Русская геополитика и внеклеточная жизнь

Если «Жигулевскому» пиву послать установку, что оно «Баварское», то никакие санкции нас не одолеют. Кадр из видео YouTube

Я думаю, что оппозиционность – это врожденный видовой признак людей, занимающихся наукой. Коперник, Тихо Браге, Галилей, Ньютон, Ломоносов, Лобачевский, Эйнштейн – и далее по списку. Новые, оригинальные, переворачивающие наши представления о мироздании идеи не могут не быть в оппозиции к прежним. Однако сказано: идеи могут сосуществовать; идеологии непримиримы. Когда научная идея (не важно, корректная или вздорная) превращается в научную идеологию – жди беды. 

Анархия с географией

Русский ученый-географ и революционер, итальянский офицер, японский и швейцарский профессор, этнограф, социолог, путешественник, художник, писатель, дипломат, офицер, политик… Тут сюжетов не для одного – десятков! – авантюрных или приключенческих романов, жанр, который так любили в XIX веке. И все это вместилось в не такую уж и долгую жизнь – всего-то 50 лет – не обладавшего крепким здоровьем человека – Льва Ильича Мечникова. Будь судьба чуть-чуть более благосклонна к нему, он точно не уступил бы в известности своему младшему брату – второму русскому лауреату Нобелевской премии (1908), микробиологу Илье Ильичу Мечникову.

«Мечников был чрезвычайно одаренным ребенком, – отмечает российский географ и дальний родственник Льва Мечникова Владимир Иванович Евдокимов. – Он учился в Петербурге, в Училище правоведения, которое в 1852 году оставил по болезни коксит. (На всю жизнь правая его нога осталась короче, он постоянно пользовался тростью или костылем, шил специальную обувь.) Детство провел на Харьковщине, образование получил главным образом домашнее».

В 1856 году поступает на медицинский факультет Харьковского университета. Но с первого же семестра отчислен за участие в студенческих беспорядках. В 1857 году, после смерти Николая I, у Мечникова появляется возможность поступить на физико-математический факультет Петербургского университета. Посещает курсы Академии художеств, изучает восточные языки. (Вообще Лев Мечников знал девять языков: французский, английский, немецкий, итальянский, испанский, польский, арабский, турецкий, японский.) Но и в Петербургском университете он проучился недолго – уже в 1858 году исключен. Причина все та же – участие в студенческих «историях».

Знание языков помогло – Лев Мечников получает должность переводчика в дипломатической миссии по святым местам. А дальше завертелось в ускоряющемся темпе…

С 1860 года – в Италии и в Россию уже не вернулся. В рядах гарибальдийцев участвовал в военных действиях. В боях за освобождение Неаполя от австрийцев был тяжело ранен – повреждены обе ноги и легкие. Выжил только благодаря заботе друзей, в особенности знаменитого французского писателя Александра Дюма-отца.

О друзьях надо сказать особо. Ведь среди них Джузеппе Гарибальди, Александр Герцен, Николай Огарев, Петр Кропоткин, Георгий Плеханов, Вера Засулич, Михаил Бакунин… Последний, кстати, дал такую слегка ироничную характеристику своему другу: «Много струн на вашей лире, милый Лев Ильич, только ни на одной вы не играете как виртуоз». И в каком-то смысле так оно и было.

«Широта интересов его была поразительной, – подчеркивает Евдокимов. – Он полемизировал с П.Ж. Прудоном, совместно с Н.П. Огаревым издал «Землеведение для народа», написал историю противников государственности в России, знакомил русского читателя с европейской литературой, публиковал литературные произведения и очерки о своих путешествиях по Европе, освоил фотодело, организовал канал доставки нелегальной литературы в Россию, переводил с разных языков».

Лев Ильич Мечников много путешествовал, много воевал, но в истории останется как первый русский геополитик. Фото 1880-х гг., обложка книги Л.Мечникова

С 1865 года Лев Мечников обосновывается в Женеве. Анархист, член бакунинского Альянса социалистической демократии, помогал участникам Парижской коммуны в 1871 году, вел подготовку к Гаагскому конгрессу Интернационала в Испании и во Франции… И всегда сильно нуждался.

В 1874 году, как отмечают все, – немногочисленные, впрочем, – биографы Мечникова, удача улыбнулась ему чуть ли не в первый и последний раз: японское Министерство народного просвещения приглашало профессоров в Токийский университет, чтобы поставить там преподавание науки на европейском уровне. Мечников получает предложение читать лекции в Японии по русскому языку и организовать в Токио русскую школу. За один год он освоил японский язык! Но в 1876-м из-за малокровия вынужден был покинуть Японию и возвратиться в Женеву. В 1883 году Невшательская Академия наук предложила ему занять кафедру сравнительной географии и статистики. Лев Ильич возглавлял ее до самой смерти…

1884–1888 годы Мечников посвятил главному труду, который предполагал назвать «Цель жизни». В нем он задумал объяснить жизнь как феномен планеты Земля. Однако успел написать только первую часть – книгу La civilisation et les Grands Fleuves historiques («Цивилизация и великие исторические реки»). Л.И. Мечников умер 30 июня 1888 года.

Его книга «Цивилизация и великие исторические реки» вышла на французском языке в 1889 году. Готовил работу к печати уже Элизе Реклю. Друг Льва Мечникова, французский географ, историк и тоже анархист, член Парижского Географического общества, Реклю в предисловии к этому труду отмечал: «Я знаю, что произведение Мечникова не принадлежит к числу тех, какие привлекают внимание широких кругов читающей публики; эта книга не будет иметь шумного успеха модного романа, но я сознаю, что эта книга откроет новую эру в истории науки».

Действительно, на русском языке книга вышла только в 1899 году, и то с большими цензурными изъянами. А в полном виде была опубликована только один раз – в 1924 году. Редактор русского перевода Н. Лебедев не случайно свою вступительную статью завершает словами: «Приходится лишь пожалеть, что автору не удалось выполнить целиком своего плана и осветить всю человеческую историю с точки зрения географа и анархиста».

А «человеческая история, с точки зрения географа и анархиста» Мечникова, последовательно разделяется на эпоху речных цивилизаций, средиземноморскую и океаническую. «Подобно тому, – пишет Мечников, – как воды всякой великой реки в конце концов достигают моря, так и каждая речная цивилизация должна погибнуть или раствориться в каком-либо более широком культурном потоке, или же развиться в более обширную морскую цивилизацию».

Но развитие морских цивилизаций на этом не останавливается. Постепенно международные коммуникации достигают такой степени насыщенности, что моря становятся тесны для них, и человечество входит в период океанической цивилизации.

Однако широта охвата проблемы возникновения и развития цивилизаций не ограничивается в книге Мечникова только рассмотрением влияния рек. Вот как определял основную идею своего труда сам автор: «Не придавая той доминирующей и исчерпывающей роли, которую ей приписывает <французский географ> Мужолль, мы тем не менее должны признать значительное влияние географической широты и климата вообще на развитие цивилизации. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на карту годичных изотермических линий. Основываясь на этой карте, мы можем сказать, что самые значительные на земле города и селения сгруппированы между двумя крайними изотермическими линиями в +160 и +40. Изотерма в +100 с достаточной точностью определяет центральную ось этого климатического и культурного пояса; на этой линии сгруппированы богатейшие и многолюднейшие города мира: Чикаго, Нью-Йорк, Филадельфия, Лондон, Вена, Одесса, Пекин.

К югу от изотермы в +160 в виде исключения рассеяно несколько городов с населением более чем в 100 тысяч человек (Мексико, Новый Орлеан, Каир, Александрия, Тегеран, Калькутта, Бомбей, Мадрас, Кантон). Северная граница, или изотерма +40, имеет более абсолютный характер: к северу от нее нет значительных городов, кроме Виннипега (в Канаде) и Тобольска и Иркутска (в Сибири). Наконец, на изотерме +00 расположены лишь очень небольшие поселения, как, например, Туруханск, Якутск, Верхоянск и другие места ссылки, куда русское царское правительство ссылает на медленную смерть своих политических противников».

Мы сегодня, конечно, можем снисходительно улыбнуться насчет «нескольких городов с населением более чем в 100 тысяч человек (Мексико, Новый Орлеан, Каир, Александрия, Тегеран, Калькутта, Бомбей, Мадрас, Кантон)». Но в главном-то Лев Мечников, как выясняется, был абсолютно прав: «В жарком поясе, несмотря на роскошную флору и фауну, до сих пор также не возникло прочной цивилизации, которая занимала бы почетную страницу в летописях человечества».

Вся дальнейшая история науки только подтверждает правоту Л.И. Мечникова. В конце 2015 года американские ученые опубликовали в журнале Nature результаты очень любопытного экономико-географического исследования: идеальная среднегодовая температура для экономически успешного развития – 13 градусов по Цельсию. Государства, где этот климатический показатель выше, то есть более жаркие страны, почти неизбежно показывают и худшие экономические результаты, они чуть ли не обречены на сниженную производительность труда. И число таких стран – климатических изгоев из-за глобального потепления неуклонно растет.

Нормальная температура человеческого тела заключена в очень узком интервале: 36,6 +/– градус. Как оказывается, нормальная температура экономического тела общества тоже колеблется вокруг вполне определенной величины: 13 градусов тепла. А ведь именно об этом еще за 125 лет до американцев писал создатель первой русской геополитической системы Лев Ильич Мечников.

Шаг влево, шаг вправо в сторону от неких средних климатических параметров – и социально-экономическое развитие оказывается под вопросом. И можно только поражаться научной прозорливости Мечникова, когда он пишет: «…изотермические линии действительно образуют границы той области, которую можно назвать ареной исторических цивилизаций. Эти границы, будучи не вполне определенными и постоянными, совпадают, однако, за весьма немногими исключениями, северная – с изотермой +40, а южная с изотермой +200, или +220, не более…»

30 июня 1888 года Лев Ильич Мечников скончался от эмфиземы легких. Похоронен в Швейцарии на Кларанском кладбище. Могила утрачена.

Крупный желточный шар

У Ольги Борисовны Лепешинской – феерическая судьба!

«Лепешинская была посредственным биологом, но при этом была весьма внушительной фигурой в политическом отношении; это объяснялось тем, что она являлась членом Коммунистической партии с момента ее создания, а также ее сотрудничеством с Лениным и многими другими советскими политическими лидерами. В 1950 году, то есть в том году, когда в Советском Союзе существовал политический гнет, Лепешинская заявила, что ею получены клетки из живой неклеточной материи. При этом она даже утверждала, что ей удалось получить эти клетки из питательных сред всего за 24 часа. Ее работа заслужила высокую оценку со стороны самого Лысенко», – пишет об этом персонаже известный американский историк науки Лорен Грэхэм в книге «Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе» (М., 1991).

К «опытам» Ольги Борисовны мы еще вернемся. А пока надо сказать, как она стала биологом.

Ольга Борисовна Лепешинская и обложка одного из ее популярных трудов. Фото из книги «О.Б. Лепешинская. У истоков жизни», М.– Л., 1952, обложка книги О.Лепешинской

«Родилась я и выросла на Урале, в городе Перми, носящем теперь славное имя товарища Молотова, – пишет Лепешинская в книге «У истоков жизни» (1952). – Отец мой, Борис Александрович Протопопов, преподавал математику в гимназии и очень любил свое дело. Человек он был чрезвычайно трудолюбивый, мягкий, честный и справедливый.

Но отец умер очень рано, и воспитывала нас мать.

Мать моя была полной противоположностью отцу. Она была из богатой семьи, отличалась исключительной предприимчивостью, хитростью и жестокостью. Она сумела быстро сколотить огромное состояние, имела свои пароходы на Каме, свои фабрики и рудники на Урале.

На пути к богатству ее не останавливали ни зверская эксплуатация рабочих и шахтеров, ни разорение своих конкурентов.

Это было редкое явление в капиталистическом мире – женщина-миллионер, сама нажившая огромное состояние.

Несмотря на то что с отцом нам жить пришлось недолго, образ его, прямота его характера, честность и неподкупность оставили неизгладимый след во мне. Несомненно, под влиянием отца у меня с малых лет стали проявляться почти болезненная нетерпимость к несправедливости и непреклонное упорство в достижении цели».

Чего-чего, а упорства Ольге Лепешинской действительно было не занимать. Вопреки воле матери – «С радостью покидала я ненавистный мне богатый дом матери» – едет в Петербург учиться на курсах лекарских помощниц.

В 1895 году, как участница организации «Политический Красный Крест», знакомится с заключенным в тюрьму революционером Пантелеймоном Николаевичем Лепешинским. Дело в том, что участницы организации специализировались, так сказать, на помощи политзаключенным. Причем весьма своеобразным способом – выдавали себя за их невест и во время положенных невестам свиданий передавали своим «женихам» новости с воли, поддерживали связь между заключенными. В итоге из фиктивной невесты революционера Ольга Борисовна становится вполне официальной невестой, а потом и женой Лепешинского. Через год вместе с ним уезжает в ссылку в Сибирь, в Минусинский округ.

Затем будет эмиграция в Швейцарию, поступление в Медицинский институт в Лозанне; доучиться не удалось – возвращается в Россию; вновь арест и ссылка в Сибирь; опять возвращение в Швейцарию, вторая попытка закончить медицинский институт. Но получить высшее медицинское образование и на это раз не удалось: после революции 1905 года Ольга Лепешинская возвращается с мужем в Россию. В Москве, в 1909 году, поступает в частный медицинский институт. Шесть лет учебы. «Сорока четырех лет от роду я наконец добилась своего – окончила институт, получила высшее медицинское образование», – вспоминала Лепешинская.

С той же страстью и упорством, с которым Ольга Борисовна Лепешинская предавалась революционной работе, почти в 50 лет она отдается работе научной. И делает на этом поприще совершенно невероятную карьеру!

В 1920 году Лепешинская получила назначение в Гистологический институт Московского университета. Отныне главный объект ее исследований – живая клетка. Фанатичная большевичка, Ольга Борисовна и свои научные занятия строит на незыблемом, как ей казалось, фундаменте большевистской идеологии: «Понимала теперь и я вздорность многих и многих теорий буржуазных биологов. Мне помогли разобраться в этом замечательные работы классиков марксизма – Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Они как прожектором освещали и освещают мне путь вперед».

Под этими «прожекторами» Лепешинская идет напролом. Она уверена, что ей удалось наблюдать возникновение живой клетки из неживого вещества! «Перед глазами разворачивается удивительная картина. Желток около так называемого зародышевого диска состоит из мельчайших зерен. Это хорошо видно. И вдруг от массива желтка отрывается крупный желточный шар и падает в щель под зародышевый диск. Не свожу с него глаз. Что будет дальше?.. Точно зачарованная, стою я у аппарата. Еще проходит несколько часов, и в центре шара образовался какой-то пузырек. А затем на его месте я уже вижу ядро клетки. Передо мной нормальная клетка с ядром и протоплазмой», – пишет она о своих экспериментах в книге «У истоков жизни».

В 1951 году вышла в свет книга Лепешинской с говорящим названием – «Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества в организме». В предисловии академик Трофим Лысенко с пафосом писал: «Многолетняя успешная экспериментальная работа Ольги Борисовны Лепешинской над вопросом происхождения (развития) клеток не из готовых материнских клеток, а из вещества, не имеющего клеточной структуры, представляет большой вклад в теоретические основы в нашей советской биологии. Естественно, что для тех работников науки, которые еще не изжили в своем научном мышлении метафизических подходов, могут оказаться неприемлемыми не только теоретические предпосылки и выводы О.Б. Лепешинской, но они могут отрицать и достоверность фактической части ее работ, как не согласующихся с их теоретическими взглядами. Для людей же науки, стоящих на позициях подлинной теории развития, теории диалектического материализма, фактический материал О.Б. Лепешинской, по моему глубокому убеждению, вполне приемлем… Клетка и все ее содержимое могут происходить не только из себе подобных, то есть из клетки же. В известные моменты развития и жизни организма, а также его отдельных органов клетка может развиваться и не из клетки, а из соответствующих веществ, не имеющих структуры, присущей клетке.

Это принципиально новое положение в биологической науке блестяще и показано О.Б. Лепешинской в ее тонких экспериментах. В этом и заключается ее большая научная заслуга, и можно быть уверенным, что научно-практическая значимость работы О.Б. Лепешинской будет с годами только возрастать».

И дальнейшие события вроде бы подтверждали прогноз Лысенко.

С 1949 года Лепешинская работает в Институте экспериментальной биологии АН СССР, заведует отделом развития живого вещества. В 1950 году становится лауреатом Сталинской премии первой степени за исследования развития клеток из живого вещества. В этом же году избрана академиком Академии медицинских наук СССР. А ведь ей уже почти 80 лет!

Теория Лепешинской была изначально опровергнута и западными учеными, и советскими. 15 декабря 1955 года физик, академик Петр Капица в письме на имя Никиты Хрущева о состоянии дел в советской науке пишет: «Сейчас трудно не обратить внимание на то, что происходит у нас в биологии. Нигде, может быть, так явно не выступают последствия наших ошибок в организации науки. Несомненно, игнорирование здорового общественного мнения, стремление декретировать научные истины тут привело к тому, что начал расцветать мощнейший сорняк (Бошьян, Лепешинская и др.)». Постановление Президиума ЦК КПСС по этому письму получило гриф «Строго секретно».

Советским биологам спорить с теорией Лепешинской было не столько трудно (они сразу оценили ее как мракобесную), сколько небезопасно для жизни. Биохимик и биофизик Симон Шноль отмечает в своей книге «Герои и злодеи российской науки» (М., 1997): «В 1940 году Сталин повелел арестовать Вавилова. Был отставлен от работы, затравлен и в 1940 году умер Кольцов. Были арестованы и убиты многие-многие их сотрудники. Но осталась великая наука – Генетика. Она противоречила безграмотным и лживым утверждениям Лысенко и его приверженцев». Среди последних, несомненно, была и Лепешинская.

Она и не скрывала своего восхищения «гением» Трофима Денисовича Лысенко. Ее, профессиональную революционерку, «тщательно изучившую труды Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина», нисколько не смущало, что число арестованных в Ленинграде сотрудников академика Н.И. Вавилова превысило численность всех биологов гитлеровской Германии, подвергшихся репрессиям, в том числе и высланных за пределы Германии. Из тюрем вернутся лишь трое.

Ольге Борисовне к крови было не привыкать. Свои эксперименты Лепешинская описывает очень образно: «Однажды весной я наловила только что выклюнувшихся из икры головастиков и принесла в лабораторию. Беру одного и раздавливаю. Каплю крови и слизи раздавленного головастика кладу под микроскоп» («У истоков жизни»); «…я взяла кровь головастика и стала изучать ее. И что же я увидела? В излившейся из головастика жидкости я увидела желточные шары самой разнообразной формы… Передо мной была картина развития какой-то клетки из желточного шара… Живая протоплазма в природе есть, она есть и в каждом организме. Живое вещество есть в каждой клетке и вне клетки» («Происхождение клеток из живого вещества»).

Сегодня ее «теория» воспринимается в лучшем случае как курьез в истории биологии. Но сама Ольга Лепешинская до конца своей жизни, – а она умерла в 1963 году, ей было 92 года, – оставалась абсолютно убеждена в правильности своих представлений о внеклеточной структуре живого вещества. «Ну, а если мне не показалось и я действительно вижу рождение клетки не от другой клетки, а из неживого желтка? – с революционным задором спорила эта восьмидесятилетняя женщина со своими критиками. – Дух захватывало от этой мысли, от волнения начинали дрожать руки. Ведь тогда же переворот в биологии! Тогда необходимо признать глупостью все рассуждения Рудольфа Вирхова, морганистов, вейсманистов, перечеркнуть сотни прославленных в свое время томов сочинений биологов различных стран… Да и с самим Пастером, с этим великаном науки, придется поспорить, и крепко поспорить».

В конце книги «У истоков жизни» она четко формулирует и символ своей научной веры: «Иосиф Виссарионович Сталин постоянно следит за развитием нашей науки, направляет ее, заботится об ученых. Во всей своей многолетней и упорной борьбе за настоящее познание развития живых организмов я всегда находила поддержку у товарища Сталина... Так как же не благодарить Сталина и не восхищаться им! Как не радоваться, что довелось жить и трудиться в сталинскую эпоху, под его мудрым руководством!»

***

Судьбы двух ученых, о которых шла речь выше, – можно сказать, экспериментальное доказательство тезиса о том, что идеи могут сосуществовать; идеологии – непримиримы. Лев Мечников сумел развести «по разным углам ринга» идеологию и науку. Ольга Лепешинская принципиально всю жизнь старалась «слепить» из этих составляющих нечто универсальное. В первом случае – имеем теорию, проверенную временем, актуальную до сих пор; во втором – получился нежизнеспособный мутант.