Игорь Атаманенко
С нелегальной миссией супруги Вартанян объездили более ста стран. Фото с сайта www.svr.gov.ru
Как-то в начале нулевых, прочитав очерк о разведчиках-нелегалах супругах Вартанян, я загорелся желанием найти их по своим чекистским каналам. Но все оказалось проще – господин случай сам свел меня с легендарным тандемом в конференц-зале одной газеты. И я поспешил схватить Фортуну за подол: представился и произнес кодовую фразу, понятную только профессионалам. Геворк Андреевич лукаво подмигнул и, наклонившись к жене, сказал:
– Этот парень не напоминает тебе Фрунзика Мкртчяна?
– Да, похож. И на Луиса Корвалана, тоже, – кивнула Гоар Левоновна.
Ее ответ прозвучал стартовым выстрелом, и я получил то, на что не надеялся: номер мобильника и согласие на встречу.
Средство общения
Уже через неделю с букетом роз, диктофоном и бутылкой армянского коньяка я стоял у дома, где проживали Вартаняны. Церемониальная часть встречи проходила на кухне за чаем с коньяком. Я, чтобы быстрее превратить мой визит в общение единомышленников, похвалил русскую, без армянского акцента, речь хозяина. Оказалось, попал в «десятку»: Вартанян рассмеялся, в знак особого расположения похлопал меня по плечу и пояснил, что говорит по-русски чисто, так как впитал его с рождения. Через год после переезда в Иран овладел фарси и только потом начал учить армянский язык. Я воспользовался моментом и спросил, какие языки, кроме упомянутых, он знает. Так я надеялся выяснить, где, в каких странах супругам довелось работать. Не тут-то было: «капкан» Вартанян обошел играючи:
– Когда известных мне шести иностранных языков не хватало, я применял «золотой ключик» – армянский язык. Не обижайся, но о точных датах, странах проведения операций и их содержании говорить еще рано.
Я долго не мог расшифровать фразу «применял золотой ключик». Наконец понял: Вартанян использовал армянский язык как ключевое средство общения в странах, где сильна армянская диаспора, а ее представители – влиятельные люди, которые имеют выход на политиков и олигархов либо сами таковыми являются. Через них можно получать информацию, составляющую военную, экономическую и государственную тайну. Из политической этнографии мне было известно, что к странам, где армяне имеют вес во властных структурах, относятся США, Франция, Англия, Иран, Ливан, Сирия, Иордания, Аргентина. Еще Гонконг и Сингапур. И на следующей встрече я сообщил Вартанянам, как логическим путем мне удалось вычислить, в каких странах они вели вербовочную работу и добывали разведывательную информацию.
Супруги переглянулись, а Геворк Андреевич одарил меня традиционным похлопыванием по плечу и, чтобы закрыть тему, сказал, что они работали в ста странах, на трех континентах и сменили десяток кодовых имен.
…Как высок был авторитет Вартаняна среди капитанов американского истеблишмента, мне стало известно из рассказа Ю.И. Дроздова, экс-начальника Управления «С» КГБ СССР (подготовка разведчиков-нелегалов): «4 ноября1979 года, когда иранские студенты-экстремисты захватили посольство США в Тегеране, директору ЦРУ адмиралу Тёрнеру срочно понадобился специалист по Ирану. В Госдепе экспертов, которые бы устроили директора, не нашлось. Тогда его помощники предложили Вартаняна (разумеется, имя было другое), который владел монопольным правом на поставку в США персидских ковров и был известен как квалифицированный консультант по Ближнему Востоку вообще и по Ирану в частности. Адмирал прислал за «Анри» (оперативный псевдоним Вартаняна) свой личный самолет, который доставил его из Нью-Йорка в Лэнгли, штаб-квартиру ЦРУ.
В дальнейшем Тёрнер проникся такой симпатией к Вартаняну, что стал приглашать его с Гоар на вечеринки, где присутствовал бомонд Вашингтона, в том числе и высокопоставленные сотрудники управления. Разведчики времени зря не теряли – за коктейлями устанавливали дружеские контакты, подбирая кандидатов на вербовку. Прекратили они посещать эти великосветские тусовки вслед за шифровкой из Центра о намерении ФБР взять их в вербовочную разработку…»
Уже на первой встрече Геворк Андреевич, продемонстрировав глубокое знание темы и широту политического кругозора, просветил меня насчет оперативной обстановки на советской южной границе в первые месяцы Великой Отечественной войны. Подчеркнул, что именно тогда он, семнадцатилетний юноша, впервые удостоился внимания Ивана Ивановича Агаянца, советского резидента в Иране.
СТАЛИН НАЧИНАЕТ И ВЫИГРЫВАЕТ
Историки утверждают, что до ноября 1941 года Верховное командование СССР, опасаясь нападения японцев, держало на Дальнем Востоке огромную войсковую группировку – более миллиона бойцов с соответствующим числом танков, орудий, самолетов. Лишь после получения разведданных, что император Японии не вступит в войну на стороне Гитлера, дивизии крепышей-сибиряков были спешно переброшены под Москву и, по сути, решили судьбу столицы, а возможно, и всего СССР.
Между тем почему-то игнорируется тот факт, что не меньшая по личному составу и количеству боевой техники группировка – три полностью укомплектованные армии – в качестве «сил сдерживания» были сосредоточены на южных рубежах СССР. Там, согласно данным Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба Красной Армии, союзница гитлеровской Германии – Турция сосредоточила более миллиона солдат-янычар для захвата советского Закавказья.
 |
| В годы Второй мировой войны Тегеран, где столкнулись интересы разведок нескольких стран, был вполне светской столицей. Фото 1940-х годов |
Но и это не все. С приближением Второй мировой войны альянс двух диктаторов – правителя Ирана Реза-шаха Пехлеви и Гитлера – становился для нас все более угрожающим. Усилиями германских эмиссаров Иран превратился в плацдарм, с которого проводились поощряемые Берлином враждебные СССР акции. ГРУ располагало информацией, что Гитлер рассматривает Иран как коридор для вторжения немецких войск в Азербайджан с целью захвата нефтяных месторождений и для прохода в Индию через Афганистан.
25 июля 1941 года фюрер в категоричном тоне потребовал от Резы-шаха вступить в войну на его стороне. Но большинство членов Высшего военного совета высказались против, и шах решил выждать. Тогда в Тегеран тайно прибыл шеф абвера адмирал Канарис, чтобы подготовить переворот с целью свержения сомневающегося союзника. Адмиралу было на кого опереться: все государственные учреждения, 50 национальных министерств, меджлис (парламент) кишмя кишели агентами абвера. Переворот был назначен на 22 августа, но Канарис, надеясь, что шах «образумится», перенес дату на более позднее время.
Сталин, опасаясь, что промедление обернется появлением двух новых фронтов – турецкого и иранского, – отдал приказ, и рано утром 25 августа 1941 года 17 отборных дивизий Красной Армии заняли север Ирана и начали продвижение к Тегерану.
Согласно 6-й статье советско-иранского договора, подписанного Лениным в 1921 году, мы имели право ввести войска в Иран, если какая-то третья держава попытается превратить его территорию в базу для военных выступлений против Советской России. Сталин воспользовался договором. И очень вовремя, так как в полдень того же дня посол Германии в Тегеране фон Этель вручил Резе-шаху ноту, за которой могло последовать вторжение в Иран фашистских войск.
Ввод наших дивизий в Иран не только умерил пыл местных сторонников фюрера, но и подручных Канариса – переворот вообще сняли с повестки дня, так как Реза-шах покинул страну. Трон занял его сын Мохаммед Реза Пехлеви, который для немцев был terra incognita.
Кроме того, появление наших войск в Иране настолько отрезвило горячие головы в военном командовании Турции, что оно решило отложить вторжение в Закавказье до взятия Гитлером Москвы.
ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ
Когда в 1930 году директор маслобойного завода Андрей Васильевич Вартанян, заполучив каким-то неведомым образом иранское подданство, отправился из Ростовской области в Иран, он уже был связан с советской внешней разведкой. Связь эта длилась два с лишним десятилетия. Вернувшись в родные пенаты в 1953 году, Андрей Васильевич Вартанян еще долго занимал скромную гражданскую должность, но пенсию получал по тарифу офицера-чекиста.
Первые шесть лет в Табризе Вартанян-отец жил с петлей на шее: не раз его сажали в иранскую тюрьму, подозревая в связях с советской разведкой. Но всякий раз выпускали, так и не сумев ничего доказать. Во время его отсидок больше всех страдали дети: две девочки и двое мальчиков – и за отца боязно, и есть нечего, да и не на что. Помогали сотрудники тегеранской резидентуры, выступавшие под видом родственников. На встречи с ними мать брала самого шустрого из детей – Геворка. А так как явки проводились в тревожной тиши ночи, то именно тогда у будущего разведчика возник вкус ко всему тайному…
В 1936 году Вартаняны перебрались в Тегеран, где глава семейства быстро преуспел на ниве коммерции и стал уважаемым членом столичного общества. Продукция его кондитерской фабрики славилась на весь Иран, и 200 тысяч армян диаспоры гордились им. Никому из его окружения и в голову не могло прийти, что преуспевающий фабрикант живет еще и тайной жизнью, а дом его – «сапожная мастерская» (так на профессиональном жаргоне называлось место, где мастерили паспорта для разведчиков-нелегалов из Союза). Лишь один Геворк знал наверняка, что отец работает на советскую разведку. Вскоре и он занялся тем же промыслом – стал выполнять разовые поручения: по описанию встретить в назначенное время в обусловленном месте человека, припрятать то, передать это. Конспирация превыше всего, и каждый из двух Вартанянов, как на конвейере, выполнял только свою операцию. Ничего не поделаешь – суровый закон профессии.
В РАЗВЕДШКОЛЕ
В начале 1942 года резиденту Агаянцу стало известно, что англичане под крышей молодежного любительского радиоклуба открыли в Тегеране разведывательную школу. Из условий набора было ясно, что ее деятельность направлена против СССР: искали молодых людей из обеспеченных семей, владеющих русским языком. Таких можно было найти только в армянской или таджикской диаспоре, и Вартанян-младший получил приказ резидента внедриться.
Геворк произвел достойное впечатление на членов приемной комиссии: для своих лет более чем развит, в общении приятен, может поддержать беседу на трех языках – русском, фарси, армянском. А покорил он экзаменаторов даром экстрасенса и бунтующей честностью: громогласно заявил, что идет в разведку, чтобы «срубить денег», и как можно больше.
Первое занятие в разведколе было посвящено истории возникновения Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС) – английской секретной службы и роли автора книги «Приключения Робинзона Крузо» в ее становлении. Оказалось, что основным видом общественной деятельности Дефо был шпионаж. Слушателям – их было около 40 – сообщили: «Все привыкли, что героями шпионских историй всегда выступали либо сотрудники спецслужб, либо дипломаты, либо политики. А между тем шпионажем успешно занимались и посвятили ему большую часть своей жизни многие всемирно известные писатели. К примеру, с появлением писателя Дефо на политической арене пробил час рождения СИС».
Английские преподаватели не переставали восхвалять свою спецслужбу в течение всего курса обучения, что за шесть месяцев набило оскомину всем курсантам. Впрочем, во время наших встреч Геворк Андреевич никогда не стремился принизить значение тех специальных и общих дисциплин, которым его обучали англичане. Там работали преподаватели высочайшей квалификации и настоящие профессионалы. Под их руководством адепты овладевали искусством вербовки, методами выведывания информации, способами разоблачения «подстав» из агентов НКВД. Прививали навыки шифровки и дешифровки, радиосвязи и фотографирования, учили диверсионному делу и тайниковым операциям. Натаскивали, как из купленных в аптеке порошков и куска мыла изготовить бомбу, как ударом ладони убить человека. В общем, готовили универсалов – мастеров замысловатых акций и супердиверсантов.
Со слов Геворка Андреевича, все 45 лет своей разведывательной деятельности он с благодарностью вспоминал английских наставников и на все 100% использовал приобретенные в знания и навыки, кроме, по его определению, «кровожадных» – подготовки терактов и убийств. Часто во время наших встреч он по памяти цитировал целые абзацы из наставлений для разведчиков (при том что минуло 70 лет со времени его учебы в разведшколе). Вот один из них: «Никогда не перегружай себя работой, ибо проблем всегда больше, чем ты как аналитик в состоянии решить, а доступных сведений всегда больше, чем ты сумеешь обработать. Запомни: лучшие мысли приходят в свежую, не слишком занятую голову».
Отдельные сентенции из учебных пособий, которые огласил мне Вартанян, звучат афористично и могут служить руководством к действию в повседневной жизни рядовых граждан, далеких от шпионского промысла: «недоверие – мать безопасности»; «не играй, пока не узнаешь правил»; «умей слушать – и тебе все расскажут»; «нет неразрешимых проблем, есть неправильные решения»; «нет безвыходных ситуаций, есть их непонимание»; «если что-то выглядит как совпадение, это скорее всего не совпадение. Конечно, жизнь полна настоящих совпадений, но…»
Конспирация у англичан была строжайшая – обучение только с напарником. Расписание составлено так, что курсанты не имели возможности ни случайно встретиться, ни общаться – все для того, чтобы будущие агенты не знали друг друга. Армян готовили для заброски в Армению, таджиков – в Среднюю Азию. Обо всем происходящем в школе «Амир» (псевдоним Геворка, под которым его знали в тегеранской резидентуре и на Лубянке) докладывал лично Агаянцу.
Окончив школу в конце 1942 года, Вартанян стал «дипломированным» специалистом диверсионно-разведывательного дела. Стоит ли говорить, что никаких документов, подтверждающих присвоение ему этой специальности, он на руки не получил.
Как только Вартанян завершил учебу, у англичан начались проблемы: мало кто из заброшенных в СССР выпускников вышел на связь. А те, кто вышел, были перевербованы и работали под «колпаком» – под диктовку НКВД. Англичане заволновались, ведь в предприятие они вложились некопеечно, да и престиж нельзя было ронять, поэтому изо всех сил пытались отыскать «кротов» – «информаторов Советов», инфильтрованных в школу. Но вскоре поняли тщетность своих усилий и учебное заведение закрыли. Резидент Агаянц торжествовал: «Карфаген пал!»
В заключение нашей встречи Геворк Андреевич резюмировал:
– То, к чему нас готовили в школе, наставники не называли шпионажем – только разведкой. Я долго размышлял, в чем же разница между этими понятиями. И, в конце концов, пришел к выводу, что между «благородной разведкой» и «низменным шпионажем» нет различий, ибо цели, методы, стиль работы, оснащение шпиона и разведчика абсолютно идентичны. Разница существует лишь в общественном, идеологическом и эмоциональном восприятии этих терминов и зависит от точки зрения каждого из участников дискуссии. Могу подписаться под этими словами…
РАЗГОВОРЫ НА ВОЛЬНУЮ ТЕМУ
Однажды, чтобы вызвать Геворка Адреевичана на откровения о роли разведки и контрразведки в системе специальных служб, я затеял дискуссию. Начал так:
– Всякий профессионал по-своему видит окружающий мир: психоневролог отличит в толпе холерика от психопата; мошенник – «упакованного лоха» от денежного, но бдительного провинциала, приехавшего в столицу за покупками; лингвист определит, из Уфы вы или Вологды. А что же контрразведчик? – При этом я ткнул пальцем себя в грудь и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Считаю, что контрразведчик должен уметь все: стрелять из всех видов стрелкового оружия, водить машину любой марки, написать статью и принять роды. К тому же талантливый контрразведчик – хороший актер, ведь сегодня надо сыграть роль психоневролога, завтра афериста, а послезавтра лингвиста. И не на сцене – в жизни!
Вартанян воскликнул:
– То же самое делают разведчики! – и добавил: – Ведь и те и другие – добытчики информации и «охотники за головами», то есть вербовщики…
Но этого мне показалось мало, и я решил зайти с другого конца:
– Если разведчик выслеживает и расставляет силки, в основном для дичи непуганой – беззаботных обладателей секретов, то контрразведчику куда как труднее, ведь он всегда идет по следу профессионала, осведомленного о методах работы спецслужб вообще и контрразведки в частности. Поэтому он должен лучше «видеть поле», уметь прогнозировать и просчитывать игру на несколько ходов вперед, чтобы опередить своего противника…
Геворк Андреевич, наконец, раскусил мои провокационные потуги и свернул развиваемую мною тему.
– Одно скажу: разведчик может потратить 100 тысяч долларов на приобретение сведений технического характера, а чтобы их заполучить в ходе научных исследований, которые будут продолжаться месяцы, а может, и годы, понадобятся миллионы и миллионы долларов. Вот вам и реальная экономия, которую приносят разведчики. А контрразведчики смогут сделать то же самое? Нет, конечно! Но они призваны охранять добытое разведчиками. Поэтому богу – богово, а кесарю – кесарево, то есть пусть каждый занимается своим делом.
Или вот еще случай. В книге воспоминаний генерала Н. из руководства СВР я наткнулся на рассуждения о нелегальной разведке и ее бойцах: «Все страны, которые заботятся о своей безопасности, занимаются разведкой, в том числе и нелегальной. Последняя в силу исторических и политических причин была более присуща Советскому Союзу, чем остальным странам мирового сообщества. Советская разведка, имея весьма ограниченные возможности упрятать своих сотрудников в каких-то неправительственных учреждениях (ввиду малого количества таковых в СССР), в тех, что на языке западных спецслужбистов называются учреждениями «глубокого прикрытия», вынуждена была поставить на конвейер производство разведчиков-нелегалов, превращая в иностранцев представителей разных народов, населявших СССР».
С тех пор мне все время хотелось задать Геворку Андреевичу, солдату невидимого фронта, один вопрос. Не традиционно-банальный и глупейший по своей сути вопрос, что обычно журналисты задают профессионалам всех мастей – маршалам, проктологам, каскадерам, шоферам: «Доведись вам начать жизнь сначала, вы бы опять стали тем, кем стали?»
Мой вопрос был сродни обсуждаемым с Вартаняном темам, поэтому я не хотел услышать «идеологически выдержанный» или формальный ответ. Сложившиеся между нами доверительные отношения и взаимная симпатия предполагали другой – не импровизированный, а осмысленный ответ. И тогда я спросил:
– Есть ли у англичан и американцев нелегальная разведка?
Взгляд Вартаняна был иронично снисходительным, а ответ кинжально резким:
– Нет у них нелегалов, потому что ни один американец больше года советской жизни не выдержит. Шутка! Но в каждой шутке – лишь доля шутки. А если серьезно, то, насколько мне известно, западные спецслужбы используют своих нелегалов для выполнения в нашей стране разовых заданий. Зашлют его на три месяца, ну, на шесть. Сделал дело – давай обратно. А наши в чужой стране десятилетиями работали, потому и результаты приносили. И такой вот Службы нелегальной разведки, как была создана у нас еще в 1922 году, ни у кого нет. Разве что израильский Моссад имеет нечто подобное. У них ведь во всех странах очень сплоченные диаспоры. Моссад вполне может на них опираться и использовать в своих интересах. На практике это выглядит так: Моссад вербует своего соплеменника, и он становится разведчиком-нелегалом в той стране, где проживает, а дальше – цепная реакция, эффект домино: он вербует себе подобных, из своего окружения. В итоге – резидентура нелегалов, руководимая из Моссада.
НА КРАЮ ПРОВАЛА
На одной из встреч я спросил Геворка Андреевича, какую из проблем разведки вообще и нелегальной разведки в частности он считает главной. Ответил он мгновенно, потому что для себя давно уже все решил:
– Предатели – вот главная проблема всех разведслужб мира. Именно предатели виновны в провале Абеля, Молодого, Олдрича Эймса… Но есть еще один фактор, который может косвенно способствовать провалу. К косвенным факторам я отношу беспечность самого разведчика, а также форс-мажорные обстоятельства. Коварство все в том, что теоретически предусмотреть их можно, а реально преодолеть в жизни – нет! В фильме «Семнадцать мгновений весны» этот форс-мажор убедительно показан: «пианистка» Кэт, «чистокровная немка», при родах вдруг обнаружила знание русского языка, что привело к провалу берлинской резидентуры, ну, во всяком случае, той ее части, которой руководил Штирлиц… Нечто подобное случилось и с нами, вернее, с Гоар. Мне это стоило миллионов загубленных нервных клеток…
Было так. Рассказывает Геворк Андреевич: «Нас пригласили на ужин в одно уважаемое общество. Мы отправились пешком, чтобы прийти в точно назначенное время – там нельзя приходить ни минутой раньше, ни позже. По дороге встретили женское ателье, и Гоар вдруг вспомнила, что ей надо сделать укладку волос. Она – внутрь, я гуляю у здания. Когда до ужина оставалось 10 минут, я заглянул в окно. Гоар сидела метрах в трех и сушила волосы под колпаком. Показываю ей часы – пора! В ответ она как заорет по-русски: «Жора, я уже иду!» Меня аж вверх подбросило, но в следующий миг заорал уже я: «Прыгай в окно, бежим!» Ужом Гоар выскользнула из-под колпака и выпрыгнула из окна прямо мне в руки. На ужин успели, но весь вечер в ушах у меня ее крик стоял. Гоар успокаивала меня: «Никто ничего не слышал – все были под колпаками, а мастера чаевничали в подсобке. На том и успокоились…
На следующий день я дежурил у аппарата. Принял радиограмму в одну строчку. Такие Центр посылал только в случае провала, и я решил, что пришел приказ сматывать удочки. Вчера мы успокоили себя, что все обошлось, а сегодня – радиограмма в одну строчку. Значит, провал!.. С трудом, но взял себя в руки, принялся за расшифровку. А там… мать моя родная, держите меня семеро: «Полковника Вартаняна Г.А. поздравляем с присвоением звания Героя СССР».
– За предотвращение убийства Сталина, Рузвельта, Черчилля в Тегеране в 1943 году? – предположил я.
– Нет. За Тегеран я получил благодарственную телеграмму из Центра еще в 1943 году. А Героя мне присвоили за все то, что мы с Гоар успели натворить до 1984 года, и по случаю моего шестидесятилетия… Но вернемся к радиограмме. Я успокоился – обошлось без провала! Сижу, глаз не могу оторвать от поздравления, а вижу лицо Юрия Владимировича Андропова. Ведь это благодаря ему я стал полковником.
– Вы лично были знакомы с Андроповым?
– Лично знаком не был, – с апостольским спокойствием ответил Вартанян, – просто однажды Юрий Владимирович очень заинтересовался информацией, полученной от нас. Надо сказать, то было уже не первое сообщение, которое за моей подписью попало к нему на стол. Спрашивает он начальника внешней разведки Сахаровского Александра Михайловича, который-то и докладывал сообщение: «А в каком звании этот «Анри»?»
Сахаровский объяснил, что я вообще не проходил аттестации. Андропов попенял ему, дескать, «не цените вы кур, которые вам золотые яйца несут», и предложил исправить положение. Не прошло и месяца, как мне присвоили первое воинское звание – капитан. Было мне тогда уже 44 года. У Гоар даже домашняя шутка появилась: «Мой муж карьерист, ему всего лишь 44, а он уже капитан!» Ничего, наверстал – в 1975 году, то есть через семь лет, я уже в полковниках ходил. Евгений Максимович Примаков принял эстафету от Юрия Владимировича и продолжил опекать меня. В его бытность директором Службы внешней разведки я получил пять боевых наград – как участник Великой Отечественной.
ПАРТИЙНАЯ КОПИЛКА
Вартанян привычно похлопал меня по плечу, я же, надеясь, что мой вопрос не прозвучит диссонансом в обсуждаемой теме, спросил, как же он, не будучи аттестован и не получая денежного довольствия, платил партийные взносы.
– Ну, начнем с того, – улыбнулся Геворк Андреевич, – что до 1958 года я не состоял в КПСС, поэтому никаких взносов не платил. А с 1968 года, когда меня аттестовали, бухгалтерия с моих окладов забирала в партийную копилку то, что было положено.
Но я хотел услышать от Вартаняна совсем другое: делал ли он отчисления в пользу СССР с тех миллионов, что зарабатывал в США и в Западной Европе, когда «сидел под корягой» – работал под прикрытием торговца персидскими коврами? Чтобы «простимулировать» его, я зачитал заметку из газеты «Труд» о Сергее Каузове, чиновнике «Совфрахта», который полтора года состоял в браке с Кристиной Онассис, дочерью «адмирала» танкерного флота миллиардера Аристотеля Сократа Онассиса.
Морганатический союз Каузов–Онассис, длившийся 16 месяцев, в конце концов, распался. Кристина не выдержала и потребовала развода, заявив, что «их любовное судно разбилось о бытовые рифы». Чтобы подсластить пилюлю бывшему мужу, она отстегнула ему пару танкеров. И он, став судовладельцем, организовал в Афинах свою фирму.
Через некоторое время Каузова призвали в Москву. С ним лично хотел пообщаться Арвид Янович Пельше, председатель Центральной ревизионной комиссии ЦК КПСС. Его, хранителя «партийной копилки», интересовал вопрос, в какой валюте – драхмах или рублях – новоиспеченный капиталист Каузов собирается платить партийные взносы и как можно проверить, сколько он зарабатывает в месяц? Сошлись на том, что к Каузову будет прикомандирован бухгалтер с Лубянки, который-то и будет переводить валюту в СССР. Действительно, в партийно-чекистскую кассу Каузов исправно вносил платежи вплоть до развала Советского Союза.
Я ожидал, что Вартанян на этот посыл ответит шуткой, ибо, во-первых, на встречах продолжал действовать введенный им гриф секретности «Не подлежит оглашению». Во-вторых, каждый раз, когда он хотел что-то скрыть, вводил в действие формулу «когда не до шуток – переводи все в шутку». Но на этот раз Геворку Андреевичу было не до юмора.
– Мой отец, фабрикант, работая в Иране во время Великой Отечественной войны, передал советскому правительству деньги из личных сбережений на постройку танка. Разве я, торговец персидскими коврами, зарабатывая миллионы долларов во время холодной войны, мог нарушить семейную традицию и поступить иначе?!
БЕССРЕБРЕНИКИ
– А Гоар Левоновна, она была аттестована?
Я встретил взгляд Геворка Андреевича. Так смотрят взрослые на детей, услышав, например, «А почему дождь?».
– В кадрах решили, что звание ей ни к чему. Однако в 1986 году, когда нас вывели в Союз окончательно, Чебриков Виктор Михайлович, в ту пору глава КГБ СССР, назначил ей полковничью пенсию – 250 рублей. По тем временам хорошие деньги. Сейчас она получает пенсию по старости, плюс «лужковскую надбавку».
– Столько десятилетий смертельного риска – и всего лишь двухкомнатная квартира в Москве и «лужковская надбавка»?! Понятное дело, из-за кордона вы вывезти ничего не могли, но, может, хоть от отца что-то осталось?
– Когда вначале 50-х мы приехали из Тегерана в Ереван, нам хотели дать квартиру, но отец отказался. Сказал, что мы люди обеспеченные, обустроимся сами. Купили в Ростове двухэтажный дом, – Геворк Андреевич протянул мне фотографию и пожелтевшую купчую. – Теперь в доме живут 12 семей – более 40 человек. Никогда у меня не поднимется рука написать заявление на их выселение, чтобы вернуть свой дом. Да и вообще, богат не тот, у кого много, а тот, кому хватает. Нам с Гоар хватает.
…Прожив без малого 88 лет, Геворк Андреевич, бесспорно, самая крупная звезда в иконостасе нашей разведки, тихо ушел из жизни в московской клинике 10 января 2012 года. Таков удел только успешных разведчиков.
