Михаил Болтунов
|
| Николай Мамаев. Фото из архива автора |
Таких набралось 36 человек. В их числе оказался и выпускник института Николай Мамаев. Вскоре их переодели в военную форму и направили в летние лагеря Высшей разведшколы Красной армии на станции Загорянка.
Занимались три месяца, и когда уже готовились отправиться на фронт, к командиру вызвали Николая Мамаева, Евгения Лебедева и Анатолия Лукьянца. Им предстояло работать в НИИ техники связи РККА, который занимался разработкой агентурной аппаратуры, проблемами радиоразведки и перехвата сигналов вражеских станций.
Трудно сказать, кто разглядел в этих выпускниках будущих конструкторов. Но надо сказать, что он не ошибся.
Мамаева определили в отдел № 2, который состоял из трех лабораторий: телеграфии, телефонии и фототелеграфии.
НЕ ПРЫГНУВ В ВОДУ, НЕ НАУЧИШЬСЯ ПЛАВАТЬ
12 октября 1941 года институт эвакуировали под Уфу на станцию Дёма. Кое-как разместившись в здании местной школы, НИИ начал работу. Получил свое первое конструкторское задание и Мамаев. Так он стал конструктором.
Первое конструкторское задание звучало так: разработать приставку к стандартному типовому телеграфному аппарату. Не вдаваясь в технические подробности, скажу, что она должна была преобразовать телеграфный сигнал в фотокартинку. Мамаев сделал такой аппарат. И на всю жизнь запомнил первую фотографию, которую выдала приставка: встреча министра иностранных дел Германии Риббентропа со своим коллегой из Японии.
Вторая задача была сложнее. С началом войны возникла острая необходимость обеспечения надежной радиосвязью Центра с агентурой – как в далеком тылу противника, так и за рубежом, в других странах. Но центральный узел связи Разведуправления располагал всего тремя коротковолновыми передатчиками. Так называемый ДРК-15 плюс два передатчика, закупленных в США. В мирное время их хватало, но война предъявила совсем иные требования.
Заместитель начальника института по научной работе Борис Асеев пригласил к себе двух лейтенантов – Мамаева и Белавинцева. «Вот что, дорогие мои, есть для вас головоломка, – сказал он. – Надо создать трехканальную приставку, которая позволяла бы использовать мощный передатчик. Но уже не для одного корреспондента, а на троих».
Лейтенанты переглянулись. Они хоть и были молодыми специалистами, но прекрасно понимали, о чем говорит заместитель по науке. По сути, он предлагал им создать вместо одного мощного передатчика – три.
Растерянность Мамаева и Белавинцева уловил и Асеев. Он улыбнулся и сказал: «Понимаю, высоковата планка. Но не прыгнув в воду, не научишься плавать. К тому же я вас подстрахую. Смотрите, я тут уже кое-что продумал, рассчитал…». И раскрыл папку со своими записями.
Борис Асеев предложил оригинальную идею расчета трехфазного низкочастотного генератора. А им предстояло эту идею осуществить. Проекту присвоили псевдоним «Полином-1». Трудились сначала вместе, потом Белавинцева перевели на другой участок, а Мамаев доводил разработку до ума самостоятельно.
ПЕРЕДАТЧИК ДЛЯ РЕЗИДЕНТУРЫ
В 1943 году, после возвращения института из Уфы в Москву, Николай Мамаев сам установил приставку на передающем центре Разведуправления. Потом ее усовершенствовал, и она вышла под грифом «Полином-2». Разработка была признана успешной, Мамаеву в качестве поощрения присвоили звание старшего лейтенанта. А вместе с новыми погонами он получил и новое задание: разработать для советской резидентуры в США мощный передатчик.
Вообще установление агентурной радиосвязи с американским континентом – это отдельная страница истории советской разведки.
В 1930 году наркомвоенмор Ворошилов издал директиву, в которой предписывал руководству Разведуправления «принять срочные меры к организации радиосвязи со всеми важнейшими пунктами на Западе и Востоке». Директива была выполнена. Двустороннюю связь установили с Берлином, Кабулом и даже Шанхаем. И только с американским континентом она отсутствовала. В архивах ГРУ сохранился документ, где говорится, что попытка установления связи с США «с использованием несовершенной техники, при отсутствии прогнозирования состояния ионосферы и опыта работы успехом не увенчалась».
В 1939 году по приказу начальника отдела радиосвязи Ивана Артемьева над этой проблемой работал воентехник 2 ранга Олег Туторский. Он выехал в США, собрал там передатчик и с большим трудом установил первую связь с Москвой. Случилось это 12 января 1941 года.
Но редкие сеансы – это еще не постоянная связь. По итогам экспериментов специалисты сделали неутешительный вывод: устойчивой связи с американским континентом установить не удалось.
И вот работу поручили Николаю Мамаеву. Дали в помощь техника, чертежника и пожелали удачи. Разработке присвоили название «Энергия-1». С ней Мамаев справился довольно быстро, и уже в середине 1944 года радист Павел Марченко принял передатчик и убыл с ним в США.
КТО ВЫИГРАЛ, ТОТ И ВЫЖИЛ
Отгремели бои. Отшумел праздничный май 1945 года. Обобщая фронтовой опыт, радиоразведчики сделали вывод: при современных средствах пеленгации длительное нахождение радистов в эфире смертельно опасно. Ведь когда первый радист коснулся ключа Морзе, чтобы передать развединформацию, оператор радиоконтрразведки надел наушники.
Радиосвязь – огромная сила и великая слабость разведки. Ведь выход в эфир – сигнал не только для своих. Это сирена тревоги для контрразведки. Сколько известных и неизвестных «пианистов» попали в сети пеленга. Сколькими жизнями оплачены шифрограммы агентов.
Война обозначила это противостояние особенно остро. Она заставила каждую сторону бороться и искать свои методы и приемы, разрабатывать тактику радиовойны, совершенствовать технику. Война доказала: даже самые виртуозные радисты имеют потолок скорости передачи текста. А что уж говорить о середнячках. Значит, время нахождения в эфире растет, уязвимость – тоже.
Жизненно важно было увеличить скорость передачи. Над этой проблемой ломали голову Николай Мамаев и его начальник Сергей Горохов. Их работа заняла несколько лет. Ее результат – три изобретения под названием «Аргумент», «Градиент» и «Сатурн».
Разрабатывая «Аргумент», создатели системы распрощались с вечным спутником радиста – старым добрым ключом Морзе. Его заменили быстродействующей телеграфией. Теперь информация предварительно накапливалась на бумажном (а позже на магнитном) носителе, а тот запускался в автоматический датчик. Этот датчик обеспечивал стабильность и заданную скорость. Правда, она была еще невелика. Радисты-разведчики мечтали о большем.
«Градиент» стал следующей ступенькой, а «Сатурн» совершил уже настоящий прорыв. Скорость передачи выросла с 300 групп в минуту до 5000. Под такие скорости пришлось создавать новые радиостанции и разрабатывать аппаратуру для стабильного приема.
«Сатурн» сыграл в жизни Мамаева очень важную роль. Здесь Николай Степанович выступил не только как конструктор, но в первую очередь как ученый. Он открыл новое направление – фазовой манипуляции. Вернее сказать, Мамаев снял «научное заклятие» с этого направления и вдохнул в него жизнь.
Метод фазовой манипуляции был открыт и исследован советскими учеными Александром Пистолькорсом и Владимиром Сифоровым еще в середине 1930-х. Они доказали, что это самый выгодный способ работы на коротких волнах: энергетически малоемкий, имеющий максимальную помехоустойчивость. Казалось бы, чего еще желать.
Но тут их поджидало неприятное открытие. Они столкнулись с неизвестным ранее явлением – случайным перебросом фазы. И сделали ошибочное заключение: фазовая манипуляция не применима для работы на коротких волнах. А поскольку ученые это были весьма авторитетные (Пистолькорс – академик, Сифоров – членкор), их теория казалась непререкаемой долгих 20 лет.
Первым в верности теории усомнился молодой кандидат наук Николай Мамаев. Это случилось, когда он изучал осциллограммы сигналов, которые записывались по системе «Сатурн». Он обратился к своему руководителю Сергею Горохову, предложил открыть научно-исследовательскую работу. Результаты их исследований опровергли теорию. Новая разработка получила кодовое название «Иркут».
ГЛАВНЫЙ КОНСТРУКТОР СИСТЕМЫ
Главным конструктором системы «Иркут» назначили Мамаева. Система эта была крайне важна для военной разведки, поскольку действовала на дальних и сверхдальних трассах. «Иркут» успешно осуществлял связь с Кубой, США, Лаосом, Камбоджей. Мамаев удостоился звания лауреата Государственной премии СССР.
Но возвратимся к началу работ. Я часто задавался вопросом, как описать деятельность конструктора. В одной из бесед Николай Степанович сказал мне: «Знаете, конструктор оставляет на земле что-то новое, придуманное им, чего раньше не было вообще».
Но как происходит этот процесс?А как рождается поэма, пишется картина, возникает музыка? К счастью, Мамаев попытался сам описать работу конструктора:
«Помню, однажды я закончил конструирование какого-то узла, причем вроде бы он неплохо получился. Вдруг приходят два разработчика.
– Ты что тут насочинял?
– А что здесь не так? – недоуменно спрашиваю у них.
– Почему здесь расстояние такое, а не такое?
– Потому что все в пределах допусков… – начинаю было рассуждать. Но вижу, что это бесполезно, и соглашаюсь исправить.
– Не исправить, а переделать!
На следующий день опять приходят оба и, излучая радость и благодушие, говорят:
– Слушай, поскольку ты все равно будешь переделывать конструкцию этого блока, то добавь туда заодно два тиратрона, две кнопки «пуск» и «стоп», три резистора, два конденсатора. И выведи лампочку индексации готовности аппарата к нажатию на вон ту кнопку.
Понятно. Разработчики, вместо того чтобы вычерчивать новые чертежи всех изменившихся плат, уголков и деталей и заменять чертежи общей документации, просто перевели стрелки на конструктора. И отвечать придется ему.
Но так или иначе, а переделка неизбежна… Что делать? Объем блока не увеличили, а деталей прибавилось. Куда их деть? Опять думы… И вдруг проблеск! А что, если отказаться от стандартной малогабаритной кнопки и сделать другую, покрупнее. И совместить ее с тиратронами. Вроде бы дикость – при всеобщем стремлении к миниатюризации вдруг намного увеличить размеры применяемой кнопки. Да так, чтобы тиратрон помещался внутри нее… Вместо двух 5-мм кнопок появится двойная с диаметром 16 мм каждая. Кошмар!
Но решение оказалось правильным. Суммарно объем этой кнопки с тиратронами оказался меньшим. А если кнопку сделать из оргстекла, то индикатором готовности аппарата служит сам вспыхнувший оранжевым светом тиратрон. Заодно отпадает необходимость размещать индикаторную лампочку».
Остается добавить, что «Иркут» оказался, как выразился сам Мамаев, «очень мощным, надежным и своевременным оружием разведчика». Самым лучшим образом он показал себя в период Карибского кризиса – обеспечил бесперебойную связь Кубы с Москвой.
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ЗАДАЧИ
Полет Юрия Гагарина в апреле 1961 года изменил жизнь полковника Мамаева. Вскоре он включился в проектирование систем спутниковой связи в качестве заместителя главного конструктора.
Задачи предстояло решить на первый взгляд обычные. И в то же время фантастические: как использовать космические полеты для агентурной связи.
Что теперь будут представлять собой специальная радиостанция, передатчик, аппаратура в Центре управления полетами? Получалась двухзвенная система: корреспондент – спутник, спутник – приемный центр. Возникала и неизведанная проблема: какие средства связи иметь на спутнике, возможно ли их там разместить.
К разработке подключили несколько институтов. Родной НИИ получил свою часть «космического пирога». Кроме того, приходилось координировать деятельность других центров. На работу ушло девять лет.
После увольнения из армии в 1971-м Николай Мамаев преподавал в Московском электротехническом институте связи, был научным руководителем у будущих кандидатов наук, написал несколько книг.
комментарии(0)