Парадокс века: большие данные еще никому не обеспечили большого ума

Художественное изображение лидеров государств бывает и более и менее удачным. Но когда за это дело берется шоколадник-кондитер, то эстетика и здравый смысл отдыхают. Фото PhotoXPress.ru

На вопросы ответственного редактора приложения «НГ-сценарии» Юрия СОЛОМОНОВА отвечает доктор философских наук, профессор РГГУ Игорь ЯКОВЕНКО.

– Игорь Григорьевич, как бы вы охарактеризовали сегодняшнюю российскую реальность с точки зрения развития государства и общества?

– Нынешнюю реальность трудно описывать объективно. Потому что в кризисные эпохи наше восприятие действительности может быть лишь частично адекватным. И чем менее адекватно мы понимаем происходящее, тем больше кризис влияет на наше видение реальности.

Если же мы на это посмотрим с исторической точки зрения, то, несомненно, поймем, что живем в российской цивилизации, которая давно находится в ситуации перехода от традиционного общества и традиционной ментальности к современному модернизированному качеству страны и общества.

– В чем этот переход можно обнаружить?

– В модернизированном обществе действиями людей во всех областях жизни движет рациональность. В то время как в традиционном обществе поколение за поколением люди живут, воспринимают и осваивают мир точно так же, как их родители, деды и прадеды.

Современное общество отличает высокая физическая и социальная мобильность. Принцип «где родился – там и пригодился» здесь не работает. Как и приверженность к профессии предков. Развиваются технологии, а вместе с ними совершенствуются люди. Конечно, для этого им требуется свобода и демократия. Дальше идет широкое гражданское общество, способное реагировать рационально и эффективно на любые кризисы. Отсюда возникает такой экономический рост, какой в традиционном обществе невозможен, потому что оно не способно обеспечить высокую динамику развития.

– Если от теории обратиться к нашей современной истории, были ли в ней какие-то периоды, попытки, дававшие шанс на более интенсивное развитие?

– На мой взгляд, этим шансом была горбачевская перестройка, потому что она появилась в условиях уже наступившего исторического тупика. Именно поэтому нашлись рационально мыслящие люди, которые это поняли. Конечно же, их было немного. Их сил и энтузиазма хватило на то, чтобы начать выход из советской экономики. Поэтому когда закончились лихие 90-е, людям, которые ничего от тогдашней свободы и демократии не получили, внушили объяснение – во всем виноват Горбачев.

Вот тут у меня возникает исторический вопрос. Кто-нибудь в Германии возлагал ответственность за все, что с ней случилось, на первое немецкое правительство, которое поднимало страну после 1946 года?!

Да нет же. Это государство довел до ручки предшествующий режим, внедрявший в сознание общества человеконенавистнические идеи, проигравший войну, в которой погибли миллионы и миллионы своих и чужих граждан. Но разумные силы мира помогли Германии не только излечиться от фашистской чумы, но и построить новую экономику.

В России примерно до 1996 года было очень сложное, но необходимое время для привыкания людей к новой экономике, к пониманию механизмов рынка, к демократии, наконец. И я должен сказать, что даже сегодня на юге России есть довольно успешно работающие сельскохозяйственные предприятия. Есть примеры и в других регионах. И не только в сельском хозяйстве. Посмотрите на автопром и вспомните, на чем мы ездили 40 лет назад. Поэтому говорить, что ничего у нас не меняется, я бы не стал.

– Но с каждым даже не годом, а месяцем в современном мире меняется что-то такое, чего потом не восстановить.

– Конечно, есть и процессы, которые трудно назвать развитием. Я их ощущаю уже как преподаватель вуза. Мне кажется, что происходит отрыв молодых поколений от той самой русской литературы XIX века, которую мы с вами читали. Они, конечно, знают имена Гоголя, Пушкина, Достоевского. Просто у них очень плохие отношения с процессом чтения как таковым. Полуторастраничный текст – вот классический объем, который осиливает пользователь сетей. Дальше для него «буков много».

Но вообще-то отрывы людей от классической литературы в истории происходили. Разве европейский человек, скажем, VIII века читал греко-римскую античную литературу? Он жил другими занятиями. Где-нибудь в XII веке вместе с университетами могли появляться европейские интеллектуалы.

Конечно, меня беспокоит, например, то, что сегодня выпускники школ, поступающие в гуманитарные вузы, не знают истории. У меня целая группа четвертого курса не смогла ответить на вопрос, кто такой Герцен.

Есть еще и более серьезная проблема, кроме простых знаний. У нас в стране никто не учит молодых людей мыслить. А мышление – это своего рода технология. С нее начиналась Древняя Греция. Культура мышления лежит в основаниях западноевропейской культуры. Умению мыслить и дискутировать в Западной Европе учат с малых лет. У нас же с дискуссией давно и очень плохо.

– Мне кажется, возможности Интернета вдохновили многих на то, чтобы при любом возникшем вопросе или малейшем сомнении искать ответ в виртуальном пространстве. Там все есть… 

– На этом пути  человек лишается  умения работать со смыслами, гипотезами, сопоставлять чужие мнения со своими знаниями и убеждениями. Картина мира строится в сознании мыслящего индивидуума не только из информации, которую он только что получил из Сети. В этом процессе участвуют знания, уже полученные и осмысленные ранее.

Я должен сказать об одном положительном факторе советской культуры и советского общества. О том, что тогда большую роль в развитии играло просвещение или просветительство. Это осуществлялось через научно-популярную литературу и периодику. Одни названия журналов чего стоят: «Знание – сила», «Наука и жизнь», «Техника – молодежи», «Химия и жизнь», литература Всесоюзного общества «Знание» и т.д. и т.п. И это все было доступно, потому что недорого стоило и к тому же присутствовало в массовых библиотеках.

Сейчас некоторые остатки того просветительства еще существуют, но это уже не является, как сейчас говорится, трендом.

Дальше я напомню ужасную вещь: в СССР существовала цензура. Но если политический надзор был негативным явлением, то борьба со лженаукой способствовала формированию рационального сознания, научному видению мира. Сейчас мракобесие зарабатывает деньги на том, что способствует торжеству архаического сознания. Нынешнему массовому человеку достаточно увидеть какой-нибудь безумный сюжет или прочесть глупейший рецепт, и он не только «поведется» на такую информацию, но и будет ее распространять как правду: это же по телевизору показывали!

А телевизор держится за такие темы по понятным причинам. Как политическим, так  и экономическим. Утверждать, что такая деградация общества уже необратима, я не могу. Но с каждым днем теряется то, что называется национальным интеллектом, и усиливается кризисное сознание общества.

– Телевизор, конечно, могуч. Но немалый урон приносит и качество образования. Год назад ВЦИОМ сообщил о результатах всероссийского ЕГЭ-2018. Из отчета следовало, что 77% россиян считают, что качество знаний ухудшается из-за натаскивания учеников на прохождение тестов. Столько же опрошенных согласились с тем, что испытания не учитывают индивидуальности выпускников. 71% опрошенных заявили, что проверка знаний была поверхностной. А это был уже 10-й год торжества ЕГЭ на суверенных просторах России…

– Разумеется, когда мы говорим о гуманитарных институтах, факультетах, то главным в качественной проверке знаний и способностей студентов мыслить, дискутировать должно быть собеседование, которое основывается на личностных характеристиках обучающихся.

Тестирование же стирает индивидуальность, а для целого ряда профессий необходимо именно собеседование. Однако в нашей жизни есть и другой ряд занятий, для которых четкие ответы на поставленные вопросы, правильный выбор решения составляют основу качественной работы.

– А вам не кажется, что сегодняшнее преподавание истории на фоне социально-политических процессов, происходящих в нашем обществе, включая истерические дискуссии и телепропаганду, невольно превращается в довольно субъективную науку?

– Если говорить о подготовке профессиональных историков, то в процессе обучения самым главным я считаю научить студентов читать серьезную литературу и уметь отличать исторический документ от беллетристики любого качества.

Что же до школьных учебников истории, то мне идея единого учебника кажется неверной, потому что в этом проекте заложена задача научить всех ходить строем.

– Нет ли такой  задачи в изучении основ  религоведения? В том уже ставшем банальным смысле, что все религии равны, но есть одна более равная?

– Конечно, если религоведение видится как способ привлечь как можно больше детей к православию, то это обернется химерой. Как вузовский преподаватель могу сказать, что такие усилия уже видятся тщетными. Руководство РПЦ все больше доказывает, что православие выглядит наиболее привлекательным только в условиях монополии. Поэтому Русская православная церковь административными методами борется с любыми альтернативами. Кроме того, дидактика в общественных выступлениях многих иерархов, демонстрация ими якобы принадлежности к абсолютной истине, порой зашкаливающий консерватизм там, где надо бы проявить толерантность, – все это   вызывает, на мой взгляд, обратный эффект.

Есть  такое понятие «воцерковленный». Это человек, который хотя бы раз в месяц ходит в церковь, понимает смысл церковной службы, представляет себе азы учения. Так вот, по оценкам специалистов это множество составляет 3–5% массы, относящей себя к православным.

Лет 10 назад один известный социолог сказал: «Если кто-то пишет в анкете: «Я православный», то это означает, что он – нормальный постсоветский русский.

– Давайте теперь о других феноменах, к которым многие испытывают почти религиозные чувства. И я имею в виду Интернет, цифровые технологии, работу над искусственным интеллектом…

– Информационное общество и его наступление – это объективный исторический процесс. Когда такие теории и проекты начинаются, мы не можем их изменить или отменить. Это все объективная данность. С ней надо жить, и, может быть, кому-то не понравится, с ней надо еще и работать. Потому что все названное вами в итоге уже ведет к изменению культуры, психологии, социальной сферы, политики… Уже сейчас мы чувствуем это. А дальше пойдут такие трансформации, которые будут касаться  наших внуков и правнуков.

Сегодня мы повсюду видим молодых людей, сидящих с гаджетами, а не с книгами. Но это не другие люди с иными мозгами вдруг пришли. Появились новые, электронные  носители информации. Они породили новые практики, меняют психологию восприятия информации, вкусы, мышление.

– Кроме этого, в последнее время становится актуальным развитие так называемого  регионального Интернета. На этот счет у меня было интервью с Полиной Колозариди из Высшей школы экономики, которая рассказывала о том, как в глубинке образовываются региональные сети на уровне городов и поселков. В этих сетях преобладает соответствующая тематика, альтернативная содержанию Всемирной паутины. Мне кажется, этот путь может быть очень интересным.

– Я бы не употреблял здесь слово «альтернатива». Наряду с рыцарями районных или городских коммуникаций есть фанаты всемирного общения. Главное, чтобы не появлялось вмешательство тех структур, которые хотели бы пресечь как всемирное, так и региональное информационное творчество. Надо отдавать себе отчет, что общества гетерогенны, а люди очень разные. Одни видят в локальных связях и даже в изоляционизме свою комфортность, а другим мало для коммуникационной отрады и всего земного шара. Такие люди всегда  были, есть и будут.

Иное дело, как они общаются друг с другом. Не секрет, что традиции респектабельного хорошего тона закончились, как только над страной взвились вихри революции. Сегодня проблема повышения общей культуры продолжает оставаться на прежнем уровне. А этот уровень мы видим во всей красе на политических теледебатах, пропагандистских шоу и других демонстрациях нашего превосходства над теми, кто записан в недруги.

– Культура отношений, уважение друг к другу – все это очень важно. Но давайте вернемся к нынешней стагнации нашей жизни, и я позволю себе такой вопрос. Если бы вам предложили расставить приоритеты в программе развития страны, то как бы выглядела ваша пусть и утопическая перестройка?

Прыгать надо не из прошлого, а из настоящего. И не вниз. Там мы уже были. Фото PhotoXPress.ru

Есть модели демократической или либерально-демократической России. Но я бы пошел не от модели, а от стратегии. Для этого пакет приоритетов надо обязательно начать с образования и медицины. В третьей строчке я бы назвал реальную демографическую политику. Об этом мало говорят вслух, но с рождаемостью в стране либо плохо, либо совсем плохо. Рождаемость по итогам января–марта 2019 года выросла только в трех российских регионах из 85 – в Магаданской области, Москве и Карачаево-Черкесии. Об этом сообщила вице-премьер Татьяна Голикова на заседании Совета при президенте РФ по стратегическому развитию и приоритетным проектам.  

 Обратите внимание на то, что все три моих приоритета в случае их признания таковыми никакого дохода никому не приносят. Это вложение  денег в человеческий капитал. То есть самое важное, что надо развивать в нынешнем веке, чтобы не остаться на обочине истории. Причем первый результат от этих вложений появится через 10–15 лет. Это нам не нефть качать…

Увы, сегодняшняя политическая реальность характеризуется проектами, которые  дадут результат максимум через четыре года. То, что происходит дальше, таких проектантов не интересует. А прикрывать подобный прагматизм можно какими-нибудь футуристическими заявлениями типа: через 10 лет мы летим на Марс.

Возвращаясь к своим приоритетам, хочу добавить, что образование должно улучшаться прежде всего качественно. С учетом достижений мирового образования.

Но хочу еще озвучить уже ставшее банальным условие развития России. Если в ней не появится независимая судебная система, никаких реформ не будет. И конечно же, не начнется настоящая борьба с коррупцией, которая  легла костьми на пути качественных и количественных изменений жизни российского общества.

И еще одно обстоятельство стоит у нас пути. За последние 20 лет произошло создание госкорпораций и других госструктур, вобравших в себя большую часть национальной экономики. По моему разумению, как минимум половина  этого ресурса должна дробиться и распродаваться с условием, что это окажется в руках малого и среднего бизнеса.

Если говорить о реальных перспективах выхода из кризиса, то этому процессу серьезно вредит сегодняшняя модель России как осажденной крепости. Я понимаю, почему это делается сегодня и зачем придуман пропагандистский оборонный комплекс.

Но стратегически, если говорить о перспективах страны, это не имеет никакого смысла. Россия на нынешней тактике все больше отстает. Хотя возможности что-то делать с этим отставанием уже сегодня у нас есть.

Давно известно, что народ у нас давно и непрерывно убегает из глубинки в большие города. Потому как дороги в небольшие населенные пункты и малые города испокон веков чудовищные. Как, впрочем, и условия проживания в них.

Так вот пока мы не поднимем качество жизни в таких городах и селах, пока не будет  между ними надежных дорожных коммуникаций, нормальных коммунальных услуг, таких же больниц, школ – до этой поры можно считать Россию неподъемной страной.

А для такого подъема нужен глобальный социальный проект, осуществив который  можно будет не бояться того, что эти почти безжизненные пространства у нас выкупят или заселят своими работягами дальние или ближние страны, которые уже перенаселены.

– Тут надо бы помечтать и о тотальном развитии художественной культуры. Из левого сектора власти периодически слышится самый эффективный  в культурной политике рецепт: «Давайте восстановим худсоветы»…

– Так они уже есть. Причем в большом количестве. Я считаю, что надо попросить государство  в значительной степени отстраниться от творческих работников. И тогда, как мне кажется, художественные процессы обретут новое дыхание.

О том, что мракобесие и шарлатанство надо побеждать популяризацией науки через телевидение, радио и научно-популярные, в том числе и сетевые издания, я уже говорил.

Добавлю суждение о  том, что нам нужно ликвидировать и экономическую безграмотность. Правда, за последние 30 лет какие-то перемены произошли. Но и мир экономики на месте не стоит.

Не меньшей проблемой остается и широкое распространение  правовых знаний.  Юридические вузы выпустили уже избыточное число специалистов, однако население от этого не стало более грамотным в понимании законов, своих прав и обязанностей.

– А законодатели, в свою очередь, продолжают принимать законы, к которым у общественности часто есть серьезные претензии. Прежде всего из-за явного преимущества запретительных статей…

Какие там уроки – повсюду караоке. Фото PhotoXPress.ru

– Мне кажется, что дальше вы что-то скажете об общественной морали и этике власти.

– Даже боюсь эти темы трогать. Дело в том, что мы с вами живем в доморальном обществе. Важнейшая качественная характеристика морали состоит в том, что ее принципы и заповеди носят универсальный характер. Они в равной степени приложимы и ко мне, и к моим друзьям, и к моим врагам… Казалось бы,  что морали должна учить людей церковь, но она почему-то учит слушаться власти и во всем себе отказывать…

Моральное сознание формируется медленно, очень сложным путем, и не всегда это получается. Например, частная собственность – не декларированная, а настоящая – невозможна без зрелого морального сознания всего общества. Также без такого сознания невозможно исполнение законов.

– А такое явление, как традиция, предполагает работу морального сознания?

– Не надо  делать из  традиций фетиш. Традиции рождаются и живут, пока не умирают. Примером может быть традиция кровной мести. А когда нам говорят про обязательную необходимость соблюдения традиции – это скорее спекуляция и  конъюнктура.

Судите сами. Россия участвовала в двух мировых войнах, и ее союзниками было большинство стран Запада. Почему Запад оказался нашим заклятым врагом?

Возьмем эпоху Екатерины. До тех пор пока не произошла Великая французская революция, которая императрицу испугала, вся русская элита была обращена на Запад, Все учили французский, были вдохновенно погружены в европейскую культуру. А взять предреволюционную эпоху в ХХ веке. Среди российской интеллигенции многие знали по два-три европейских языка.

Думаю, что сегодняшнее обращение к традиции выглядит надуманно и даже спекулятивно. Например, до XVII века существовала традиционная боязнь католиков. Но уже в эпоху  Алексея Михайловича, эпоху ранних Романовых, при российском дворе состояли западники, тогда же в Россию пришел театр. А уж о западниках при Петре Первом у нас хорошо известно.

Наша национальная культура в XIX веке вызывала огромный интерес на Западе. Тургенев, Чехов, Достоевский, Толстой, Дягилев стали частью мировой культуры. Это все укрепляло наши связи на уровне стран, цивилизаций,

– Кстати, в прошлом веке, в СССР времен холодной войны, эти связи не прерывались. А интерес к нам во время горбачевской перестройки носил, можно сказать, всемирный характер...

– К сожалению, сегодня это принято не вспоминать.

– А кого бы вы сейчас отнесли к врагам России?

– Стратегических и достойных настоящей тревоги врагов на Западе лично я не вижу… Мы сильно преувеличиваем и мифологизируем образ сегодняшних потенциальных агрессоров.

Конечно, над мифами трудились и советские контрпропагандисты. Я до сих пор помню статьи в центральных изданиях о страшных боннских реваншистах. Дело в том, что, когда Германия проиграла войну, этнические немцы из других стран, многие из которых поддерживали Гитлера, были наказаны выселением из этих государств. Потеряв свою собственность, они и объединились в союзы по принципу землячества. Их реваншизм заключался в том, чтобы через суды вернуть себе то, что им принадлежало в разных странах еще до начала войны. Наиболее радикальные из них до сих пор, даже через потомков, готовы судиться с разными странами, в том числе и с Россией. Так вот из этих изгнанных советская пропаганда сделала «боннских реваншистов».

Но я считаю, что даже тогда, в самый разгар холодной войны, не было такого раскачивания ситуации, какое сегодня демонстрируют наши наиболее возбужденные «патриоты». И от них вреда своей стране может быть больше, чем от пресловутых «пиндосов», которые якобы спят и видят, как бы взорвать весь мир. Причем нас – а это значит и себя – в первую очередь.

– С Западом мы разобрались. А что вы скажете об угрозе с Востока?

– Лично у меня есть некоторые опасения относительно Китая. Что-то мне подсказывает, что Китай поглядывает на Сибирь и Дальний Восток. Но что уж тут такого? Смотреть не запретишь.

– Ваших студентов занимает то, то о чем мы говорили?

– Видите ли, наш жизненный опыт и картина мира существенно различаются. Они лишены опыта индоктринации, иными словами, опыта некритического принятия чужих идей или доктрин. И это хорошо, потому как с критическим сознанием в сегодняшней России большой дефицит. А оно – и это подтверждает вся история человечества –  является одним из двигателей развития как личности, так и общества.