Светлана Ковалева - НИКОЛАЙ АНТОНОВИЧ, почему Курчатов обратился именно к вам для конструирования первого промышленного плутониевого реактора и выбрал в качестве головного ваш институт, НИИХИММАШ, директором которого вы тогда были?
- Я думаю, что Курчатов очень долго выбирал, кто ближе всего подходит для прохождения всей цепочки - от получения природного урана до выделения чистого плутония. Здесь требовалась не только физическая аппаратура, но огромное количество химической, которая могла бы очистить плутоний от множества примесей. По многим причинам я считаю, что советчиками были крупные государственные деятели того времени Кафтанов и Первухин. Они посоветовали Курчатову выбрать отрасль именно химического машиностроения.
НИИХИММАШ располагал специалистами в области теплофизики, коррозии металлов, гидравлики, прочности. В институте был опытный завод для изготовления образцов. Мы больше других привыкли к высоким давлениям, к экстремальным условиям, к оригинальным конструкциям.
В начале 1946 года я был в санатории "Узкое". Мне по телефону позвонил Михаил Георгиевич Первухин, он был в то время министром химической промышленности. Спросил, долго ли я еще намерен отдыхать. Я ответил, что неделя осталась. Первухин сказал: "Пора кончать, вас ждут серьезные дела". Он приехал за мной и повез к Курчатову. Игорь Васильевич объяснил мне сущность вопроса. Я понял, что меня собираются вовлечь в круг специалистов, создающих атомную бомбу, и сказал, что ничего не понимаю в этих делах. А я начал свою карьеру с разработки теплоэлектростанций, а потом работал на различных химических предприятиях. "Я ведь с химией имею дело, с молекулами", - сказал я. "Ну вот, был молекулярный уровень, а теперь будет ядерный", - ответил Курчатов.
- Как вы отнеслись к такому предложению? Вас это не испугало?
- Нет, я не из пугливых. Мне в жизни всегда поручали самые серьезные дела. Я не отказывался. Мне всегда было интересно: а вдруг что получится? Конечно, я ощутил огромное чувство ответственности. Было страшно подумать, что произойдет, если реактор вдруг не заработает. Ведь могли просто посадить! Но настолько важно все это было для страны, что простые люди забывали о своих собственных страхах и шли на все. Сам Курчатов до самого пуска реактора не знал, "пойдет" тот или нет. Как напряженно ждал он этого момента и какое облегчение было на его лице, когда стало ясно, что реактор работает!
- Насколько известно, реактор был построен фантастически быстро?
- В 1946 году вышло постановление о строительстве промышленного реактора на Урале, в 1947-м был вырыт котлован, а в 48-м мне пришлось на пять месяцев расстаться с Москвой и поселиться в Атомграде. В мае 1948 года работы уже были закончены. К июню реактор достиг критической мощности и стал производить плутоний. Мне было присвоено звание Героя Социалистического Труда, присуждена Сталинская премия, я получил машину, дачу.
- А что последовало за первым промышленным реактором?
- В конце 1949 года мне позвонил Игорь Васильевич, попросил подъехать. Говорит: "Теперь пора приниматься за другую работу: мирное использование атомной энергии". И предложил построить небольшую атомную электростанцию. Первая в мире АЭС была запущена в Обнинске 27 июня 1954 года. "Первая" закрепилось за станцией как собственное имя.
Я верю в судьбу. А судьба, по моему мнению, - это особо сложившиеся обстоятельства, в которых я не могу ничего изменить. Меня все время "бросали" на новые дела. Орджоникидзе назначил меня в 1934 году начальником главка в Харькове, а в 1935-м уже перевел в Киев главным инженером завода "Большевик". И я ехал и с удвоенной энергией брался за работу. Да, все новое я люблю!
- Кто из ученых, руководителей, с которыми вы работали, произвел на вас наибольшее впечатление как ученый и просто как человек?
- Это трудный вопрос, ведь я встречался со многими выдающимися людьми. Курчатов был очень высокой нравственности человек. И Славский Ефим Павлович, с которым я был знаком с 1941 года, почти 50 лет. Исключительной честности был человек. Добрыми словами могу вспомнить Вячеслава Малышева, Бориса Львовича Ванникова, Завенягина Аврамия Павловича. Кстати, Завенягин сделал одно замечательное предсказание. Он приезжал сюда, в Жуковку, мы с ним бродили по дорожкам, и он сказал: "Жить вам здесь сто лет"!
- Николай Антонович, расскажите, пожалуйста, о вашей семье.
- Отец мой был инженером, он работал в земских управах Днепропетровска и Екатеринослава. Строил сельские школы, больницы, мосты. В тех краях познакомился с девушкой, на которой он женился, моей мамой. Прожили они до самой смерти, умерли в один год - в 1946 году, он - в марте, а мать - в декабре.
- А каково происхождение вашей фамилии?
- Дед, отец моего отца, был чехом по происхождению. Работал в России, на строительстве железных дорог. Женился он в Кременчуге, когда там строился железнодорожный мост через Днепр. Так что по месту рождения отец был украинцем. Потом отец переехал в Подольск. Я там учился в реальном училище. Мать нигде не работала, у нее было трое детей. Мой брат был старше меня на полтора года, а сестра младше на столько же. Мама с бабушкой нас троих очень хорошо воспитала. Бабушка была замечательная, она происходила из интеллигентной семьи, великолепно играла на рояле, свободно говорила по-французски. Мама прекрасно пела.
- Последнее ваше детище - это Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники (НИКИЭТ). С какой целью он был организован?
- В 1952 году вышло постановление о строительстве атомной подводной лодки. Я тогда поехал отдохнуть в Сочи, и в санаторий пришла телеграмма о срочном возвращении на работу. Был организован НИКИЭТ, в котором я стал главным конструктором и одновременно директором. Анатолий Петрович Александров был назначен научным руководителем. Основа этого института - специальное подразделение НИИХИММАШа, которое называлось "Гидросектор". Раньше оно занималось разработкой уранового промышленного котла. Первая отечественная атомная подлодка была сдана в декабре 1958 года и проработала 25 лет.
- И сколько лет вы возглавляли этот институт?
- Я проработал в институте 34 года, по 1986 год. В 1982 году у меня был инсульт, отнялась вся левая сторона. Когда я вышел из больницы, то сказал Ефиму Павловичу Славскому, тогдашнему министру Минсредмаша, чтобы меня заменили. Передвигался я тогда плохо, с палочкой, и врачи говорили, что возможно повторение инсульта. Но Славский сказал: "Нет, будете продолжать работать". Он все время говорил: "Вы уйдете только после меня". В 1986 году, незадолго до аварии в Чернобыле, у меня отнялась нога, и я пролежал до середины июля. Когда пошел немного на поправку, пришел к Ефиму Павловичу и написал заявление об уходе.
- Вы поддерживали связь с институтом после ухода?
- Эта связь никогда не прерывалась, я и сейчас являюсь советником института. Совсем ничего не делать я просто не могу, я ведь всю жизнь работал. На рояле хотелось бы играть, но не могу, одна рука не работает.
- Так вы и на рояле играли?
- Ну, что значит, играл. Так, для себя, любительски.
- А какой у вас любимый композитор?
- Их много: Бетховен, Чайковский. Больше всего я люблю концерты Грига и Шопена.
(Николай Антонович - человек исключительной скромности, считающий, что ничего необычного в нем нет, и не любящий, когда его превозносят. Поэтому говорить с ним о чем-нибудь личном чрезвычайно трудно. Кое-что о Доллежале как о человеке удалось узнать от его жены Александры Григорьевны. Оказывается, как рассказала Александра Григорьевна, Николай Антонович не просто любительски играл на рояле, а играл прекрасно, профессионально и приехал в Москву поступать в консерваторию, а в МВТУ оказался чисто случайно, из чувства солидарности с друзьями, которые уговорили его подать документы в техническое училище. Экзамены он сдал блестяще и остался учиться в МВТУ.
Среди близких знакомых Николая Антоновича можно назвать таких выдающихся людей из мира искусства, как Иван Козловский, Мстислав Ростропович, Галина Вишневская. Доллежали дружили с композиторами Дмитрием Шостаковичем и Сергеем Василенко, солисткой Большого театра Еленой Кругликовой. Нередко в их доме собиралась компания для игры в "винт", сложной карточной игры, которую очень любили родители Николая Антоновича. Он сам считает, что "винт" дает великолепную психологическую разрядку. Смолоду Николай Антонович тяготел и к спорту, пытался даже заниматься парашютизмом, но подвел вестибулярный аппарат. Но на лыжах ходил неплохо и в зрелые годы. Особое предпочтение Николай Антонович отдавал теннису и даже имеет категорию судьи. - С. К.)
- Николай Антонович, а какое место в своей жизни вы уделяли преподавательской деятельности?
- Я создал кафедру ядерных энергоустановок в своем родном МВТУ имени Баумана и возглавлял ее почти 25 лет. Ведь будущие творцы реакторов у нас до этого нигде не готовились. Как можно было работать в такой области без соответствующей подготовки! Первых специалистов кафедра выпустила в 1962 году. А нам пришлось быть во всем первыми. Была такая последовательность обучения: первый промышленный реактор, первая в мире АЭС, изотопный реактор АИ, изотопный реактор "Иван-2", атомная подводная лодка, Белоярская станция и, наконец, Ленинградская станция. Мощность все время росла: с 5 кВт в Обнинске до 1 млн. кВт в Ленинграде. Так мы набирали свои знания, учились на опыте.
- Не страшно ли в таком деле обучение опытом? Как вы смотрите на будущее атомной энергетики?
- Абсолютно положительно. Без нее никуда не деться. Атомные электростанции экологически самые чистые. Во Франции уже 80% энергии составляет атомная. Первый блок Ленинградской АЭС закончил свой 25-летний срок эксплуатации, сейчас в реакторе меняют трубы, каналы, и он снова заработает. Эта станция безопасна. В НИКИЭТе есть целый отдел, занимающийся безопасностью атомной энергетики.
Атомные реакторы будут другими, в этом я уверен. Когда будут освоены термоядерные устройства, человечество получит надежные гарантии от энергетического голода. Невозможно себе также представить будущее без реакторов, которые вырабатывают радиоизотопы для техники и медицины.
- Каким же будет ядерный реактор будущего?
- Он будет таким простым, как автомобильный двигатель. Вы нажимаете на педаль, прибавилась мощность. Скорее всего он будет работать не на быстрых или медленных, а на промежуточных нейтронах. Я могу предсказать, что в будущем вся техника будет работать на водороде. У АЭС есть "хвост", от которого пока не могут избавиться, - это радиоактивные отходы. Вот это огромный минус! Как только будет придумана технология их утилизации, все станет на свои места. Будут проектироваться станции, пассажирские корабли, автомобили, работающие на водороде, который станут вырабатывать с использованием электроэнергии от АЭС. Это моя окончательная идея на конец XXI века.
- Николай Антонович, из всей нашей беседы можно сделать вывод, что вы великий оптимист!
- Конечно, я оптимист! Поэтому и живу так долго.
