Борис Подопригора
На пути терроризма в регионе главным заслоном по прежнему остаются солдаты на блок-постах.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Этот вопрос не столько витает, сколько завис над отечественной и мировой хроникой того, что мы называем борьбой с главным мировым злом.
После очередного ЧП на Кавказе – тем более что они происходят почти ежедневно – политолог оказывается перед выбором: раскрывать причины, хронику и ближайшие последствия конкретного теракта или предупреждать, что он может повториться уже завтра? Журналисту, как и читателю, привычнее свидетельствовать факт, но не вникать в теорию. Но если так, мы и впредь будем довольствоваться газетными клише с незаполненными датами и топонимикой. С обновляемым мартирологом. Не ставя под сомнение принцип око за око – безотносительно места возмездия, мы вправе спросить: почему по мере уничтожения очередных «шайтанов» не только география злодеяний получает устойчивую тенденцию к расширению? Скажем больше: увеличение числа террористов и соответственно антитеррористов само по себе выводит проблему на уровень и национальной безопасности, и политической предсказуемости.
Едва ли не впервые за 10 лет какого-никакого контроля над Чечней объектом нападения боевиков стало родовое село Кадыровых – Центорой. А ведь это одна из трех наиболее охраняемых площадок в республике наряду с правительственным кварталом в Грозном и штаб-квартирой федеральных сил в Ханкале. Зона активности бандподполья неуклонно расширяется на восток и запад от Чечни, не говоря о периодической чеченизации однородной с ней Ингушетии. Вне зоны действия террористической сети остается единственный мусульманский анклав Северного Кавказа – Адыгея. Пятый же взрыв на владикавказском рынке ставит под сомнение нашу национальную способность извлекать уроки из случившихся трагедий.
Кто-то уже призывает вернуться к общекавказскому режиму контртеррористической операции или в очередной раз сменить главного регионального наместника. Вот, мол, тогда┘ Откроем «военную тайну»: и Чечня, и Афганистан, не менее показательный по «советско-западному» опыту, убеждают: политическая стабильность на местах зависит не от числа и удали силовиков, а от способности местных властей обходиться без них вообще. Ибо никто так не взывает к отмщению, как чужак с автоматом, за спиной которого спрятался тамошний слуга народа. А уж если профедеральная здравица звучит из уст «патентованного» проходимца, мишень удваивается в диаметре. Виноват ли тут лично Александр Хлопонин? Ответ получим к весне следующего года, когда нынешний полпред отметит годовщину своего пребывания в должности. Но и в этом случае взглянем правде в глаза: кризис-менеджерами его уровня страна не богата. Добавим толику оптимизма: 60 млрд. руб., вложенных при нем в Северный Кавказ, все же обещают эффект, правда, в будущем. Увы, взрывы гремят сегодня.
Ранжирование задач и поиск алгоритма их реализации (по крайней мере подсказка) предстают делом отзывчивой и компетентной части всего общества, а не только журналиста или политолога. Что толку публицистически противопоставлять «через раз» успешных силовиков таким же администраторам-хозяйственникам? А их – столь же дальновидным политикам? Не менее бессмысленно фантазировать насчет текущих, среднесрочных и долгосрочных задач, ибо все они проистекают из сегодняшних бед, которые неизвестно чем обернутся завтра. Поэтому остановимся на том, что политик, ответственный за Кавказ, может принимать или не принимать, но учитывать обязан.
Главное – не доверяться воле провидения, мол, со временем все рассосется, тем более что национал-сепаратизма в варианте «волчьего времени» – достопамятных девяностых годов прошлого века на Кавказе уже нет. Увы, ему далеко до среднероссийской нормы по большинству социально-политических показателей. В повестке дня, во-первых, скорее укрепление структуры северокавказского полпредства в варианте кризисного «мини-совмина». Чтобы на месте определиться с главной воронкой инвестирования. Сегодняшний Кавказ – самый стесненный в жилищном плане регион страны (менее 5 кв. м) на душу населения. Есть ли для многодетного кавказца, живущего заботами семьи, что-либо важнее своего дома? Тем более что строительный сектор в большей степени, чем локально «раздробленные» проекты (туризм, сельское хозяйство, челночничество, лавочный бизнес и пр.), способен дать системный толчок к реабилитации всего Северного Кавказа. Иначе терроризм легко перекочует из восстанавливаемой Чечни в избежавшую войны Кабардино-Балкарию.
Во-вторых, и отсюда – концептуально и практически удержать центр тяжести антитеррористической борьбы в социально-реабилитирующей сфере. Вопреки попыткам «вернуть власть» человеку с ружьем. Проблемы Кавказа никакой кровью и уж тем более на чужой территории не решить. Кровь не бывает малой, умеренной или большой, если ее пролил соотечественник, сколько-нибудь верящий в государство. Ведь не политическое самооправдание, а воистину до скрежета зубов народное право (адат) задает мотивацию по крайней мере сотням тысяч северокавказцев. Тем, кто привык смерть или поругание ближнего смывать кровью врага, и наследственно считает это нормой поведения гражданина и мужчины – безо всякой политики. Почему мы до сих пор лелеем фантики пионерских клятв в интернационализме, но не создали инструмента разрешения многослойных конфликтов между семьями, кланами, соседними этносами, в конечном счете между гражданином и государством? Чем на государевом уровне, а не применительно к обрезанию подтверждается роль исламских авторитетов, поаульно выбираемых советов старейшин, самых досточтимых родов (а они, как правило, во власти) и прочих творцов уличной морали? Не выдает ли нашу национальную некомпетентность реляция Рамзана Кадырова об урегулировании то ли 50, то ли 90 (!) споров между кровниками?
В-третьих, сосредоточиться на мотивации того, кто взрывает Кавказ идейно. Поднаторевшему за 16 (!) лет спецназовцу глупо подсказывать, с какой стороны садиться в засаду. Ему же оставим выбор тех форм борьбы, которые здесь и сейчас показали свою эффективность. Но учтем и другое: боевик не особо боится спецназовца. И в Чечне, и в Ираке, и в вечно бодрствующем Афганистане с широко раскинувшимися окрестностями. Не боится прежде всего на подсознательном уровне. Ибо – «все во имя Аллаха, всемилостивого и милосердного». По «конфессиональной географии» в 76 случаях из 100 (глобальная статистика терактов за пять лет) террорист вооружен «авторской интерпретацией» воли Аллаха. Почему же повесткой дня очередного международного форума всякий раз становится политкорректно «подстриженная» евродинамика, а не жесткое требование к исламским иерархам объявить терроризму джихад? Или некому напомнить, что «всемилостивый и милосердный» не приемлет не только вина и наркотиков, но и гексогена?
Отсюда – в-четвертых. Что ж до «чужой территории», то спросим: почему до сих пор не воюет единый антитеррористический фронт? Его, судя по медийно-политической напыщенности, впору уже распускать после фанфарной победы над иродом рода человеческого времен глобализации. Почему глубокомыслие по поводу идейного кризиса НАТО не переплавляется в предложения о восточно-западной антитеррористической коалиции? Или между Сталиным и Черчиллем было меньше разночтений? Она – в отличие от периферийных косоваро-грузинских препирательств – стала бы всемирно-приемлемой философией новой системы безопасности (фактически миропорядка) с единственно консолидирующей преамбулой. Только ли неисправимые брюссельские бюрократы виноваты в торжестве двойных стандартов над пресловутыми вызовами времени? Сколько можно повторять, что Турция служит главным транзитным пунктом, как минимум надеждой на приют для большинства боевиков? Из условного десятка документов, изымаемых при их аресте или с трупов, семь-восемь имеют турецкую привязку. Что сделала отечественная дипломатия, чтобы жестко «разменять» витальную для Анкары курдскую проблему на нашу северокавказскую? Многие ли «чрезвычайно поверенные» бывают на владикавказском рынке?
В-пятых, в практическую плоскость переведем вопрос: к чему ближе Кавказ – к евростандартам или третьему миру? Почему последний не спешит расстаться со смертной казнью? Может, он лучше нас понимает, как остановить соплеменника, готового разрушить все и до основания. А затем? То ли на этом месте воссияет средневековый халифат, то ли будет повод в очередной раз посрамить нечестивых. Но международно оправданная смертная казнь для террористов всех мотиваций и национальностей скорее всего многих бы остановила. Особенно если антураж завершения их земного пути зримо представлялся бы позором для семьи и рода. Бог с ней, с анафемой уничтоженному злодею. Но, может, подумать и об ответственности тех, кто его не остановил с самого начала?
