Алексей Мелия Массовые репрессии 1937-1938 гг. являются одной из центральных тем отечественной истории XX в. Однако, несмотря на обилие публикаций, посвященных репрессиям, в этом вопросе остается еще немало белых пятен. Рассекреченные в последнее время документы позволяют достаточно полно воссоздать сам процесс проведения гигантской репрессивной акции, однако вопрос о причинах репрессий до сих пор остается открытым.
ПРЕДЧУВСТВИЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
В основе советской военной доктрины 20-30-х годов лежали представления о том, что будущая война будет вестись с решительными целями и скорее всего примет затяжной характер. Угроза внутренней дестабилизации СССР в условиях большой войны усугублялась рядом факторов: обилием внутренних социальных противоречий, возможным участием эмигрантских формирований в боевых действиях против СССР, превосходством экономического потенциала противника, что требовало в ходе будущей войны обеспечения нужд фронта за счет значительного снижения уровня жизни населения.
Рассекреченные документы позволяют лишь частично прояснить картину планирования мероприятий по обеспечению политической устойчивости страны в военное время. Прежде всего это касается репрессивных мероприятий, которые должны были нанести упреждающий удар по центрам кристаллизации возможных антисоветских выступлений и "изъять" из общества потенциальных участников этих выступлений.
Некоторый опыт подготовки мероприятия по обеспечению государственной безопасности в период, непосредственно предшествующий войне, имелся еще в царской России. В 1913 г. было высочайше утверждено "Положение о подготовительном к войне периоде", которое должно было координировать деятельность различных ведомств в течение угрожаемого периода, предшествующего мобилизации.
В советское время этот опыт использовался при разработке нового "Положения о подготовительном к войне периоде", которое было принято в 1926 г. Этот документ включал уже более широкий перечень мероприятий по подготовке страны к войне, в том числе и репрессивных мер, которые должны были обеспечить порядок.
"Положение о подготовительном к войне периоде" 1926 г. не содержит отдельного перечня мер, проводимых ОГПУ в течение угрожаемого периода. Скорее всего действия ОГПУ оговорены в отдельном документе и вероятнее всего они содержали требование о проведении "ударной кампании", но уже не против уголовников, а против политически неблагонадежных лиц. Однако ОГПУ не раз упоминается в постановлении в тех случаях, когда его действия непосредственно затрагивали другие ведомства. Прежде всего, это касалось проверки лояльности личного состава наиболее важных для обороноспособности страны предприятий и учреждений.
Такая проверка скорее всего была одним из элементов большой репрессивной операции. В пользу этого говорит доклад начальника Транспортного отдела ОГПУ (ТООГПУ) Прохорова о состоянии мобилизационной подготовки железнодорожного транспорта 1932 г. Касаясь вопроса о кадровом обеспечении работы железных дорог в военное время, автор доклада приводит данные о планировании массового "изъятия" неблагонадежных специалистов: "С объявлением мобилизации в порядке оперативных мероприятий ТООГПУ подлежат немедленному изъятию с дорог около 2500 человек, из коих значительная часть непосредственно связана с движением поездов".
Однако известные на настоящий момент документы не позволяют установить основные параметры планировавшейся репрессивной акции, но исходя из косвенных данных можно сделать некоторые предположения о том, среди каких социальных групп должна была проводиться "операция", приблизительно установить ее масштабы и сроки.
Важнейшую роль в выборе основных направлений репрессивной операции могли играть данные органов политического контроля ГПУ-ОГПУ-НКВД, которые с начала 20-х годов вели систематическую работу по выявлению настроений населения и его реакции на те или иные события. Для прогнозирования политических процессов, которые могли происходить в обществе с началом войны, наибольший интерес могли представлять данные, полученные ОГПУ во время военной тревоги 1927 г., когда в связи с разрывом дипломатических отношений с Англией население СССР ожидало скорого начала войны.
В ходе военной тревоги 1927 г. органы политконтроля выявляли настроения различных социальных групп, связанные с ожидаемой войной. Наибольшую озабоченность вызывали настроения среди "кулаков", белых офицеров, реэмигрантов, бывших участников восстаний, "реакционного духовенства" и сектантов. Среди этих групп были распространены не только нежелание идти на войну, но и желание воспользоваться войной для свержения существующей власти.
ПРЕВЕНТИВНЫЙ УДАР
В начале 1930 г. в СССР сложилась крайне напряженная обстановка. Мобилизация всех ресурсов для проведения ускоренной индустриализации привела к резкому ухудшению уровня жизни населения. В различных районах СССР происходили массовые выступления, которые достигли наибольшего размаха в Средней Азии и в западных районах СССР. В этих условиях была начата плановая репрессивная кампания, развернутая в рамках приказа ОГПУ #44/21 от 2 февраля 1930 г., изданного на основе постановления Политбюро от 30 января 1930 г. "О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации". Согласно приказу необходимо было отправить в заключение около 60 000 "кулаков", а 150 000 - выслать в отдаленные районы.
В августе 1937 г. началась массовая операция по аресту потенциальных противников советской власти. В отличие от начавшихся в конце 1936-го - начале 1937 г. арестов в среде советской элиты, эта операция была направлена прежде всего против бывших "кулаков", участников антисоветских восстаний, бывших офицеров, реэмигрантов, "реакционного духовенства", сектантов, бывших членов политических партий, уголовников. Планировалось арестовать около 260 000 человек. Отводилось на это четыре месяца. Массовые плановые репрессии проводились также в рамках так называемых "национальных приказов": об аресте немцев работающих в оборонной промышленности и на железных дорогах, "О ликвидации польских диверсионно-шпионских групп и организаций ПОВ (Польской организации войсковой)", "О мероприятиях в связи с террористической, диверсионной и шпионской деятельностью японской агентуры из так называемых харбинцев" и других. Кроме арестов проводилась массовая высылка из приграничных районов "неблагонадежного элемента", наиболее массовой была высылка корейцев из Дальневосточного края.
ПРИЧИНЫ ОПЕРАЦИЙ
Первоначальные планы операций 1930-1931 гг. и 1937-1938 гг. были сходны как по масштабам репрессий, так и по времени, отпущенному для их проведения (фактически обе операции имели значительно большую продолжительность и существенно большие масштабы, чем это планировалось изначально). Это наряду с выбором жертв этих операций, а также учитывая их централизованный и плановый характер, наводит на мысль о том, что обе операции являются реализацией наработок, изначально созданных на случай войны в рамках положения военной доктрины о классовом характере будущей войны.
Таким образом, можно предположить, что отечественное мобилизационное планирование наряду с такими мероприятиями, как стратегическое развертывание вооруженных сил, мобилизация народного хозяйства, эвакуация из угрожаемых районов, также включало в себя и операцию по массовому "изъятию" лиц, представляющих потенциальную опасность.
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 марта 1930 г. напрямую связало необходимость проведения репрессий с угрозой нападения Польши на СССР. Однако согласно тому же постановлению, основной причиной того, что "польское правительство может пойти на вмешательство", являлась возможность "серьезных кулацко-крестьянский выступлений в правобережной Украине и Белоруссии". Что касается операции 1937-1938 гг., то вряд ли есть основания считать, что в тот период советское руководство серьезно опасалось нападения на СССР. К середине 30-х годов в результате индустриализации и технической реконструкции Красной Армии ситуация в корне изменилась.
Основной причиной проведения операции 1937-1938 гг. могла быть угроза дестабилизации в условиях ожесточенной борьбы между различными группировками внутри партийной, государственной и военной элиты, которая привела к кадровому ослаблению и значительной дезорганизации органов власти.
