Кризис, реформы и демократия

Сегодня вновь вернулась мода на экономические программы, хотя, казалось, они должны были всем бесповоротно опротиветь за прошедшие три года. В чем дело?

А дело в том, что правительство Ельцина-Гайдара с начала года без всяких программ толкнуло страну в реформы, связанные с мучительными испытаниями. На исходе года ясно, что никаких видимых достижений нет, тогда как углубление кризиса, обострение многочисленных проблем и противоречий налицо. Общество, естественно, испытывает сомнения, правилен ли этот курс, действительно ли неизбежны столь тяжкие испытания. И столь же естественно появление программ, предлагающих иные решения, корректировку реформ, позволяющую снизить их экономическую и социальную цену. Вот они и появились - Гражданского союза, Высшего Экономического Совета, Института экономики и др.

...Да, Россия находится в состоянии острейшего экономического кризиса. Производство падает, цены бешено подскочили. Большинство населения живет все хуже. Вчера люди месяцами не могли получить зарплату, теперь они все больше боятся потерять работу.

Положение отчаянное, и просветов что-то не видно. Естественно, все сильней требования отправить в отставку правительство, которое довело нас до это беды, и принять срочные антикризисные меры. Какие? Давайте подумаем перед тем, как депутаты съезда будут принимать решения.

Тоталитарный режим завел страну в западню, из которой вырваться можно только ценой немалых жертв. И как раз тогда, когда кризис подошел к своей самой тяжелой фазе, когда предстояло решиться на крайне тяжелые меры, этот режим рухнул. Ответственность за проведение этих мер легла на демократическое руководство. Оно должно было отказаться от популизма, к которому прежде прибегало, и принять на себя все недовольство людей, снова вынужденных приносить жертвы. А ведь задержка реформ остановила бы процессы формирования устойчивой экономической и социальной базы демократии, делала еще более сомнительной ее судьбу.

С тех пор в том, что касается экономики, мой пессимизм поубавился. Объясняется это тем, что самые неотложные и в то же время самые болезненные меры, на которые крайне трудно было решиться, уже осуществлены. Президент отказался от популизма, привел в правительство группу молодых экономистов-реформаторов и позволил им опереться на свой авторитет.

Меры эти - либерализация цен, а также переход к жесткой финансово-кредитной политике. Сейчас, особенно зная негативные последствия их осуществления, многие именно эти меры считают ошибкой, ищут им альтернативы. Но все реже вспоминают, в какой конкретной ситуации они были проведены, каковы были иные реальные возможности для быстрых действий в руках правительства. Да никаких, кроме снятия запретов и маневрирования денежными инструментами. И никто не говорит о том, каковы были бы последствия других вариантов.

Так, говорят, что либерализации цен должны были предшествовать приватизация, демонополизация, а также сокращение бюджетного дефицита, как это планировалось в программе "500 дней". Хорошо бы, не стану спорить. Но как это сделать? Приватизация, демонополизация - сложные длительные процессы, сделать их предпосылкой освобождения цен - значит отложить реформы на много лет да еще скоро убедиться, что без свободных цен эти процессы вообще не идут. И все это время пришлось бы жить в условиях жесточайшего товарного дефицита, все более острого. А ведь уже в 1991 г. он перешел все разумные границы.

Говорят, что надо было освобождать цены постепенно, по группам товаров, чтобы сделать процесс более плавным. Но в том-то и дело, что при этом плавности получается много меньше. Когда одни цены свободны, а другие регулируются, возникают многочисленные диспропорции и злоупотребления, дополнительная нагрузка ложится на бюджет. Мы это могли наблюдать, ибо со 2 января не все цены были освобождены, регулирование цен на энергоносители усугубило кризис нефтяной промышленности или дало повод нефтяникам оправдывать падение добычи этой причиной. На разнице твердых и рыночных цен многие смогли нажиться.

Говорят также, что никакой либерализации цен не было. Была их децентрализация, и только. Федеральное правительство передало установление цен местным органам, предприятиям-монополистам. Но ведь децентрализация до уровня предприятий и есть либерализация. Да, процесс кое-где задержался на уровне регионов и городов, которые могут себе позволить платить дотации из своих бюджетов. Но таких все меньше.

Да, монополизм искажает соотношение цен, страдают немонополизированные секторы экономики, отсутствие конкуренции позволяет монополиям гнать цены вверх и усиливает инфляцию. Но, может быть, это повод для энергичной борьбы с монополистической практикой, для содействия развитию конкуренции, а не для того, чтобы сохранять цены в замороженном виде, блокируя практически все рыночные преобразования в экономике. Либерализация цен произошла так, как она только могла произойти у нас, по-советски. Но она произошла и дала импульс совершенно новым экономическим процессам, перевела экономику в новое качество, позволила решительно расстаться с обязательными госзаказами, с фондами, нарядами, а без этого никакие сдвиги в нашем народном хозяйстве были бы невозможны.

Говорят, наконец, что либерализация цен была ошибкой, ибо она должна была стимулировать производство, а на самом деле еще больше подтолкнула его сокращение. Помилуйте, коллеги, да кто это утверждает, что свободные цены прямо сразу будут стимулом роста производства? Совершенно ясно было, что первым делом производители попытаются увеличить доход за счет роста цен и минимизируют усилия в производстве, особенно при разрывах сложившихся связей, нехватке ресурсов. Только в том случае, если ограничение денежной массы и, стало быть, спроса не позволит им сбывать продукцию по любым высоким ценам, когда им не будет хватать денег и притом так, что они могли бы устранить нехватку своими силами, наращивая реализацию продукции, в том числе по более низким ценам, распродавая запасы, сокращая издержки, только тогда, а это довольно узкий диапазон, появится интерес к росту производства. В том-то и болезненность либерализации цен, что она поначалу вызывает усиление спада и трудный процесс установления новых соотношений цен, издержек, спроса и предложения. Но этот процесс так или иначе должен пройти, чтобы заработали рыночные механизмы.

Теперь о переходе и жесткой финансовой и кредитной политике. Это абсолютно необходимое условие не только рыночных реформ, но и вообще всякого ответственного государственного управления, которое не выдерживалось уже целый ряд лет, что и стало одним из важнейших факторов подрыва стимулов производства, дезинтеграции экономики и государства. Решаясь на либерализацию цен, надо было решиться и на крутые меры в этой области, ибо иначе против инфляции не было бы никаких других тормозов, не начались бы и те процессы адаптации к рыночной экономике, импульсом для которых должно было стать освобождение цен.

Правительство Гайдара провело немало других мер, более или менее значительных и удачных. Но если бы оно решило только две ключевые задачи, уже можно выразить ему признательность, что, я уверен, и сделают потомки.

Я далеко не во всем согласен с этими ребятами. Но когда они взялись за эту черную, неблагодарную работу, я не мог не поддержать их, хорошо зная, что вскоре на них обрушатся потоки брани за операцию, конечную необходимость которой порой просто невозможно объяснить людям, от нее страдающим.

Так или иначе, сегодня мы уже живем в принципиально другой экономике, чем год назад. И хотя старая система знавала лучшие времена, чем наше нынешнее состояние, она была неизлечимо больна, и у нас не было надежды, пока она сохранялась. Нынешняя экономика в бедственном положении, в каком-то первоначальном хаосе, но она способна выздороветь.

Сейчас одни говорят, что реформ никаких не было, другие - что они провалились. Основание одно - углубление кризиса. На самом деле не верно ни то, ни другое, а текущее состояние экономики, увы, не годится в качестве критерия оценки для действий, позитивные последствия которых должны проявиться еще через год-два.

Но, конечно, нужна и здравая, объективная оценка того, что получилось.

Команда Гайдара, можно сказать, действовала по известной схеме, и некоторые ее представители даже заявляли с гордостью: мы ничего не придумываем, мы взяли испытанные в других странах приемы. Вскоре, однако, начались отклонения, система повела себя "нештатно".

Рост цен оказался намного выше ожидаемого, несмотря на резкое сокращение государственных расходов и сжатие денежной массы. Поставленная задача финансовой стабилизации за один квартал оказалась нереальной. Хотя в феврале розничные цены почти удалось стабилизовать, но затем начал действовать эффект сжатой пружины: чем сильней сжатие, тем больше отдача. Возник и стал быстро развиваться до невиданных масштабов кризис неплатежей, показавший, что приведенные в действие инструменты монетарной политики в России вызывают "нестандартную" реакцию. Кризис неплатежей практически парализовал всякие усилия по финансовой стабилизации. Не преодолев его, нельзя было двигаться дальше, а его затягивание с каждым днем усиливало опасность обвального спада производства. Тем не менее на реальные шаги по развязыванию проблемы долго не решались.

Не сработал также сразу введенный с излишней поспешностью налог на добавленную стоимость. Отчасти он был заморожен в неплатежах, отчасти сказывались техническая неподготовленность и очень высокая ставка, поощряющая уклонение от налога. Так или иначе, но с первых месяцев года поступления в бюджет существенно отставали от запланированных, а политика секвестирования, то есть расходования средств только в меру получения доходов, вела к серьезному ущербу для бюджетных отраслей.

Практически ничего не было сделано в антимонопольной политике, а ее инструменты должны были включаться сразу, как только выявились предприятия и отрасли, идущие впереди в гонке цен и подталкивающие инфляцию издержек.

Крупные просчеты были допущены во внешнеэкономической политике: первоначально заданные правила обусловили снижение экспорта и валютных поступлений. Затем правила стали менять, создав, однако, ситуацию неустойчивости и непредсказуемости, абсолютно противопоказанную для торговли и инвестиций.

Государственные предприятия, попавшие в непривычные условия, нуждались в помощи или даже просто в контроле и санации. Но они оказались брошены, по сути, на произвол судьбы, поскольку ни новые министерства, слишком громоздкие и малоуправляемые, ни тени старых, преобразованных в концерны и ассоциации, не могли делать то, что предприятиям действительно было необходимо. Конечно, в принципе лучше, если государство не вмешивается в экономику. Но оно не может снять с себя ответственность за предприятия, которые ему принадлежат. Увы, таких пока большинство.

С лета за развязывание кризиса неплатежей, за отсутствие детально проработанной промышленной политики и эффективных институтов, ее осуществляющих, пришлось платить наращиванием субсидий, целевых кредитов с льготными ставками, другими формами увеличения денежной массы. Это лишь отчасти способствовало сокращению взаимной задолженности, но подтолкнуло рост цен, который в сентябре-октябре достиг отметок, предвещающих угрозу близкой гиперинфляции. Курс рубля буквально обрушился.

Но в то же время в эти месяцы с учетом сезонных факторов появились первые признаки некоторой стабилизации производства, откликнувшегося на прирост количества денег; перехода от общего спада, в течение которого структурные сдвиги происходили спонтанно, чаще всего не там, где нужно, к структурному кризису, в процессе которого в первую очередь будут стабилизироваться наиболее важные перспективные отрасли. Правительство и Центральный банк начали новый виток ужесточения финансово-кредитной политики. Больше внимания стало уделяться работе с регионами.

Вот в такой ситуации, на фоне все еще обостряющегося кризиса, общество начинает терять терпение и доверие уже не только к правительству, но и к президенту. Все громче голоса, настаивающие на губительности и бесперспективности проводимого курса, требующие его корректировки, а то и полной смены. Рано или поздно этого следовало ожидать. С другой стороны заявляют: курс реформ под угрозой. И слышат в ответ: да кто же сейчас против реформ? Только проводить их надо иначе и с другим правительством.

Интересно, как же иначе?

Предупреждаю читателей: не верьте лозунгам, требуйте, чтобы объяснили, как их предлагают воплотить в жизнь, какой ценой, каков механизм.

Например, предлагают немедленно остановить спад, поддержать производство. Отлично, все согласны. Как?

Снова ввести обязательный госзаказ? Но что скажут его исполнители - предприятия? Они, может, и согласятся, но потребуют либо материальные ресурсы по доступным ценам от смежников, которым тоже пришлось бы дать госзаказ; либо денег из бюджета, в котором колоссальная дыра. И притом поставят продукцию, на которую, наверное, не будет спроса. А вероятней всего они уже скажут: не надо нам этого. И выполнять госзаказы не будут, как не выполняли еще в 1989-1990 годах. В ограниченных же масштабах, на условиях контракта, госзаказы и сейчас есть.

Другой способ - дать деньги на материалы, зарплату, инвестиции, пополнить оборотные средства. И это делается, к сожалению. Ибо в подавляющем большинстве случаев субсидии и льготные кредиты используются крайне неэффективно, хотя бюджетный дефицит и денежную массу увеличивают весьма успешно, подогревая инфляцию.

Более тонкий способ - давать деньги тем, кто создает конечный спрос - населению и инвесторам. Здесь тоже возникает вопрос эффективности: индексировать доходы населения или либерализовать их в производственной сфере, а бюджетникам своевременно давать компенсации за рост цен, но без автоматической индексации, усиливающей инфляционные ожидания. Именно последний вариант избрало правительство, тогда как индексацию предлагают его оппоненты. В любом случае такие методы оживления производства усиливают инфляцию, очень легко доводя ее до опасного предела.

Поддержка, несомненно, нужна, но очень избирательная, чтобы с минимумом средств добиться максимального эффекта. А для этого нужны принципиально иные банковские и финансовые институты, нормальный процент по ссудам выше уровня инфляции и, стало быть, по нынешним условиям очень дорогой. А при меньшем проценте кредиты будут распределяться, как раньше трубы и станки, по знакомству или силе голосовых связок.

Интересно, что последние полгода правительство и Центральный банк делают именно то, что хотят его оппоненты в промышленности. Сумма явных и неявных субсидий предприятиям достигает огромных величин. Эффект же этих усилий более чем скромный.

Стоит задуматься над тем, как конкретно государству содействовать стабилизации производства, и вы обнаруживаете, что арсенал инструментов беден, и применение каждого связано с риском. Внутренние же стимулы производства и инвестиций еще не заработали и не заработают, пока не будет остановлена инфляция. Стратегически для преодоления кризиса нужно первым делом решать эту задачу, а, подпитывая сегодня предприятия деньгами, мы только оттягиваем ее решение. Вот и приходится искать баланс стратегии и тактики, мирясь при этом с тем, что производство какое-то время еще будет снижаться. Замечу, это объективная проблема, с которой столкнется любое правительство.

Одна из острейших проблем - социальная защита населения в условиях кризиса, приостановка снижения жизненного уровня. Ясно, что решение ее зависит от производства, от наличия товарных ресурсов. Но еще от распределения. Одна альтернатива - помогать найти заработок тем, кто может трудиться, и поддерживать только тех, кто действительно в этом нуждается. Другой подход - поддержать всех, ибо все обнищали, дать гарантии, что жизненный уровень не будет снижаться ниже известного уровня.

Конечно, людям больше нравится второе. Но кто может дать подобные гарантии, где взять деньги, чтобы поддержать всех. Соглашусь с теми, кто предлагает хотя бы отчасти восстановить сбережения населения в Сбербанке, это важно и для будущих источников инвестиций. Однако должно быть ясно, что всякие шаги в этом направлении означают увеличение количества денег, усиление инфляции и, стало быть, опять же растягивание кризиса.

Еще одно предложение - замораживание цен на основные потребительские товары, приостановка либерализации. Что ж, с обыденной точки зрения подобная мера выглядит привлекательной: хорошо бы цены стали пониже, а товары доступней для бедных, но ответственные политики не могут так. Ведь твердые цены - это завтра же товарный дефицит, хуже, чем в прошлом декабре, недоступность продуктов прежде всего для бедных. Заморозка цен - худший, наименее эффективный метод их поддержки именно в силу его безадресности. Обычно его применение выгодно именно богатым.

Но это также и подрыв стимулов для производства товаров первой необходимости. Из того, что либерализация цен тоже не создает поначалу этих стимулов, вовсе не следует, что замораживание цен обеспечит сохранение объемов выпуска и продажи. Можно, конечно, платить дотации производителям и поддерживать цены на уровне ниже рыночных. Так и делают многие местные власти. Но это снова расходы бюджета, выгоды от них часто достаются отнюдь не тем, кому предназначаются. Например, сейчас производители животноводческой продукции получают дотации от государства, но они почти все достаются перерабатывающим предприятиям и торговле, которые пользуются монопольным положением и занижают закупочные цены.

Выходит, что все же самый эффективный способ поддержки нуждающихся - прямые адресные субсидии, продовольственные талоны, позволяющие покупать основные продукты по свободным ценам, но со скидкой.

Как мы видим, и в этом случае решение приходится искать в очень узких пределах: не допустить опасного уровня инфляции и при этом поделить деньги между помощью людям и производству.

Ради остановки инфляции предлагают одновременно заморозить и цены, и доходы. Я бы сказал так: на 2-3 месяца в отдельных отраслях и для предприятий-монополистов на подобные меры можно пойти. Действительно, процесс установления новых соотношений цен и издержек идет крайне неравномерно.

Предприятия-монополисты, отрасли, спрос на продукцию которых неэластичен по цене, выигрывают в этой гонке и становятся источником инфляции, издержек, чрезмерной дифференциации заработков. Их можно на время придержать, чтобы другие догнали, имея, однако, в виду, что первые потом постараются наверстать упущенное, а слишком длительное регулирование приведет к перегибу в другую сторону.

Если же говорить о подобной мере как общей и на продолжительный срок, то она не только не даст каких-либо полезных антикризисных результатов, возродит или усилит дефицит, подорвет еще больше стимулы труда, но, кроме того, остановит идущий сейчас процесс выравнивания ценовых пропорций, который нуждается лишь в локальном регулировании с целью его ускорения и ориентации.

Еще одна проблема - открытие экономики, либерализация внешнеэкономических связей. Здесь на первый взгляд остро противостоят либеральная и консервативная концепции. Первая говорит: максимум свободы, пусть иностранная конкуренция поможет победить отечественный монополизм и определить, какие из отраслей российской промышленности имеют перспективу на внутреннем и мировом рынках. Это кратчайший путь к повышению эффективности и оптимальной структурной перестройке. Конвертируемость рубля, его единый свободный курс позволяют поощрить экспорт, сократить импорт, свести с плюсом торговый баланс.

Вторая, консервативная, концепция утверждает нечто прямо противоположное: надо защитить отечественную промышленность, прикрыть ее высокими импортными тарифами, специальными завышенными курсами поддержать импорт материалов и комплектующих, необходимых для российских предприятий.

Реальность же такова, что приходится искать середину между этими концепциями, не придерживаясь ни одной из них. Необходимость платить по внешнему долгу заставляет правительство облагать пошлинами и налогами как экспортные, так и импортные операции. Разрыв внутренних и мировых цен принуждает "либералов" применять квоты и лицензии, ограничивать свободу торговли. Но попробовали бы консерваторы пойти в этом направлении дальше либералов, хотя это и трудно, то столкнулись бы с застоем внутри страны, с еще большим ухудшением платежного баланса. Короче, и здесь поле выбора крайне ограничено; варианты возникают скорей не на уровне политики, но конкретных решений, способных принести выигрыш за счет компетентности и изобретательности. И так во всем. Какую сферу ни возьми, выбор принципиальных решений чрезвычайно узок, а круг возможных негативных действий за рамками области допустимых решений огромен.

Как один из авторов Программы углубления экономических реформ, я не хотел бы превозносить ее достоинства, навязывая их общественности. Но одно хочу отметить: в ней достаточно корректно определены области допустимых мер по всем основным направлениям реформы. Именно поэтому она не содержит обещания быстрого подъема производства, приостановки инфляции и не требует никаких специальных антикризисных мер, кроме тех, которые должны составлять содержание трудной повседневной работы правительства, парламента, местных властей. Суета вокруг неотложных пожарных действий, которые чудодейственным образом изменили бы ход событий, остановили кризис, как бы нам всем этого ни хотелось, не может принести никакой пользы. А вот вред может быть, и немалый.

То, что происходит сейчас вокруг разных экономических программ, меньше всего имеет отношение к экономике. Речь скорее идет о политических формулах, принятие которых способно повысить вес той или иной партии или коалиции, засвидетельствовать меру ее влияния, даже привести в министерские кресла. Кризис, невозможность его быстрого преодоления создают для такого рода игр благоприятную почву. Их участники могут быть убеждены в том, что они спасают Родину, но на деле их влияние на ход экономических процессов, происходящих ныне в России, минимально, если вовсе не равно нулю. Впрочем, если оно и может оказаться заметным, то лишь со знаком минус в случае безответственных и некомпетентных действий.

Так что же, никакой корректировки курса не нужно? Ведь уже и сам президент признал ее необходимость. Выскажу свое мнение: стратегический курс реформ правилен с точки зрения интересов, и его менять ни в коем случае нельзя. Напротив, решимость и последовательность в его проведении нужны тем более, чем больше нарастает естественное сопротивление среды. Работать нужно больше и лучше, а не мотаться из стороны в сторону.

Если же говорить о тактике, о гибком маневрировании, то, безусловно, корректировки необходимы. Более того, они уже практически под давлением обстоятельств осуществлены с весны-лета этого года и концептуально отражены в Программе углубления экономических реформ. Стоит прочитать ее внимательно, и там найдутся почти все идеи, на которых ныне настаивает Гражданский союз. Я бы сказал, что уже назревает необходимость в следующей корректировке, теперь уже во многом иначе направленной, поскольку вновь на первый план выходит антиинфляционная политика, дальнейшие меры по реформированию и либерализации финансовой сферы наряду с активной промышленной политикой, с отработкой конкретных высокоизбирательных механизмов поддержки и санации государственных предприятий в процессе их приватизации, с быстрым развитием системы социальной защиты.

По крупному я бы сказал так. К лету 1992 года закончился первый этап реформы, этап революционный и наиболее болезненный по последствиям для всего населения, всего народного хозяйства. Он не вполне завершен, поскольку не достигнута финансовая стабилизация, но важная часть работы выполнена, и дальше все равно придется действовать иными методами. На этом этапе правительство не могло рассчитывать на длительную поддержку каких-либо социальных слоев, ибо его политика поневоле ущемляла интересы всех, и опереться можно было лишь на престиж президента.

Теперь наступил второй этап. Революция в основном закончилась, и развертывается повседневная тяжелая созидательная работа, в том числе по приватизации, созданию многообразных рыночных институтов, которая уже невозможна без участия миллионов людей. Стало быть, курс нуждается в корректировке, прежде всего в том смысле, что реформы далее могут и должны опереться на широкую социальную базу. Правительство должно продемонстрировать, что оно меняет свою политику в этом плане, иначе оно не устоит. Парламент же и оппозиция также должны были бы понять, что смена правительства сегодня имела бы лишь ритуальный смысл: принести жертву на алтарь народного недовольства без всякой надежды на реальное улучшение положения вследствие этого. Напротив, еще один период реорганизаций и рассаживаний - просто недопустимая роскошь. Можно поменять одну-две фигуры, не более того. Да и новые фигуры, буде они заняли бы хоть все кресла, лавров не сыщут.

Через полгода их так же будут поносить, как сегодня Гайдара и его команду.

А вот что действительно опасно, так это политическая возня вокруг программ и кресел, если она превращается в конфронтацию и парализует способность правительства и парламента нормально работать. Ставка в этой игре - молодая, неуклюжая, но все же уже живая российская демократия. Она, как бы ее ни ругали, - единственное реальное достижение последних лет.