Философия как скорая помощь

Игорь Обросов. Жертвы ГУЛАГа. 2001. Репродукция РИА Новости

Под влиянием множества обстоятельств детства, среди которых первым было непрерывное, с четырех лет, чтение, а также юношеские размышления на тему «Как жить?», сложилось во мне примерно к 20 годам смутное, но все-таки представление о философии. Это такой образ жизни и мысли, который требует от индивида независимости от денег, власти и господствующих мнений.

Не мне судить, насколько удалось воплотить в жизнь юношеское убеждение. Во всех научных работах я пытался отходить от существующих в данном месте и времени денежных мешков, власти, бюрократического аппарата государства и идеологий.

Не менее критически я всегда относился к шаблонам массового сознания и профессионального поведения в сфере общественных наук, включая множество советских и постсоветских интеллектуально-политических мод – от «научно-технического прогресса», «развитого социализма» и «социалистического образа жизни» до «модернизации» и «национальной идентичности».

Заниматься подобными проблемами я всегда брезговал, поскольку они вырабатываются лицами и группами, которых со студенческой скамьи называю холуями и хуторянами.

Холуями – поскольку данные группы настроены сервильно в отношении денег, власти, идеологий. Хуторянами – поскольку сложившиеся в условиях данного места и времени обстоятельства и отношения воспринимаются данными группами некритически.

Меня же всегда интересовали люди, которые сопротивляются «сложившимся обыкновениям». К ним относится недавно ушедший из жизни Валерий Александрович Подорога. Часть его духовного наследства я хотел бы обсудить публично.

Что такое политика мысли

Российская ассоциация политической науки давно обсуждает проблему профессионализма в политической науке. Нормальные ученые установили: в России до сих пор преобладают сервильные политологи. А как обстоят дела в философии и других гуманитарных науках?

Валерий Александрович Подорога создал концепцию для ответа на вопрос. Он описал ситуацию в российском обществе и философии. Зафиксировал недоступность гуманитарного знания по причине его принадлежности к группам влияния в политике, экономике, истории. На протяжении последних 20 лет идет процесс моральной и интеллектуальной деградации государственных институтов. Причина – в блокировке властью критически осмысленного знания, пропаганде консервативных концепций и геополитических идеологий.

Для полемики со сложившимся положением вещей Подорога предлагал развести термины «политика» и «политическое». «Политика» принадлежит словарю политических наук и описывает автохтонные представления о власти, транс- или геополитику партий, институтов, вождей-автократов и групп.

«Политическое» – это личностное знание, которое не переводится в групповую и коллективную собственность.

В итоге анализа трудов Сергея Эйзенштейна, Мишеля Фуко, Марселя Пруста, Франца Кафки, Георгия Щедровицкого, Мераба Мамардашвили, Алксандра Солженицына, Варлама Шаламова Валерий Александрович Подорога так поясняет роль личностного знания: «Политическое – это сингулярное, не регулярное, индивидуальное, не коллективное, избыточное, не достаточное. Оно принадлежит лишь свободно изменяющемуся сообществу, отдельным его акторам, не связанным между собой едиными целями, идеологией, волей к власти… Это сообщество не существует компактно в реальном пространственно-временном и культурном локусе, оно виртуально, постоянно меняется, скапливается вокруг возникающего очага личностного знания. Отсюда и стратегия политического как особенной, возможно, даже уникальной, то есть личностной, формы знания».

Иначе говоря, целая ленинская и сходные с ней традиции понимания политики как дела миллионов нашим исследователем отвергаются.

Политика философии – это свободное действие субъекта, осуществляющего критическую функцию в обществе на основе профессиональной компетенции. Философия должна быть политикой истины. У философии нет своего опытного знания. Ее цель – критически перерабатывать иной опыт. На переходе между иным опытом и мыслью возникает политика философии. Политическое – это способ выживания философии в современной мировой культуре.

В Европе существуют противоборство и равенство культур мысли, в том числе между восточным и западным марксизмом. В России надо учитывать значение страшной силы отрицания, «которой наделила нашу отечественную традицию мысли наша собственная История». В нынешней России процветает смесь самоуничижения, юродивости и раболепия, которая превращает Запад в вечного врага.

Для критики данных шаблонов Подорога предлагает периодизацию опыта философии в России на протяжении всего ХХ века.

Он выделяет три периода:

– с начала 1890-х по 1923 год – начало институционализации и культурного признания философии в России;

– с конца 1920-х до середины 1980-х годов – время становления марксистско-ленинской идеологии до ее разложения еще раньше распада государства;

– с 1986 года по настоящее время – переходно-восстановительно-завершающий период.

Он делится на три отрезка: первый (1986–1993) завершается нарушением Конституции – расстрелом Белого дома; второй (1994–2000) – самый депрессивный;

третий начался в 2000 году и длится до сих пор. Появляются признаки улучшения жизни, но власть без стеснения переносит их на свой счет. За стабилизацию общество платит громадным расслоением и неравенством. Продолжается захват властью важных позиций в массмедиа, усиление вертикали власти, возникает даже некое политическое самодержавие. Коррупция свидетельствует о принятии решений в псевдокапиталистическом стиле.

Тоталитарная пауза – это серьезно

Едва власть перестала быть идейным и политическим оппонентом, распалась система прежних ценностей и профессиональных установок. Вместе с ней рухнула вся советская философско-идеологическая культура. Теперь каждый гуманитарий предоставлен самому себе. Он стал свободен настолько, что ему даже не всегда платят за труд.

Философия получает свободу, но не готова к ней и защищается от нее уходом в специализацию. Возросла потребность в ангажированном философском знании. Гуманитарное знание пока не способно осознать свою политическую миссию, лишено «воли к власти». «И до тех пор, пока прислуживает новой чиновничьей бизнес-корпорации, политикам и отдельным властным группировкам, ждет от них признания и подаяний – оно будет ограничено все той же вспомогательной функцией».

Философия – основа переоценки всех комплексов идей, традиций, линий преемственности, эффективности новых и старых методов, методик и техник аналитической работы. Переоценка предполагает детальный анализ советского периода. Советский период – это культурный разрыв, 70-летнее выпадение из мировой истории. Надо проанализировать все его последствия. Нынешние российские беспамятство и ностальгия – признаки рабского сознания.

Подорога называет разрыв тоталитарной паузой – режимом умолчания о происходящем. Разрыв между событийным временем европейского человека и временем отечественной культуры неустраним, даже когда он «сглаживается и не ощущается столь трагически».

Подорога предлагает понимать советскую историю как суд над прошлым и отказ от него. Надо стереть прошлое ради будущего: «Выдержать шок Прошлого, не давая ему вторгнуться в Будущее».

В тоталитарной паузе время определялось на основе тоталитарного господства. Контроль над временем мыслился как контроль над событиями. ГУЛАГ был остовом для внутреннего времени тоталитарной системы. В нем выражена идея полностью управляемого времени, из которого исключено экзистенциальное время.

Граффити-портрет поэта, бывшего политзаключенного Варлама Шаламова на одном  из домов Москвы. Фото агентства «Москва»

Сегодня ни в отечественной, ни в европейской культуре нет проектов интегративных метафизик. Поэтому благодаря политическому мысль наделяется значением и общественной ценностью. Владимир Подорога развивает идею о связи между актом мысли, философским инструментарием и политическим выбором ради укрепления свободомыслия.

Он формулирует аргументы в защиту политики мысли:

– Каждый индивид свободен в выборе философского метода и свободен от следования любому навязываемому методу. Конкурирующие методы позволяют совершить выбор. Фуко, Деррида, Делез, Гваттари говорят о политике, которую они избрали, отказавшись от следования догме старого метода. Эта политика философии есть политика свободы выбора.

– Традиционная «догматическая» философия завершила свое существование. Новая философия не служит ни методу, ни онтологии. Она исходит из превосходства объекта и осуществляет политику понимания на свой страх и риск. Никакого метода не достаточно, чтобы овладеть объектом и снова вернуть субъекту право на абсолютное господство. Онтологическая рамка мира сегодня – игра виртуальных стихий. Политика каждой специальной философии подчиняется собственным возможностям систематизации опыта.

– Полным ходом идет приспособление изобретаемого метода к политике мысли. Ранее философия казалась самой медленной из гуманитарных наук. Сегодня философское высказывание обладает почти мгновенной реактивностью и быстротой высказывания, которой она никогда не знала. «Философия теперь нечто вроде скорой помощи. Философ – тот, кто способен быстрее, чем другие члены интеллектуального сообщества, среагировать на изменяющуюся ситуацию.

Но остается та и только та мысль, которая сопротивляется и полностью отвергает нынешний диктат массмедиа.

В русско-советской культуре XIX–XX веков философствование стало бессильным аполитичным навыком. Но в запрещенной или забытой литературе сохранилась традиция противостояния власти. Именно на нее возлагалась обязанность представлять целостную картину общества и его критическую функцию.

В целом проект Подороги – это поиск философского ответа на вопрос о мировом значении ГУЛАГа. На этой основе он сопоставляет «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и «Колымские рассказы» Шаламова как политику и метафизику. Обе в совокупности дают современный апокалипсис, который детально исследовал политический философ.

Ростов – город, наукой не забытый

Теперь несколько комментариев к предложениям покойного коллеги. Образ современного апокалипсиса интересует меня не сам по себе, а в контексте вопроса: возникают ли в Ростове очаги личностного знания о политическом? Солженицын – бывший ростовчанин, поэтому на вопрос можно ответить положительно. Но одно дело – повесить барельеф нобелевского лауреата на здании Южного федерального университета, и совсем другое – развивать одно из ключевых положений его политической философии: Россия проиграла ХХ век.

Под таким углом зрения идеям Подороги надо придать ростовскую прописку и систематизировать историю и современный этап ростовского интеллектуализма. Речь идет о становлении в Ростове не зависимого от власти гуманитарного сообщества. Возникает ряд конкретных вопросов. Как в ростовском интеллектуальном сообществе выражается восхищение правоконсервативными установками? Как здесь происходит реанимация нигилизма – морального, интеллектуального и эстетического недоверия к Западу? В чем выражалось историческое, социальное и политическое бесстыдство местной власти? Насколько в ростовском интеллектуальном сообществе выражен сервилизм? Кого считать знаковыми фигурами интеллектуального сервилизма и духовного сопротивления среди ростовских обществоведов? Как в южном регионе России выразилось абсолютное зло? Как культивировать сопротивление диктату массмедийного пространства в его центральном и региональном измерении?

Эти вопросы не являются специфически ростовскими, хотя местное управление НКВД нередко шло впереди остальных регионов СССР по степени размаха репрессий. Вопросы надо конкретизировать в соответствии с числом субъектов РФ и научных организаций в сфере естественного и социогуманитарного знания. Сфера исследования становится предельно ощутимой, вплоть до свойств и поведения конкретных индивидов на протяжении всего времени после 1917 года. В этом смысле проект Подороги образует связующее звено между видами индивидуализированного политического опыта, мышления и воображения внутри советских и постсоветских поколений ради снятия традиционной бюрократической противоположности между центром и периферией.

Смысл деятельности всех институтов, способствующих ее воспроизводству, ставится под сомнение. Но для его реализации во всех субъектах РФ и научных организациях надо обнаружить местные аналоги различия между политикой и политическим и возрастания ценности политического как личностной формы знания, установить местные варианты морального, интеллектуального и эстетического недоверия восточных марксистов к западным, противоборства и равенства культур мысли в современной Европе, специфику современного возрождения в каждом субъекте РФ старого нигилизма. Следует установить, как местная власть переносит на свой счет признаки улучшения жизни, специфику политической автократии и прислужничества ей гуманитарного знания в каждой конкретной области, крае и республике РФ. Сюда же относится местная специфика тоталитарной паузы и понимания местной истории с точки зрения респекции и проспекции.

Можно исходить из ключевого положения: местная специфика сводится к модификации абсолютного зла здесь и сейчас, включая способы протеста и аполитичности. Особое внимание принадлежит идеям Подороги о связи между актом мысли, философским инструментарием и политическим выбором ради укрепления свободомыслия, о необходимости разработки аргументов в защиту политики мысли и сопротивления диктату массмедийного пространства.

Проект Подороги в главных пунктах совпадает с проектом политической концептологии и когнитивного сопротивления, развиваемого мной с середины 1990-х годов. Особенно важна для меня его критика правоконсервативной традиции Карла Шмитта, популярной в России. Современная философия колеблется между пиететом перед гражданскими идеалами свободной коммуникации и публичного пространства и общим престижем теорий рационального выбора во всей системе социальных наук. Это колебание может рассматриваться как демонстрация различия в английском языке между двумя параметрами политики (politics и policy). Валерий Александрович ставит эту проблему перед отечественными исследователями политики, поскольку она не сводится лишь к употреблению языка. «Концепт политического несводим к политике!» – так можно сформулировать эпиграф к исследовательской программе, инициированной автором. «К государственной политике России в особенности!» – добавлю я.

Шмитт ввел понятие «политического» в 1932 году в целях полемики с либерализмом. По его мнению, либерализм сводит специфику политического к противостоянию между этикой и экономикой. В результате «политика» преобразуется в способ ограничения государственного насилия в пользу свободы индивида. Однако концепция Шмитта является не только научной и нормативной, но и средством полемики. С научной точки зрения проблема состоит в поиске критерия, который позволит установить фундаментальное различие в самом политическом того, что в моральном порядке является добром и злом, в эстетическом – прекрасным и безобразным, в экономике – полезным и вредным, рентабельным и нерентабельным. Однако этот поиск (в исполнении Шмитта) сам по себе есть способ дискредитации либеральной цивилизации, которая отвергает ведущую роль конфликта в конституировании политических обществ. По мнению Шмитта, специфика политического состоит в различении друга и врага, к которому можно свести все политические действия и движения. На примере нынешнего конфликта России с Украиной можно наглядно наблюдать и изучать практические следствия понимания политического как отношения между другом и врагом. Не пора ли вернуться к древнегреческому пониманию политики как объединения людей ради единомыслия и дружбы?

Согласно Шмитту, политическое не сводится к культуре, экономике и этике, поскольку оно появляется лишь тогда, когда возникают кардинальные вопросы, решение которых может потребовать насильственного противостояния. Эта концепция базировалась на враждебном отношении ее автора к Версальскому мирному договору и идеологии Лиги Наций. Она предполагает радикальную критику унаследованных либерализмом космополитических и гуманитарных идеалов. Однако эта критика устарела. Ульрих Бек показал, что в нынешнем обществе риска данные идеалы преобразуются в комплекс проблем, неразрешимых в рамках современного типа государства.

Подорога показал, что сама по себе идея различия политического и политики дает возможность мыслить политическое измерение человеческого бытия как трансисторическое действие, которое до сих пор вело к апокалипсису. Наша страна принимала активное участие в постройке этой дороги. Поэтому различие между политическим и политикой не требует повторения тезисов Шмитта, а предполагает сдачу в утиль всех разновидностей интеллектуального эпигонства и рабства.