Сергей Осипов
Есть такая профессия – слушать чужой эфир.
Фото РИА Новости
Обычно на этом месте в «НВО» публикуются воспоминания заслуженных полковников или как минимум капитанов, которые в годы холодной войны были причастны к великим и малым тайнам. Я званиями похвастаться не могу – дослужился всего-навсего до сержанта. Тем не менее к местам соприкосновения с «вероятным противником» я был ближе иных генералов. Видеть супостата – не видел (врать не буду), зато слышал каждый божий день.
Во времена холодной войны сеть радиоперехвата и пеленгации была развернута вдоль всей границы со странами НАТО, Японией и Китаем. Всех наших потенциальных противников подслушивали тысячи людей на сотнях объектов. Эта сила называлась, да и сейчас называется ОСНАЗом, или радиотехническими войсками особого назначения. Вкупе с агентурной и аналитической разведкой ОСНАЗ обеспечивал Министерство обороны и политическую разведку информацией о состоянии вооруженных сил сопредельных государств. До распада СССР части ОСНАЗа подчинялись 1-му отделу радиоразведки 6-го управления ГРУ.
С 1981 по 1983 год, во времена начала конца советской империи, мне довелось служить в ОСНАЗе Сухопутных войск на территории Германской Демократической Республики в 82-й Варшавской Краснознаменной ордена Александра Невского отдельной радиотехнической бригаде.
ВЕРОЯТНЫЙ ПРОТИВНИК
По штату дивизии в Советской армии полагалась рота радиоразведки, армии – батальон.
Группе советских войск в Германии (ГСВГ) была придана плюс к этому отдельная бригада ОСНАЗа. Моя бригада располагалась в городке Торгау, известном своим замком Хартенфельс XVI века и тем, что в 1945 году там произошла знаменитая встреча на Эльбе.
Бригада, помимо дислоцированных в Торгау батальона радиоперехвата и батальона синхронного пеленгования, включала в себя несколько отдельных батальонов. Например, на горе Броккен (1141 м над уровнем моря), где в Средние века, говорят, происходили общеевропейские шабаши ведьм. Или на горе Шнеекопф (987м), ничем сверхъестественным себя не запятнавшей. Именно на этой высоте в составе 220-го отдельного центра радиоэлектронной разведки я провел полтора года после школы младших специалистов (ШМС). Мой разведываемый объект назывался Сухопутными войсками США и для внутреннего осназовского употребления носил шифр «Самшит – С». Стоящий рядом армейский корпус Бундесвера назывался «Графит – С». Был еще «Самшит – Г», но это крайний случай: если кто заснул на посту, был пойман и внепланово отправлен чистить сортир.
Первые полгода после учебки я был простым микрофонщиком – подслушивал переговоры в УКВ-диапазоне на английском языке. Потом стал командиром отделения и на общественных началах (должность-то офицерская) выполнял обязанности военного переводчика. Благо полученные на гражданке и в ШМС знания позволяли…
Гора Шнеекопф, кстати, находится в Тюрингии – одном из красивейших мест Германии. Сверху открывался прекрасный вид на сопредельную территорию, населенную, по словам замполита, исключительно представителями агрессивного блока НАТО. Такими, как 8-я механизированная и 3-я бронетанковая дивизии США, многочисленные подразделения армейской авиации и ПВО, части военной полиции, объекты инфраструктуры – полигоны, заправочные станции, склады. И у каждой из этих составных частей имелась своя радиочастота в УКВ-диапазоне и чертова уйма радиостанций. Слушай – не хочу.
И мы круглосуточно слушали: на полигоне Вильдфлеккен около Вюрцбурга тренировались артиллерия и танки. С аэродрома Бамберг летала армейская авиация. В Фульде работала гарнизонная радиостанция воинской части с загадочным названием – 11-й Бронекавалерийский полк (БРКП). На самом деле это историческое название, сохранившееся в американской армии с XIX века. Никаких лошадей там, понятно, не осталось, а вот назначение сохранилось – тактическая разведка. Патрули бронекопытных пролеживали бока вдоль всей границы с ГДР и единственной доступной для нас формой их жизнедеятельности были spot reports – акынские доклады о замеченных на территории ГДР передвижениях: «Два пограничника с оружием типа АКМ следуют на север», «Автомашина типа КрАЗ следует на юг»...
В силу незамысловатости текста именно доклады БРКП становились в ОСНАЗе наиболее частым объектом приписок. Например, боец сладко проспал всю ночную смену и даже не был пойман за этим увлекательным занятием дежурным офицером. Но наутро надо как-то отчитываться – ведь никто не поверит, что все шесть часов в эфире стояла мертвая тишина. И боец, помусолив палец, сочиняет частоту и «рожает» очередных пограничников с АКМ, пеленгаторщик придумывал пеленг – «деза» (дезинформация) готова. В случае войны это, наверное, здорово подвело бы Советскую армию: по разведданным выходило, что бронекопытные так размножились, что от Балтийского моря до чешской границы лежат буквально плечом к плечу. Но войны между двумя Германиями не случилось.
БИТВА С «ГОЛУБЫМИ»
Самым заметным событием на Центральноевропейском театре военных действий (ТВД) в мирное время были осенние учения войск НАТО «Рефорджер» (Returning forces to Germany), то есть возвращение войск, выведенных из Европы после Второй мировой войны, обратно в Германию. Действительно, из Англии и США перебрасывались самолетами и морским транспортом тысячи солдат (боевая техника складировалась на месте). Из Штатов прилетала 82-я воздушно-десантная дивизия и с ходу вступала в бой... на стороне Варшавского договора.
По плану учений наши всегда начинали первыми. Точно так же, как на советских учениях «красные» воевали с «синими», у них «оранжевые» (orange) бились с «голубыми» (blue). Наши были «оранжевыми». Воевали на «Рефорджере» недели по две с несколькими оперативными паузами, необходимыми для передислокации войск и для того, чтобы разобраться, кто завтра будет воевать и на чьей стороне. Например, упомянутая 82-я воздушно-десантная дивизия под конец сбрасывалась уже «в оперативных тылах ГСВГ».
Для того чтобы уследить за тем, кто кому подчиняется, существовали посредники. У них были собственные радиосети, что облегчало наблюдение за ходом игрушечной войны. В конце каждых суток посредники сообщали координаты линии фронта. Эти данные считались в ОСНАЗе особо ценным разведматериалом, или попросту «ценняком».
Я тоже был в этом убежден, пока однажды ночью не застал группу офицеров за просмотром западногерманского телеканала ZDF. Сидевшие тесной кучкой в ленинской комнате специалисты по вооруженным силам США и ФРГ перерисовывали на свои планшеты... ту самую линию фронта, координаты которой как раз в это время пытались подслушать все посты и точки ОСНАЗа во всей Германии. Шел прямой репортаж из штаба учений, и натовские офицеры показывали положение «голубых» и «оранжевых» на картах. Впрочем, чему удивляться: 80% разведывательной информации можно добыть из открытых источников. А то, что добывали эту информацию товарищи офицеры вручную, объяснялось исключительно отсутствием видеомагнитофонов в тогдашнем СССР.
На перехват данных по «Рефорджеру» были брошены все силы ОСНАЗа. Развернули дополнительные посты, но, несмотря на полную отмену всех хозяйственных работ, людей все равно не хватало. Многие, как я, сутками не вылезали из здания приемного центра. Так что дней через десять у всех начинала потихоньку съезжать крыша. Подходит как-то солдатик и говорит:
– Послушай, у меня что-то странное. Евреи какие-то.
– Почему евреи?
– Они все время повторяют: «Абрамы, Абрамы. Три Абрама пошли туда, два Абрама пошли сюда».
При более внимательном прослушивании выяснилась интересная вещь: «Абрамы» оказались новейшими на тот момент американскими танками М-1 «Абрамс». Это был первый зафиксированный радиоразведкой случай появления новой техники на Центральноевропейском ТВД. Из-за этой информации я поехал в отпуск в СССР, что по меркам службы в ГСВГ было высочайшим поощрением для срочника.
За службу я пережил два «Рефорджера», и оба закончились одним и тем же. На вторую неделю учений «оранжевые» оказывалась в безвыходном положении и применяли тактическое ядерное оружие. «Голубые» в долгу не оставались.
…В тот раз все посты батальона дружно начали принимать NBC reports, то есть доклады о применении ядерного, бактериологического или химического оружия. Десяток ядерных ударов был нанесен «голубыми» по прифронтовой полосе «оранжевых». Средство доставки – артиллерия, координаты прилагаются. Планшетист с кипой бланков перехвата побежал к карте на КП привязывать взрывы к местности. Вернулся он с кривой ухмылкой:
– Ну, покойнички, поздравляю! NA 365859 – это координаты нашего батальона.
ОБРАТНЫЙ ПЕЛЕНГ
Вообще скучать в ОСНАЗе не приходилось. Помнится, стояла зима 1982 года. Генерал Ярузельский только что ввел в Польше военное положение. Ночь, в помещении приемного центра, несмотря на запрещение курить, хоть топор вешай. Радиооператор вдруг стаскивает с головы наушники и орет:
– Первый пост, пропеленгуй частоту 4595! По-польски говорят.
Первый пост, а им в ОСНАЗе традиционно является пеленгатор, просыпается и бодро отвечает:
– 225 градусов.
– Как 225, Польша же на 45? – Это уже ДКП (дежурный по командному пункту), без сапог примчавшийся с командного пункта ввиду необычности происходящего. – Записать успел?
Радиооператор включает огромный магнитофон «Звук – 1М» (вес 50 кг, сделан исключительно из железа) на перемотку назад, погнутые многими поколениями осназовцев катушки угрожающе скребут по верхней панели. Наконец он находит нужное место, и сквозь радиопомехи и шумы от некачественной пленки действительно слышится характерная польская речь с обилием шипящих.
«Ценняк»! Это же означает, что на территории ФРГ втайне от мировой общественности готовят диверсантов против братской Польской Народной Республики! Информация уходит «на самый верх», однако вместо благодарностей, внеочередных отпусков и новых звезд на погоны «с самого верха» вскоре приезжают хмурые мужчины гражданской наружности. Это представители оборонного завода, в свое время произведшего на свет наш пеленгатор. Они-то и сообщают, что их изделие наряду с массой положительных черт имеет одну отрицательную. Иногда в железном чреве пеленгатора какие-то шарики заходят за какие-то ролики, в силу чего он начинает выдавать на экран «обратный пеленг», отличающийся от истинного на 180 градусов.
ПОЛИТИЧЕСКАЯ НЕСТАБИЛЬНОСТЬ
Первая декада ноября 1982 года выдалась на нашей горе сухой и бесснежной. В роте по какой-то причине был некомплект народа, так что мне приходилось сидеть на обычном посту (два приемника, один магнитофон) и одновременно ходить старшим смены. Дело это не особенно хлопотное – надо довести 30 человек от столовой до приемного центра (ПЦ). Дальше – забота ДКП. Утром 10 ноября после смены с двух ночи до восьми утра привожу личный состав в обратную сторону на завтрак и ложусь спать...
Только глаза закрыл – растолкал дневальный: «Тебя на ПЦ срочно». Поминая незлым тихим словом чертову родню, надеваю «пэша» – зимнюю полушерстяную форму, мотаю портянки, натягиваю тяжелые юфтевые (тогда в ГСВГ только такие выдавали) сапоги и топаю, куда послали. Только вошел (там дверь железная с переговорным устройством – первый на моей памяти домофон) – под нос суют свеженький бланк перехвата. Обычный лист плохонькой бумаги А4, разграфленный радиотелеграфистом при помощи карандаша – ОСНАЗ пишет только карандашами, так быстрее, чем ручкой. На бумаге – английский текст, как его принял на слух радиотелеграфист, у которого с английским проблемы. Он в словах «лав» и «мани» по три ошибки делает, только «фак» грамотно пишет. Продираясь через его текст, перевожу:
«Вооруженные силы НАТО на Центральноевропейском ТВД приведены в состояние повышенной боеготовности по поводу политической нестабильности в странах Восточного блока». Опаньки! Какая у нас может быть политическая нестабильность?
...А вот ДКП сразу понял – догадлив был майор! Сразу в бригаду, в город Торгау звонить побежал. Оттуда, не будь дураки, запросили подтверждение:
– Кто принимал?
– Рядовой Колташев.
– Кто переводил?
– Младший сержант Осипов, – отвечает ДКП и смотрит на меня, как «тройка» НКВД на врага народа.
– А где офицер-направленец по американскому сухопутью?
– Простудился, с температурой внизу (на горе постоянно жили только солдаты, офицеры и прапорщики квартировали в долине, 40 минут на автобусе) лежит.
– Мать-мать-мать! Магнитофонная запись есть?
– Так точно, есть!
– Прокрутить по телефону! Да, прямо в трубку!
... Хватаем тяжеленный магнитофон и бегом тащим из аппаратной на КП. В Торгау пока ищут настоящего переводчика, который ВИИЯ СА заканчивал. Мы успели раньше. Прокрутили – перевод подтвердился, отлегло от сердца...
Ну и закрутилось – обычная работа. По ту сторону границы как с цепи сорвались: военная полиция колонны по автобанам проводит, бронекавалерия вдвое больше спот репортов выдает. Докладывает не только о гэдээровских пограничниках с «Эйкейэм тайп оф уэпон», но и об их собаках. Короче, тут и два часа дня, приходит смена с усилением – уже в касках и при АК-74. Обычно такое у нас только на крупных натовских учениях вроде «Рефорджера» или «Винтекса» раньше бывало. И переводчик-двухгодичник с сопливым носом нарисовался. А мы строиться выходим, кончилось дежурство. Вот тут нам и объявили: так мол и так, камень на камень, кирпич на кирпич, умер наш Брежнев Леонид Ильич… Всему советскому народу об этом только на следующее утро с прискорбием сообщили.
Я, помнится, кроме удивления, ничего не испытал. Надо же: я едва родился – он уже генсек, я в школу пошел, «Целину» и «Малую землю» прочитал, в армию загремел – а он все генсек. И вдруг – помер. Да еще в мое дежурство...
P.S. Бригаде, в которой я служил, после распада СССР повезло. Когда из Германии выводили войска, ее не расформировали, как многие части, а вывели в Смоленскую область, в Вязьму. Там под именем 82 ОРТБРОСН бригада и служит. А что: опять, можно сказать, на западных рубежах…
