Сергей Кириллов О православных дружинниках стали говорить сравнительно недавно с легкой подачи Ивана Отраковского – лидера движения «Святая Русь». Он призвал верующих объединиться в отряды, чтобы обеспечивать безопасность культовых сооружений и духовенства. Это вызвало немало разногласий: не только между верующими и антиклерикалами (что понятно), но и собственно в православной среде.
Отраковский – участник боевых действий в Чечне. Договариваясь о встрече с Иваном, я ожидал увидеть человека замкнутого, агрессивного. Короче, с отпечатком чеченского синдрома. Около кафе в центре Москвы меня встречает обычный парень, улыбается. «Что касается СМИ – так они просто прицепились к слову «православные». Мы, мол, светская страна, у нас так нельзя, чтобы одна из религиозных групп начала контролировать общественный порядок, – говорит Иван. – Они подумали, что по улицам будут маршировать колонны с дубинками и выискивать тех, кто не крестится на храм. Мы же не подменяем собой полицию – мы просто не даем свои святыни на поругание сатанистам, богохульникам и разным психически больным». «Если аналогичный контроль устроят мусульмане или кто-то еще – как к этому отнесетесь?» – «Нормально. Спокойно. Мы даже рады будем – порядка в любом случае будет больше».
Сразу после заявлений Отраковского интернет-пространство наполнилось негативными комментариями этой инициативы. Обвиняли прежде всего в разжигании межнациональной розни и деградации общества до уровня племенного сознания. Хотя помимо этих претензий звучит вполне разумная критика. Ребята приходят в это движение разные. Очень может быть, что в них проникнут откровенно фашиствующие элементы, которые могут сильно подорвать репутацию Русской Православной Церкви.
Через несколько дней снова встречаюсь с Иваном около Донского монастыря – сюда традиционно в начале сентября переносят одноименную икону Божьей Матери из Третьяковки. Подходят еще ребята – собственно, его дружинники.
Даниил, 28 лет, преподаватель, говорит, что пришел в дружину по зову сердца. «Моя задача – стоять на посту в храме. Слежу за всеми входами и выходами. Высматриваю подозрительных. Есть такие, которые вдруг начинают прыгать, кукарекать. Главное – не дать осквернить святыню: икону, мощи, собственно храм. Никакого насилия. Просто вовремя остановить и передать в соответствующие органы. Если спросят, кто меня уполномочил, отвечу, что моя вера, моя совесть».
«Кстати, Иван, что насчет внутренней дисциплины в вашем движении – как вы «строите» людей?» – «У нас практически все одних взглядов, одних духовных ценностей. На стадии выработки плана нового мероприятия могут быть дискуссии, а когда приступили к делу – все, приказы не обсуждаются. У нас почти духовно-воинский орден». «А если внутри ордена появляются несогласные?» – «Просто уходят, и все. Мы же никого не принуждаем. Свободная организация».
Иван созванивается с лицензированной охраной Донского монастыря. Через пару минут выходят чоповцы и казаки, оживленно беседуют с дружинниками (похоже, они хорошо друг друга знают). Ивану сотоварищи дают бейджи с надписью: «Сотрудник охраны». Мимо очереди из верующих проходим в главный собор монастыря, направляемся к Донской иконе. Скоро дружина заступит на дежурство.
Спрашиваю у Игната (30 лет, социолог): «Людмила Алексеева, известная правозащитница, обвиняет вас в антиконституционности». – «Не понимаю почему. Мы не подменяем собой полицию – более того, если б соответствующие госорганы работали лучше, нас бы просто не было».
В это время Дмитрий, один из дружинников, занимает свой пост около входа в монастырский храм. Задача – наблюдать за входящими. Ребята объясняют схему работы:
«Вечером после работы, часов с восьми-девяти, заступаем на дежурство. У нас семь групп на автомобилях и пять пеших. Происшествий особых не было. Но были провокации. Одна сердобольная женщина, узнав, что мы группой собираемся на патруль, позвонила в полицию и сообщила о несанкционированном митинге. Мы про это узнали и не поехали на место патрулирования».
Дмитрий зорко наблюдает за входящими. «Люди с нетипичной для православных народов внешностью однозначно вызывают подозрения?» – «Скажем так, они сразу бросаются в глаза, и ты рефлекторно напрягаешься».
Через неделю еще одна встреча с дружинниками ≈ на крестном ходе вокруг храма Христа Спасителя со Смоленской иконой Божьей Матери – той самой, перед которой русские войска молились перед сражением на Бородинском поле. «Святая Русь» в полном обмундировании – кожаные куртки, косухи, футболки с надписью: «Православие или смерть», стяги с аналогичным лозунгом.
Начинается крестный ход. За иконой движется только духовенство во главе с Патриархом.
Мы стоим на месте, за заборчиком. Непрестанно льет дождь. Холодно. Иван стойко застыл с флагом движения. Я ухожу, прощаюсь со всеми. «Они боятся самоорганизации народа. Понимаете, народной инициативы, боятся, что народ проснется, поймет, что он – главный на этой земле, он – хозяин!» – напоследок кричит мне Иван.
