Право на смерть

ЧИСЛО суицидов пропорционально дезинтеграции общества, это известно. Сейчас наше общество достигло какого-то предела дезинтеграции (впрочем, предела ей нет). Можно предположить два способа описания современного самоубийства. Один - попытаться вжиться в культурный мир самоубийцы. Школьной практике известно задание: "Если бы я был...". Дальше идет имя персонажа или автора: "...Александром I" - у Пушкина в его одноименном наброске.

Также известно, что все живые существа смертны, но только человек умирает. Смерть для человека, в том числе и добровольная, - явление культуры. Она осознается и объясняется, оправдывается или не оправдывается. Ее еще нужно себе представить - в театральном смысле.

Но мы имеем в виду не конкретные декорации и не последние слова. А внутренне представить, приукрасить, нарядить. Иначе умирать уж совсем скучно.

Мы сами наблюдали попытку самоубийства у кошки, больной раком. Она подползла к краю балкона, и оказавшемуся здесь же, по счастью или по несчастью для животного, хозяину пришлось ее оттягивать за лапы. Тем самым он только продлил ее страдания. Кошка, вероятно, имеет такое же право на смерть, как и человек. Но для человека решение покончить с собой - вывод не только из физических болей, а из всего прочитанного, увиденного и услышанного.

Другой подход - ученого-наблюдателя, для позиции которого принципиально то, что он никогда на месте самоубийцы не окажется. Предположи он такую возможность, и сейчас же перестанет быть и ученым, и наблюдателем. Это все равно как если бы физик воображал себя элементарной частицей. Пришлось бы говорить о явных патологических отклонениях в психике бывшего исследователя.

Тем не менее может оказаться, что позиция профессионального наблюдателя оскорбительна для частного человека, затронутого наблюдаемым явлением. Так в политике или экономике налогоплательщики или избиратели предстают безликим обобщенным предметом изысканий посторонних специалистов. Для суицидолога самоубийство - по собственным законам развивающееся явление, для эссеиста - часть личного культурного опыта, изменяющаяся вместе с ним. Наблюдателю естественно противопоставить свидетеля или даже участника.

ПРОИЗВЕДЕНИЕ САМОУБИЙСТВА (ПЛАГИАТ)

Нужны ли нам реальные факты в рассуждении о явлении, известном каждому из нас изнутри? Мы можем даже не догадываться, как много о нем знаем, не нуждаясь в специальной литературе или газетных вырезках.

В космологии ХХ века влиятельно мнение, что выведение законов возникновения и существования Вселенной возможно путем чистого умозрения (Милн, Эддингтон). И чем фундаментальнее законы, тем менее необходимо их опытное подтверждение. "Они соответствуют априорному знанию и являются поэтому полностью субъективными" (Эддингтон).

Что подходит для изучения макрокосма, применимо и к его микрокосмическому варианту. Главное обоснование правдоподобия предлагаемого очерка - ощущение автора, что если бы он покончил с собой, то лишь поэтому, таким образом и для того (причина, способы и цель), как он описывает.

Самоубийство всегда заимствовано. Во всяком случае, заимствовано его объяснение. Но ради объяснения оно и совершается. Далее: самоубийца нуждается в публике, непосредственно присутствующей или виртуальной, склонившейся над телом. Самоубийство публично и демонстративно. И, наконец, оно всегда бунт.

Разберем все это по порядку.

Объяснение и формы самоубийства подражают образцам, получающим хождение в обществе. Как правило, они новы. Если общество литературно ориентировано, источник примеров - книги. Если же предпочитает исторические, политические или социально-экономические ассоциации, то ориентирует на них и самоубийцу.

Типичная ситуация: муж вызывает "скорую" к жене, наглотавшейся таблеток. (Обратное встречается реже, мы скажем почему.) Беседа психиатра с "пациенткой" направляется настойчивым поиском причин поступка. Попытки семейного объяснения ею упорно отвергаются. Обычный ответ: меня уволили с работы, я не могу найти место в жизни и прочее.

По ходу беседы выясняется, что, во-первых, ссора с мужем все-таки была и, во-вторых, редко речь идет о действительно резкой перемене социального или материального положения. Но "ссора" нам всем сейчас как объяснение суицидных настроений не подходит. Причина самоубийства должна быть общественно принятой. Сменилось не положение "пациентки", а мода "на причину".

Одних врачей (не обязательно старшего поколения) "новое" объяснение поиска смерти раздражает, настраивает против "больного", другие принимают это объяснение как само собой разумеющееся. Здесь можно говорить о наличии или отсутствии общего, не клинического, а политического языка. Те, кто стремится свести причины самоубийства к семейным неурядицам, живут еще прежними моделями тоталитарного, более приватизированного общества.

В частной жизни, к которой относится и выбор собственной смерти, человек думает, что за ним никто не следит, а потому и более послушен, покорен, чем в вопросах, скажем, внешней политики, в которых он настроен на борьбу и противостояние: танки вводят в Прагу или Кабул.

С резкой сменой общественной ориентации изменились и самообъяснения самоубийцы. Самоубийство безработного - это уже новый буржуазный стиль в его американизированном варианте, как мы его себе литературно представляем. Мы все ощущаем нависшую тень Бруклинского моста. Современное самоубийство должно быть прогрессивным знаком принадлежности буржуазному, западному, публичному (в этом же и смысл демократии) образу жизни, как мы его себе представляем.

Вы замечали, что человек из "низов" (представление об общественном "низе" тоже меняется) редко убивает себя? Хотя, казалось бы, если стоять на узкосоциальной точке зрения: нужда, общественная неполноценность... Но на самом деле нужда только ставит вопрос о смерти. Человек из "низа" всегда решит его отрицательно. Он слишком занят своим реальным выживанием, и у него нет необходимых знаний, чтобы обосновать роковое решение.

Для самоубийства (я имею в виду решение) нужна некоторая праздность, чтобы вспомнилась и оформилась в сознании традиция, к которой можно присоединиться. Герой современного самоубийства - выходец из "среднего слоя", то есть потребляющий культуру.

Но это в пору расцвета видеожанров. Чтобы в прошлом веке бюргер стал самоубийцей, он должен был начать читать, что хорошо показано в пьесе Островского "Гроза". То есть стать исключением.

Отношение к самоубийству "высшей" части общества также меняется. Здесь прежде всего надо решить, что мы понимаем под "высшим" обществом и кто им в данный исторический период является. Коммерсанты, политики, ученые или же все они, но нравы у них всех разные. Если та или иная "высшая" часть общества удалена, отстранена от решения актуальных проблем, то она начинает жить прошлыми образами и идеалами, среди которых и героические самоубийцы: персонажи, как и их авторы.

Тем и другим читатель (зритель) всегда завидует и мечтает поменяться с ними местами. У каждого под рукой по крайней мере один возможный персонаж - это он сам. Предсмертная записка разворачивается в роман. На самом деле она модель любого романа, поэмы, стихотворения.

ПУБЛИЧНОСТЬ И ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ

Самоубийца честолюбив, как художник. Обоими руководит жажда успеха. Решающий акт - выстрел в висок или бросок на рельсы - лишь необходимая предыстория, после которой все только начинается. Этот акт с единственно ему доступной категоричностью подтверждает правомерность написанного. Профессиональный писатель теряется перед необходимостью убедительности слова. Он никогда не знает, удастся ли эта убедительность ему в очередной раз.

Самоубийца действует наверняка. Его предсмертная записка - жанр графомании, нашедшей нишу художественной неподсудности. То, что со временем она была сведена к двум-трем строкам, а то и вовсе отсутствует, объясняется падением эпистолярной культуры. Мне неизвестно, догадался ли кто-нибудь оставлять после себя дискету. А ведь когда-то была самостоятельным жанром с устойчивыми стилистическими приметами.

Классический самоубийца обеспечивал присутствие публики письмом, он представлял, как его читают. На современного, "нового" самоубийцу воздействуют демонстрационные жанры (видео, жанры перформанса).

Меняется время совершения: вместо ночи - день. Место: не дача (вилла, усадьба), где герой уединяется, а метро. Так же очевидно преимущество перед мостом густонаселенного дома на оживленной улице (если мост, конечно, не Бруклинский, на стороне которого литературная традиция). Всех поразил случай женщины, выбросившейся из окна с грудным ребенком на руках. Почему она его просто не оставила? Драматургия действа (зритель, свидетель) требует дитяти.

Думается, можно статистически доказать, что неуклонно растет число так называемых "неудачных" самоубийств. Это связано с падением веры, с одной стороны, в написанное слово, с другой - в бессмертие души. Не будет парадоксом, если исследования выяснят, что в религиозном обществе самоубийство, особенно достигшее цели (смерти), более распространено, чем в атеистическом. Верующий удовлетворяется перспективой видеть скорбь и раскаяние для души, витающей над местом события. Атеист нуждается в непосредственных и прижизненных свидетельствах.

Самоубийство - замена творческого акта. Обыватель прав, когда считает, что художник покончил с собой потому, что исчерпался. Самоубийство - его последнее произведение, которое всегда в запасе. Художник распоряжается жизнью и смертью - героев, своей собственной - в тексте. "Рядовой" самоубийца, казалось бы, может только раз сымитировать авторскую распорядительную роль. Вот еще причина "неудачного" самоубийства, оставляющего возможность повтора, неважно, будет ли она осуществлена.

Любое произведение образуется вокруг некоей центральной социальной метафоры. Социологические исследования могут показать зависимость формы самоубийства от типа общества. В тоталитарном должны предпочитать петлю или взрезанные вены. В первом случае реализуется метафора: "Душно! Они меня душат! Нечем дышать!" и т.д. Во втором: "Они пьют нашу кровь! Пускают нам кровь!"

В обществе, где каждый предоставлен самому себе ("бросают в воду, а там плыви как знаешь"), в основном топятся. Затем, то есть этот способ на втором месте по распространенности, - травятся. (Ассоциация проста: со средствами массовой информации, рекламы и проч., которые "отравляют" душу.)

Прыжок из окна более нейтрален или, если хотите, универсален, "подвижен", приспосабливается к любому типу общественного устройства. Акцент может быть поставлен либо на брошенности на произвол судьбы, либо на вы-брошенности, отвергнутости структурой, диссидентстве... Оба варианта объединены темой разбитых надежд, что и скрывает выражение "он (она) разбился (разбилась)".

МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА

Самоубийство - всегда бунт: против природного, социального или индивидуального устройства (отсутствия таланта, привлекательной внешности). Это последний, который всегда в запасе, способ изменить существующее, что и значит стать творцом (на место Творца). Предельный критерий творческой самостоятельности - право самому выбрать свою смерть (время, место и форму).

Мы живем в маскулинизированном мире. Самоубийство женщины не может занимать в нем безразличное по отношению к мужской власти положение. Женское самоубийство всегда уединеннее мужского, средство отделиться и радикально распорядиться собой в мужском мире.

Но для одной главное - вырваться, уйти в предельном смысле этого слова от того, что ее гнетет и требует себе (быт, муж, дети). Для другой - продемонстрировать свою "новую" и последнюю самостоятельность тем, от кого она прежде всего зависит. Поэтому симпатии женского самоубийства равно поделены между домашними условиями и ночным мостом.

А мужчина привычно публичен. Мужское самоубийство в метро или под колесами автомобиля стало почти повседневным явлением. Женщина же рассчитывает в основном на семейный эффект. А мужчина обращается к согражданам. Будь общество феминоцентричным, и половые градации самоубийц распределялись бы иначе. Феминизация общества проявляется, вероятно, в распространении мужских отравлений.

Травиться - женский способ. В нем сказывается большая, чем у мужчины, привычка к медикаментам. Затем они топятся и режут вены. Заметим, во всех этих случаях мы имеем дело с жидкостью (вода, кровь). Это для женщины свои, "домашние" стихии.

Женщина герметична и физиологична. Мужчина предпочитает более социальные, открытые отношения - с воздухом: вешается (душится), бросается - под машину, из окна. Разумеется, возможны варианты. Выбор способа самоубийства зависит в том числе от бытующих представлений (и эстетических) о том, что прилично женщине (мужчине), а что - нет.

Зато мужчина устойчивее в своем намерении. Можно легко представить его едущим на определенную станцию метро или улицу через весь город, чтобы только там и нигде в другом месте покончить с собой.

А женщина пластичнее, рассеяннее. Пока дойдет до метро, уже передумает, забудет. Ее что-нибудь отвлечет: наряд прохожей, витрина магазина, телефон-автомат; что-нибудь вспомнив, она позвонит подруге. Может быть, еще и поэтому она предпочитает собственную квартиру, где ее твердость не подвергается испытанию.

Помню, как, студентами, мы были поражены смертью однокашника. Вернее, ее обстоятельствами. Он уехал в одно из самых привлекательных мест Подмосковья, то ли Барвиху, то ли Опалиху. Долго гулял среди просеивающих позднее весеннее солнце деревьев, под некоторыми присаживался, чтобы покурить, и бродил опять. Я думаю, не потому, что не решался или тянул время, а ему было приятно побыть просто так, без дела. А затем повесился лицом к разогретой, преющей поляне.