Волга на «молекулярном уровне»

Старинная икона, превращенная в светящийся черно-белый алтарь, – это и посвящение Андрею Сахарову, и утверждение силою искусства его «символа веры». Графика автора

Выставка, открывшаяся в Нижегородском государственном художественном музее, называется «Молекулы Волги». Автор работ, представленных на выставке, нижегородский художник, мастер авторских книг (его авторские книги – настоящий шедевр типографики), дизайнер, поэт и при этом серьезный историк науки Евгений Стрелков. В силу всех этих обстоятельств эта выставка не просто культурное, но и научное событие. Ведь она вводит в оборот малоизвестные документы, забытые публикации и редкие артефакты (причем многие из них собрал сам Стрелков в его экспедициях по Волге – от верховий до дельты). Однако Евгений Стрелков этим не ограничивается: фактически он очень близко к созданию нового жанра научной популяризации. Я бы назвал его «романтический научпоп». Ведь автор нижеследующего текста не только придумывает и реализует стандартную структуру экспозиции. В эту структуру совершенно «бесшовно» помещаются дизайнерские находки Стрелкова и даже его поэтические эксперименты (с некоторыми из них читатель может ознакомиться в приводимом тексте).

Андрей Ваганов, ответственный редактор приложения «НГ-наука»

Если второе слово в названии выставки дорого мне именем любимой реки, то первое, пожалуй, дороже второго – «молекула», слово из словаря науки, подчеркивает мой давний интерес к научным «штудиям» и «фигурам разума» – натуралистам и «испытателям природы», скрупулезным исследователям вроде Павлова и Лобачевского или «ученым поэтам» вроде Хлебникова и Хомякова». И не только…

Волга приключений

Выставка начинается с дневниковых записей о Нижегородской ярмарке… Льюиса Кэрролла. Математик и богослов, автор прославленной «Алисы в Стране чудес», Кэрролл в августе 1867 года оказался в России. И он непременно захотел увидеть знаменитую на весь мир ярмарку.

«Ярмарка – чудесное место, – пишет Кэрролл. – Помимо отдельных помещений, отведенных персам, китайцам и другим, мы то и дело встречали каких-то странных личностей с болезненным цветом лица и в самых невероятных одеждах». Наверняка ярмарочные впечатления отразились в чертах странных персонажей его следующей, написанной уже после возвращения из России книги «Алиса в Зазеркалье». Как отразились в этой книге и его дорожные приключения: «...В одном месте нам пришлось выйти и переправляться через реку по временному пешеходному мосту, ибо железнодорожный мост здесь смыло наводнением». Видимо, не случайно во второй «Алисе» появляется летающий поезд!

А приключения – обычное дело для волжских путешественников. Екатерининский академик Самуил Готлиб Георг Гмелин, открывший для всех нас низовья Волги и север Каспия, подробно описавший и зарисовавший их берега, а также обитателей этих берегов – от птиц и мышей до живущих тут народов, отмечал в 1774 году: «Несчастные приключения, коих на воде все время ожидать можно, сильно на нас устремилися. С запада столь сильная поднялась буря, что волны чрез наше судно ходили, и гребцы, будучи люди в сем деле не искусные совсем не знали, как продолжить путь свой. При самой крайней нужде, в которой мы находились, может быть, к нашему щастию, попали мы на мель, с которой лишены будучи всей помощи не прежде полуночи сойти могли, но спокойствие наше не долго продолжалось. Ибо погодою нас носило то на одну, то на другую сторону Волги…»

Гмелин тем не менее благополучно добрался до устья Волги. И в Астрахани, ожидая снаряжения корабля, занялся на досуге измерением уровня в реке, четыре месяца подряд записывая его значение в специальную таблицу. Эту таблицу, после опубликованную в его «Путешествиях по России с целью исследования трех царств природы», я озвучил с помощью написанной Алексеем Циберевым программы, превратив столбики цифр в перепады звука.

В книгах конца XVIII века можно отыскать много чего еще не менее интересного, как, например, «Журнал состояний одного безумного» – по сути, первая в истории попытка связать состояние пациента, обладающего неуравновешенной психикой с состоянием погоды. Из этого журнала, опубликованного по-русски в самом конце 1789 года, я сделал то ли букварь, то ли ребус, дополнив его научной и околонаучной графикой того времени, позволив себе и некоторые анахронизмы – например, включив туда рисунки Марселя Дюшана и Франсиса Пикабиа.

Цифровые коллажи генетики

Научная графика вообще очень привлекательный для художника образный язык. Все эти формулы, диаграммы, эпюры, спектры, графы, да и просто зарисовки, сделанные рукой ученого, могут стать поводом и основой для цифровых коллажей. Именно так я поступил с графическим наследием Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского, первого отечественного радиационного генетика, человека драматической судьбы и огромных научных достижений. Ученик Николая Кольцова, один из самых ярких студентов Сергея Четверикова Тимофеев-Ресовский был командирован в Берлин как видный, несмотря на молодой возраст, специалист в области экспериментальной генетики.

Подписанное наркомом Семашко назначение поднимало научный престиж молодой Советской страны, и Николай Владимирович оправдывает ожидания. Вместе с женой Еленой Александровной он исследует наследственность мутаций мух дрозофил, вызывая эти мутации жестким рентгеновским излучением. Он пишет совместные статьи с будущим нобелевским лауреатом Максом Дельбрюком, общается с Нильсом Бором, устраивает научные семинары в разных точках Европы, думает, формулирует – и становится одним из самых авторитетных радиационных генетиков мира. Но в жизнь вмешивается политика.

На родине – разгром генетики, власти требуют ученого в Москву. Кольцов не советует возвращаться. Еще не арестованный к тому моменту Вавилов в переданной с оказией записке предупреждает, что на родине ждет тюрьма, а может, что и похуже. Тимофев-Ресовский остается в Германии, где вскоре к власти приходят нацисты, а затем начинается война…

Сын Дмитрий – в антифашистском подполье и вскорости – в застенках гестапо, где погибает в 1945 году. В Берлин входят советские войска. Тимофеев-Ресовский передает новой власти свою лабораторию и остается ее руководителем еще несколько месяцев, пока НКВД не высылает его в Москву, где – скорый суд и отправка в лагерь за «измену родине». В лагере он почти слепнет и близок к смерти от дистрофии. Но дрозофилы, словно добрые феи, кружась вокруг головы умирающего под Карагандой ученого, спасают его жизнь и его труд.

Мир вступает в эпоху атомных бомб. Уже уничтожены Хиросима и Нагасаки, чудовищная сила ядерного распада становится средством политического шантажа. Вероятность ядерной войны велика, но военные все еще слабо понимают степень влияния радиации на живые организмы. В рамках советского атомного проекта Тимофеева-Ресовского привлекают к исследованиям на секретном объекте под Челябинском, а затем к научной работе в Свердловске, где он с 1955 по 1964 год возглавляет отдел биофизики в академическом Институте биологии.

И в моей книге художника «Икс-фактор» «скрещиваются» столбчатые диаграммы и узоры крылышек мутировавших дрозофил, добавляя к ним рентгенограммы, а также графику из рукописных книг заволжских раскольников. Две графические системы – рационально-предметная и мистически-образная – как два разъема, входят друг в друга, запуская в цепи электрический ток воображения и памяти, восхищения и скорби, ужаса и надежды.

«Мир через полвека» по Сахарову

С темой Тимофеева-Ресовского соседствует на выставке и тема академика Сахарова, моего героя на протяжении вот уже многих лет. В новой арт-книге «Синтез» я цитирую статью «Мир через полвека», написанную Андреем Дмитриевичем весной 1974 года для американского журнала Saturday Review. Отрывки из статьи обрамлены фрагментами иконных прорисей XVII и XVIII столетий, а также иллюстрациями из научных статей Сахарова.

Через год исполнятся эти обещанные «полвека», и мы можем сравнить прогнозы великого физика с наступившей реальностью. Где-то он был прозорлив. Так, он предсказал орбитальную астрономию и открытие с ее помощью экзопланет: «Я предполагаю, что мощные телескопы, установленные на космических научных лабораториях или на Луне, дадут возможность увидеть планеты, обращающиеся вокруг ближайших звезд. Исследования в области теории элементарных частиц и в области космологии могут привести к формированию совершенно новых представлений о структуре пространства и времени».

Удивительно точно Сахаров предсказал появление Всемирной паутины (у него она названа всемирной информационной системой) и «вычислительное моделирование многих сложных процессов».

Некоторые его прогнозы не подтвердились – гораздо большие надежды были тогда на освоение космоса и на атомный транспорт. Первая часть статьи академика касается социальных моментов – и тут его размышления ничуть не устарели, а высказанные им опасения, увы, по-прежнему актуальны: «При современном состоянии мира, когда имеется огромный и имеющий тенденцию увеличиваться разрыв в экономическом развитии различных стран, когда налицо разделение мира на противостоящие друг другу группы государств, – все опасности, угрожающие человечеству, в колоссальной степени увеличиваются».

Сахаров предостерегает: «Самое главное неизвестное в наших прогнозах – это возможность гибели цивилизации и самого человечества в огне большой термоядерной войны. До тех пор пока существуют термоядерно-ракетное оружие и враждующие, полные недоверия государства и группы государств, эта страшная опасность является самой жестокой реальностью современности». И добавляет: «Но, избегнув большой войны, человечество все же может погибнуть, истощив свои силы в «малых» войнах, в межнациональных и межгосударственных конфликтах, от соперничества и отсутствия согласованности в экономической сфере, в охране среды, в регулировании прироста населения, от политического авантюризма».

Сахаров остается оптимистом: «Я убежден, что сверхзадачей человеческих институтов… является не только уберечь всех родившихся людей от излишних страданий и преждевременной смерти, но и сохранить в человечестве все человеческое – радость непосредственного труда умными руками и умной головой, радость взаимопомощи и доброго общения с людьми и природой, радость познания и искусства».

Заключительный аккорд выставки «Молекулы Волги» – инсталляция «Каркас креста»: просвеченный рентгеном «список» иконы «Возведение на крест» из коллекции Нижегородского художественного музея. Рентген тут не случаен, ведь именно рентгеновский свет от атомного взрыва должен был, согласно гениальной «третьей идее» Сахарова, сжать ядра дейтерия и трития и «зажечь» термояд – до того, как придет все разрушающая ударная волна.

Старинная икона, превращенная в светящийся черно-белый алтарь, – это и посвящение Сахарову, и утверждение силою искусства его «символа веры»: «Я верю, что человечество найдет разумное решение сложной задачи осуществления грандиозного, необходимого и неизбежного прогресса с сохранением человеческого в человеке и природного в природе». n

В 1867 году Льюис Кэрролл посетил Россию и проехался по железной дороге из Москвы в Нижний Новгород. Впечатления от этой поездки 6–7 августа остались в его дневнике. Иллюстрация из книги Евгения Стрелкова. «Московский пассажир Льюис Кэрролл» / Нижний Новгород. Студия «Дирижабль», 2021. Тираж – 12 экземпляров

Полусферами телескопов,

чьи растяжки не толще

струны,

покачав – и при том не раскокав

хрупкий шар перезревшей Луны,

исполняли по нотам сюиту

исполинам полуночных гор.

В этих гнездах, из проволок

свитых

горним горнам навстречу

раскрытых –

звездных сфер пифагоровых хор.

Семипалатинск

Над запрокинутой головой

в ослепительной вышине

вышитого белой каймой

казахстанского неба –

пот невидимого экипажа.

Взлет. Гул форсажа.

В пыльном коконе фюзеляжа

«нечто» – не сказать:

«ничто».

Дьявольская поклажа.

Отсчет. Дрожь крыл.

Крест прицела уже накрыл

метку на полигоне.

Воздушный поток

через краткую долю времени

засвистит в хвостовом

оперении,

встряхнет небо, как

простыню

ветер в момент порыва.

От взрыва вздуются пузыри

земли

взобьют землю и небо в густую

пену.

Постепенно

все успокоится.

Но круг в эпицентре – будто

з гладкого мела

останется на века

отражать, словно крылья

ангелов, белые

перистые облака.

Двойная Луна

Неслышно сочится сухая

вода

на донце локатора таза,

ажурной оградой висят невода

вокруг электронного глаза.

Порывистый ветер не тронул

сигнал –

он только беспечную птицу

согнал

с антенного круглого ската.

Всплывает Луна в промежутке

меж скал –

локатор ее без труда разыскал

на фоне ее дубликата.

Радиополигон

Зименки – долгий склон,

реки свинцовый блеск.

Антенны чуткий сон,

луча внезапный всплеск –

звезды далекой стон.

Коснувшись полых чаш

космический сигнал

срывается в вираж

меж крохотных зеркал,

фиксируя финал

Безмерного пути

сквозь время и простор –

пот звездных тел и пор.

И девичья рука, вдруг выхватив

листок

из самых недр бумажного

каскада,

по самый локоток

ныряет вновь в поток

вселенского распада.

Трансмутация

Мысли звезд ясны, просты,

как дошкольника персты.

Но при этом простота

там, у звезд, совсем не та.

Их лучистая природа

состоит из водорода.

Водород рождает гелий,

излучая звездный свет.

Неужели, в самом деле,

звездным дням предела нет?

Нет, положен всем предел,

будь ты тело или птица.

Всем придется превратиться

в сочетания не те.

И когда-то возродиться

в водородной простоте.

Нижний Новгород