинский приложил отчет Шарля о полете, два номера «Журналь де Пари», в которых описывался этот полет, и четыре акварельных рисунка наиболее значительных совершенных к тому времени полетов французских воздушных шаров.

Еще через несколько дней, 11 декабря 1783 года, Барятинский отправил Екатерине еще одно донесение. Русский посланник сообщал, что образованные французы и ученые Франции надеются, что вскоре можно будет управлять воздушными шарами, «как судами на воде». Тогда «многие вещи в свете возьмут совсем другой оборот», а «военные силы и движения не могут быть скрыты от верного исчисления и примечания, и не будет никакой крепости, которой бы не можно было овладеть чрез угрозы с воздушных машин метанием огненных материй, каковых потушить невозможно».

До конца сентября 1784 года Барятинский регулярно отправлял Екатерине II сообщения о запусках шаров. В них он суммировал мнения экспертов, в деталях описывал неудачи, сложности и курьезы каждого запуска.

В конце 1784 года Барятинский оставил пост посланника в Париже. Заступивший ему на смену Иван Матвеевич Симолин о полетах воздушных шаров Екатерине не докладывал, но к этому времени русская императрица свое мнение о воздушных шарах уже составила.

Императрица и Гримм

Об отношении Екатерины II к воздушным шарам можно судить по ее переписке с немецким дипломатом и публицистом Фридрихом Мельхиором Гриммом.

Воздушный шар маркиза Франсуа Лорана д’Арланда летит над Парижем, 21 ноября 1783 года

Впервые императрица высказывается о воздушных шарах в письме Гримму, датированном ею 19 декабря 1783 года (далее все даты приводятся в соответствии с указанными в оригинальных документах): «Вы когда-нибудь читали индийские басни Бидпая и Локмана?»

Екатерина начинает параграф о воздушных шарах с упоминания басен Бидпая и Локмана, воспевающих практические, приносящие незамедлительную пользу умения, а не отвлеченные науки, и переходит к воздушным шарам: «Но, в связи с этим, вам мои поздравления по поводу летающих повозок, которые летают вокруг ваших голов, когда они будут усовершенствованы, будет очень приятно совершить путешествие отсюда до Парижа в три дня. Я буду держать, на всякий случай, отапливаемые апартаменты для вас наготове; я говорю отапливаемые, поскольку за три дня термометр поднимется с 18 и 27 градусов».

Екатерина поздравляет Гримма с изобретением шаров и указывает на возможную в будущем приятную для нее пользу от них – летать из Санкт-Петербурга до Парижа за три дня. Однако в заключительной фразе императрицы можно усмотреть тонкую иронию, с которой она противопоставляет свою вполне земную полезную заботу (за три дня нагреет апартаменты Гримма) эфемерности прибытия Гримма в Санкт-Петербург на воздушном шаре.

В конце письма Екатерина еще раз иронично отзывается о пользе воздушных шаров: «Ваш аэростатический воздушный шар оказал услугу государству: кажется, он позволил забыть просчеты в финансах».

Следующее письмо, касающееся воздушных шаров, Екатерина II написала в канун Рождества 1783 года. Императрица благодарит Гримма «за красивые гравюры аэростатического глобуса» и восклицает: «О небо! Дайте им перья поскорее, чтобы ни один эксперт не сломал себе шею, упав сверху». А затем Екатерина продолжает понравившуюся ей эпистолярную игру с образом прилетающего на воздушном шаре Гримма: «Независимо от того, прибываете ли вы по суше, по морю или по воздуху, вам всегда будут очень рады».

Но все же Екатерина сочла необходимым ясно дать понять Гримму, что отношение к воздушным шарам в России другое, чем во Франции.

Вероятнее всего, она сама сочинила историю о секретаре, который якобы нашел оставленное на столе письмо Гримма генералу А.Д. Ланскому, фавориту императрицы, и принялся писать за Ланского ответ. Конечно же, секретарь был уличен, но так как ответ был хорошо составлен, было решено его отправить. Так Екатерина объяснила причину, по которой к ее письму было приложено другое, тоже написанное рукой Екатерины и лишь подписанное Ланским.

Но в нем как бы было отражено уже не мнение Екатерины, а мнение секретаря, которое к тому же совпадало с мнением Ланского: «…мы, по правде говоря, занимаемся здесь воздушными путешествиями немного меньше, чем в Париже; однако все, что говорится в вашем письме, получено с таким интересом, какое такое любопытное открытие не может не произвести; изображения этих воздушных шаров, которые вы прислали Ее Светлости, прекрасно прибыли, и вы получите благодарность за них от курьера, отправившегося к вам к Рождеству. Во-вторых. Князь Барятинский уже прислал сюда два журнала, которые вы мне прислали; ими воспользовался только я, потому что мне велели держать их при себе…»

Екатерина демонстрирует Гримму, что в России не так восторженно относятся к полетам шаров и что она не поощряет распространение французских журналов, где описываются запуски шаров, а всю необходимую ей информацию о воздухоплавании получает от посла во Франции Барятинского.

Больше Гримм Екатерине о шарах не писал.

«Глупость поддерживать эти сферы…»

Воздушный шар, запущенный в Лионе, Франция 19 января 1784 года. На шаре летели семь человек.  Иллюстрации из книги: Marion F. Wonderful Balloon Ascents: A History of Balloons  and Balloon Voyages.N. – Y.: Charles Scribner & Co, 1870

На следующий день, 5 апреля, Екатерина радостно сообщила Гримму о своих достижениях в создании школ в Санкт-Петербурге и в конце добавила: «…на самом деле мы делаем хорошие вещи, и мы продвигаемся быстро, но не в воздухе (потому что, из-за страха перед огнем, я запретила все аэростатические шары)».

8 мая 1784 года, по-видимому, уже в ответ на вопрос Гримма Екатерина пишет: «Представьте себе, чтобы я имела глупость поддерживать эти сферы, воздушные шары и т.п., боясь, что мы увеличим огнеопасные ситуации в стране, где есть много домов из дерева и крыш из соломы, сказать по правде, я не поддалась такому желанию ни на минуту; меня не волнует также и шарлатан, который лечит парами». Под шарлатаном имеется в виду необыкновенно популярный в то время в Европе, и во Франции особенно, Антон Месмер.

Из писем Екатерины Гримму понятно, что она некоторое время интересовалась воздушными шарами, но, не увидев в шарах никакой практической пользы, но лишь уже проявившую себя после ее именин опасность пожаров, издала вполне разумный указ.

Отметим, что Екатерина отнюдь не была единственным монархом, запретившим спонтанное «пускание» воздушных шаров. Весной 1784 года указ, запрещающий запуск шаров, был издан Фредериком II в Пруссии. В Италии, вначале в Милане, затем в Генуе и Риме, при запуске шара стали требовать специальное разрешение властей. Запреты на запуск шаров были введены в некоторых городах Бельгии, в Австрийских Нидерландах, в немецком имперском княжестве Гессен-Кассель.

И даже во Франции в начале мая 1783 года был введен запрет на запуски шаров без специального разрешения правительства. Хотя во Франции до лета 1785 года научная элита гораздо больше, чем в других европейских странах, поддерживала эксперименты с воздушными шарами.

Не дело академиков

Заметим, что научному интересу к воздушным шарам в России Екатерина II не препятствовала.

С математической точки зрения полеты воздушных шаров привлекли внимание вернувшегося в 1766 году по настоятельному приглашению Екатерины II в Санкт-Петербург из Берлина знаменитого математика Леонарда Эйлера. В день своей смерти 7 сентября 1783 года прямо на сланцевой доске, на которой он обычно вел черновые расчеты, Эйлер рассчитал «высоту подъема аэростатической машины». То есть Эйлер предложил решение вопроса, который тогда интересовал многих европейских ученых.

А 10 мая 1784 года Екатерина Дашкова (в то время директор Императорской академии наук (ИАН)) прислала на заседание ИАН доклад Парижской академии наук об аэростатической машине, изобретенной братьями Монгольфье. Заседание было весьма представительным. Присутствовали академики: картограф и искусствовед Яков Яковлевич Штелин, математик Семен Кириллович Котельников, астроном и математик Степан Яковлевич Румовский, натуралист и путешественник Петр Симон Паллас, профессор медицины Алексей Протасьевич Протасов, ученый-энциклопедист и естествоиспытатель Иван Иванович Лепехин, математик и физик Вольфганг Юрьевич Крафт, астроном и математик Андрей Иванович Лексель, минералог Иван Яковлевич Фербер.

Однако поддержки в проведении экспериментов с воздушными шарами со стороны присутствовавших на заседании ученых не последовало. Запуски первых шаров требовали особых знаний и умений: знакомства со свойствами водорода, навыков создания легкой и непроницаемой оболочки шара, отработки механизма наполнения шара водородом и запуска его – все эти не проработанные российской наукой вопросы были скорее техническими и находились за пределами интересов академических ученых.

К тому же было понятно, что шар, способный поднять в воздух какой-либо груз, должен быть очень большого размера, а поскольку наполненный водородом шар неуправляем, то он тем более огнеопасен и бесполезен. Напомним, что среди ученых академии царил авторитет практической пользы наук. Следовательно, заниматься шарами, тратить на их изготовление большие деньги просто не имело смысла.

В итоге с практической точки зрения Екатерина II и русские ученые оказались правы. Летом 1785 года повторная попытка пересечь на воздушном шаре Ла-Манш закончилась первой в истории воздушной катастрофой – гибелью двух французских воздухоплавателей! Стало очевидно, что полет на шаре не может быть управляемым и безопасным, и внимание к воздушным шарам во Франции и всей Европе быстро угасло.

Дальнейшие политические события предреволюционной Франции и сама Великая французская революция отодвинули новый всплеск интереса к воздухоплаванию до начала XIX века.