Страшный день календаря

Невский проспект в Ленинграде 22 июня 1941 года. Фото РИА Новости

«Есть у войны печальный день начальный». Так о 22 июня сказал поэт Расул Гамзатов. Этот день всегда будет волновать нас. Каким он был? У каждого своим. Даже два солдата, сидящие в одном окопе, видят войну по-разному.

ПОРТРЕТ В НЕМЕЦКОЙ ГАЗЕТЕ

В апреле 1941 года лейтенант Иван Скрипка прибыл для прохождения службы в разведотдел штаба Киевского особого военного округа. Оттуда его командировали на разведпункт при 91-м погранотряде. Послужить в Раве-Русской ему пришлось недолго. 22 июня началась война.

Их бомбила фашистская авиация. Как-то по команде «Воздух» колонна пограничников рассыпалась по придорожным канавам, но вместо бомб на голову стали падать листовки и газеты. Листовки были на русском и призывали сдаваться, а вот газеты почему-то на немецком. Видно, не успели фашистские пропагандисты перестроиться.

Язык противника лейтенант знал неплохо. Когда вражеские самолеты улетели, с интересом развернул газету. На первой полосе снимок: избитое, в кровоподтеках лицо советского офицера. Подпись: «Первый русский пленный офицер на Юго-Западном направлении. Захвачен во время сна, без документов». Ни фамилии, ни имени.

Иван смотрел на снимок и чувствовал, как перехватывает горло. Русским пленным офицером оказался его друг Игорь Солоха.

Они встретились на разведкурсах в Москве, вместе учились в Смоленске и Киеве, жили в одной комнате, вместе зубрили страноведение и немецкий язык. Игорь пришел из кавалерийских частей и на пехотных офицеров смотрел немного свысока.

Иван хоть и служил в стрелковом полку, но был артиллеристом, «богом войны», и потому Солоха держался с ним на равных.

Они попали служить в один военный округ, были назначены на равнозначные должности. Только Игорь оказался на разведпункте во Владимире-Волынском, а Иван – в Раве-Русской.

Скрипка разгладил газету. «Ах, Игорь, Игорь, как же так? Как это случилось?» Потом, через несколько месяцев, Иван встретит сослуживцев Солохи и узнает обстоятельства его пленения. В ночь на 22 июня Игорь проводил переброску агента через границу. Операция прошла успешно, и лейтенант Солоха решил заночевать в приграничной деревне. Там его и взяли фашисты.

За четыре года войны Иван Скрипка нахлебается всякого. Будет падать с самолетом наземь, десантироваться ночью во вражеский тыл, голодать, замерзать в горах, терять боевых товарищей, чудом вырываться из лап фашистов. Но портрет избитого друга в немецкой газете так и останется для него самым большим потрясением.

Иван Скрипка участвовал в первых боях, но было это словно в тумане, происходило как будто с кем-то другим. Не раз ловил себя на мысли, что не может просто так погибнуть. Оказывается, может. Как Игорь Солоха: устал, уснул, а на рассвете получил прикладом в лицо. И не успел даже дать сдачи, отомстить врагу за унижение.

Но враг не давал возможности долго размышлять. Во Львове начальник из разведотдела штаба округа полковник Тутыхин приказал лейтенантам Скрипке и Березкину остаться в городе для проведения агентурной работы. «В случае критической ситуации пришлю за вами бронемашину или танк», – пообещал полковник.

Лейтенанты работали без сна и отдыха. Последние подразделения Красной армии покинули Львов, город был почти окружен, а транспорт от Тутыхина так и не появился.

«В соседнем районе, где располагался городской парк, уже появились немцы, – вспоминал Иван Иванович Скрипка. – Я позвонил по чудом уцелевшей связи лейтенанту Березкину. Договорились уходить вместе.

Светила большая луна. Мы были одеты в пограничную форму – зеленую, заметную издалека. Шли под обстрелами оуновцев, которые поливали нас огнем с крыш домов и колоколен костелов. К рассвету выбрались на восточную окраину города.

На дороге – ни одного человека. Мы спешили догнать свои войска. Над нами на малой высоте прошла пара «мессеров». Потом развернулись и начали нас обстреливать. Залегли, стали вести огонь из пистолетов. Проутюжив нас, фашисты улетели».

Так лейтенанты Скрипка и Березкин добрались до леса, где располагался штаб 6-й армии генерала Музыченко. Разыскали свой разведпункт, который находился там же.

В те дни впервые лицом к лицу Иван Скрипка столкнется с фашистом. Наши зенитчики подбили немецкий самолет, летчик выбросился с парашютом и был захвачен в плен.

Допрашивали пилота несколько раз, но он не сказал ничего важного. Вел себя заносчиво, высокомерно. То и дело повторял: «Сегодня я в плену у вас, завтра вы у нас». Командарм приказал расстрелять фашиста.

С боями войска 6-й армии отходили к Киеву. В их составе двигались и разведчики. Всем им потом пришлось оборонять столицу Украины. Почти все сокурсники Ивана Скрипки, которые находились в штабе округа, погибли. Ему повезло. Он остался жив.

ПО ЗАКОНАМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ

Заскрипели тормоза, поезд замедлил ход. Хлопнула входная дверь. Патрульные – молодой лейтенант в новой гимнастерке и два солдата с винтовками – шли по вагону. Им протягивали документы, лейтенант вчитывался в фамилии, задавал привычные вопросы: «Куда следуете? Ребенок с вами?»

Начальник патруля похлопал по спине лежавшего на второй полке пассажира. Пассажиром был лейтенант Разведуправления Красной армии Александр Никифоров, который возвращался из длительной командировки из Китая. Одет он был в штатский костюм.

Никифоров повернулся к начальнику патруля, подозвал его поближе. Лейтенант пододвинулся. Пассажир что-то зашептал ему на ухо.

– Да вы что? – отпрянул начальник патруля и схватился за кобуру. Солдат, стоявший за спиной, торопливо сдернул ружейный ремень с плеча.

– Быстро одевайтесь и на выход, – скомандовал лейтенант.

Пассажира вывели из вагона и тут же произвели досмотр. В нагрудном кармане его лейтенант обнаружил пистолет. Начальник патруля отскочил от пассажира, как ошпаренный, выхватил из кобуры свое оружие.

– Товарищ лейтенант, я все объясню… – пытался вставить Никифоров.

– Молчать! Что ты объяснишь! Без документов, с пистолетом в кармане…

– Да это же шпион, товарищ лейтенант, – прошипел за спиной солдат. – Немецкий шпион, сука. В Москву едет... К стенке его прямо здесь, по законам военного времени!

– Лейтенант, – стараясь говорить как можно спокойнее, уговаривал Никифоров, – пусть солдаты отойдут на пять шагов. Я все тебе объясню…

– А на двадцать не хочешь? Нашел дурака.

– Отведи меня к своему командиру.

– Может, тебя еще в Москву отвезти? В столицу нашей Родины, куда ты, падла немецкая, и стремишься…

Пассажир молчал. Реакция лейтенанта была понятна. Немецкие самолеты уже бомбили советские города. Патрульных заинструктировали до посинения. Началась шпиономания.

«Твою мать… Ну попал», – выругался про себя Никифоров.

Он вспомнил инструктаж на советско-китайской границе, свое беспокойство, что отправляется в путь без документов, да еще с оружием в кармане, в штатском. Но ему сказали: «Не волнуйтесь. Это обычная практика. Вы же по своей территории поедете. Нам запрещено «светить» разведчиков. Если у кого-то появятся вопросы, не раскрывая себя, попросите позвонить в Москву по телефону. Телефон знаете?»

Запомнил он телефон, да что толку. Тут до телефона не доберешься: поставят к забору и шлепнут. Хотя, если пораскинуть мозгами, ясно как белый день, что шпиона не пошлют с пистолетом и без документов в тыл противника. Если надо, немцы сделают такие бумаги – хрен подкопаешься...

Дорога заняла с полчаса. Они подошли к воротам какой-то войсковой части. Начальник караула проводил задержанного на гауптвахту. Дверь камеры захлопнулась, и пассажир остался один. Да уж, не такого приема он ожидал на родине.

Через четверть часа открылась дверь, и на пороге вырос старшина. Он провел Никифорова в штаб, остановил у одного из кабинетов, постучал, распахнул дверь.

Майор, склонившись над столом, курил. На столе была разложена карта. Майор уткнулся в нее и, казалось, не замечал вошедшего.

– Чего молчишь? – резко спросил майор.

– Прикажите телефонистке набрать Москву, – сказал Никифоров.

Брови майора удивленно взлетели вверх.

– Да, в Москву, телефон К-5–30–00.

– Это что за номер?

– Телефон коммутатора Генерального штаба.

Майор поднялся из-за стола, набычился.

– Ты что, охренел? Может, тебе еще коммутатор товарища Сталина набрать?

– Если надо будет, то и наберете.

– Ты кто такой, черт возьми? – позеленел майор. – Отвечай! Города бомбят, люди гибнут. А ты с оружием, без документов…

– Я командир Красной армии. Выполнял специальное задание. Прикажите набрать номер.

– Фамилия?

– Никифоров. Александр Никифорович.

Майор опустился на стул.

– Ну, молись, Никифоров, или кто ты там, чтоб на этом номере тебя знали. Иначе расстреляю. И рука не дрогнет.

Погрозил костлявым кулаком и приказал увести задержанного.

Внутри затаился гадкий холодок. А вдруг действительно в Разведуправлении на телефоне никого не окажется. Или какой-нибудь новенький, или что-нибудь еще нештатное – ведь война. И что там творится в Москве, неизвестно.

Хотелось есть, но, судя по всему, немецкого шпиона кормить не собирались.

В коридоре вновь послышались шаги, взвизгнул засов, распахнулась со вздохом дверь.

– Пойдемте, майор ждет…

По тому, как старшина сказал эту фразу и не сдернул с плеча винтовку, Никифоров почувствовал: дозвонился майор до Москвы, дозвонился.

Майор ждал его у дверей кабинета. Он почти по-отечески пожурил Никифорова:

– Что ж вы сразу не объяснили? Мы хоть здесь и тыловые крысы, но тоже не без понятия...

Никифоров молчал. Майор так и не понял, что лейтенант Разведуправления сказал все, что мог.

Майор вытащил из стола конфискованный пистолет и протянул бумагу. Александр взглянул. На ней было написано, что он является командиром Красной армии и имеет право на ношение оружия. Заверено подписью и печатью. И дата: 22 июня 1941 года.

ОФИЦЕР ПОСОВЕТОВАЛ НЕ ГОРЯЧИТЬСЯ

Ноябрьским вечером 1989 года в одной из московских квартир раздался телефонный звонок. На том конце провода говорили по-немецки. Взявший трубку слушал, отвечая также по-немецки.

Когда в комнату вошла жена, он уже закончил разговор и, отвернувшись, глядел в темное окно.

– Из Германии звонили. Умер Герхард Кегель.

Военный разведчик полковник Виктор Бочкарев опустился на диван.

– Не выдержало сердце. Увидел по телевизору, как громят разведку...

Вчера в Берлине, в своей квартире, скончался старик. Ему было 82 года. Он умер от сердечного приступа, сидя в кресле у экрана. Старик смотрел, как толпа громила здание госбезопасности ГДР. Били окна, ломали мебель, рылись в шкафах и сейфах. Поджигали, топтали, крушили…

Хоронили старика тихо, по-семейному. Государство, которому он служил всю жизнь, исчезало с карты Европы, а новому не нужна была память о нем. В одной из германских газет появился небольшой некролог, в котором говорилось, что покойный был журналистом, партийным работником, дипломатом.

В Советском Союзе в прессе о старике не появилось ни строчки.

Виктор Викторович подумал, как несправедливо устроена жизнь. Этот берлинский старик столько сделал для СССР, что заслужил соболезнования советского правительства. Но только они с женой и знают о его смерти. Он, конечно, обзвонит ветеранов разведки, сообщит в ГРУ. Вот и все, что в его силах...

Герхард Кегель был одним из ценнейших агентов советской военной разведки. Накануне войны он работал в посольстве Германии в Москве.

Именно его сообщение за два дня до начала войны, хоть и с опозданием и проволочками, было доложено начальником военной разведки Голиковым Сталину. И это было лишь одно из многих ценных сообщений Кегеля.

Они дружили и после войны, когда Герхард Кегель работал в газете «Нойес Дойчланд», потом в ЦК СЕПГ. Виктор бывал у него в гостях в Германии. В одну из таких встреч вспоминали тревожный 1941-й.

В мае в германское посольство в Москве приехал сам Вальтер Шелленберг. Под чужой фамилией, под личиной инженера-химика. В узком кругу, крепко выпив, эмиссар фюрера поделился некоторыми деталями плана «Барбаросса».

Кегель тут же доложил о встрече офицеру ГРУ. Центр заинтересовался и организовал обстоятельную беседу с Кегелем. Позже в своей книге «В бурях нашего века» Герхард Кегель посвятит той встрече целую главу.

Бочкарев знал, чем закончилась встреча. Кегелю не поверили. Однако, несмотря на неудачу, он продолжал делать все возможное, чтобы предупредить руководство военной разведки о скором нападении Германии на Советский Союз.

20 июня 1941 года Кегель докладывает Центру, что знакомый дипкурьер, прибывший из Берлина, доверительно сообщил: война против СССР начнется 21 или 22 июня.

21 июня Кегелю удалось вырваться из немецкого посольства и, рискуя жизнью, позвонить с Центрального телеграфа, попросить о срочной встрече с сотрудником ГРУ. Вышедшему на встречу офицеру Герхард сообщил: во дворе посольства сжигают документацию, уничтожают шифры. Завтра война.

Кегель спросил, каковы указания в отношении его дальнейшей работы. Офицер посоветовал не проявлять горячности и заявил, что будет еще достаточно времени решить этот вопрос.

Между тем времени у нашей страны не оставалось совсем. Кегель оказался прав.

Всю жизнь он посвятил борьбе с фашизмом. И представить не мог, что умрет, как кричали по телевизору, «в счастливый миг объединения немецкой нации».

А может, Герхард Кегель представлял свое счастье совсем иным?