Александр Братерский
 |
 |
|
Гойко Митич в роли вождя апачей. |
ОБРАЗОВАННАЯ полвека назад Германская Демократическая Республика подобно мифической Атлантиде исчезла с лица земли. Но остался герой, имя которого навсегда будет вписано в ее историю. Это легендарный Гойко Митич, создавший на восточно-германском голубом экране бессмертный образ "настоящего индейца".
Он родился в одном из самых благополучных городов бывшей Югославии - Загребе. Будучи студентом института, получил приглашение сняться в западногерманском сериале о жизни краснокожих, поставленном по роману немецкого писателя Карла Мая. Несколько лет спустя, уже по другую сторону Берлинской стены, он стал тем, кого на протяжении нескольких десятилетий люди в странах Восточного блока и в Советском Союзе воспринимали как "индейца из ГДР".
Холодная и расчетливая Германия, пусть Восточная, пусть даже совсем "наша", сама того не ведая, создала героя, который своей популярностью заткнул за пояс всех вождей ГДР, вместе взятых. Сначала все выглядело достаточно безобидно: молодой немецкой республике действительно нужны герои, но руководство страны отлично понимало, что сериалами о жизни Эрнста Тельмана трудно привлечь зрителей. Выпуск "Индейской серии" начался национальной студией ГДР "ДЕФА" в 1965 году и продолжался до 1983 года. Зрители получили наконец великолепное развлечение на манер западных "вестернов", однако с более политически корректной направленностью: бледнолицые, которые в западных фильмах были добрыми "ковбойцами", здесь оказывались злыми и беспощадными завоевателями, а индейцы - храбрыми и смелыми воинами, защищавшими родную землю. Положа руку на сердце, можно с уверенностью сказать, что, несмотря на наигранность, подобный расклад сил соответствовал исторической правде. Фильмы эти создавались коллективными усилиями: большинство из них снималось в горах бывшей Югославии, лошади были русскими, а бледнолицых врагов доставалось играть все тем же немцам. Единственным утешением было то, что среди восточно-германских женщин было очень много красивых и теоретически каждая из них могла стать подругой великолепного Гойко. Тем, кому повезло, завидовали красивые девушки из Вологды, Костромы и Новосибирска, вздыхавшие при виде мускулистой фигуры "последнего из могикан" с его гордым профилем и черными до плеч волосами.
Когда дети просили взрослых пойти в кинотеатр на воскресный дневной сеанс, те никогда не отказывались. Отказаться было трудно, потому что, несмотря на "детские", плохо дублированные монологи, в глазах Гойко Митича было что-то, что заставляло смотреть на экран. Я пытался найти это "что-то", несколько раз просматривая кассету любимых с детства "Апачей" двадцатилетней давности, но так и не нашел. После детского любования бесстрашными краснокожими я пытался было понять фильм "по-пелевински", но все равно enigma Гойко Митича осталась для меня неразгаданной.
Ясно только одно: как и тогда, в индейце меня подкупала простота, какой не могут похвастаться вычурные Ван Дамм и Сильвестр Сталлоне, разбивающие морду в кровь "за идеалы справедливости", как это понимают в Голливуде, вместо того чтобы изящно натянуть тугую тетиву лука. Создатели же двенадцати "индейских фильмов", хотя и следовали голливудским канонам "вестерна" с его погонями и выстрелами из револьверов в плохих парней, отрицали подобную справедливость. Один из самых модных и талантливых российских режиссеров Валерий Тодоровский не побоялся признаться в интервью продвинутому молодежному глянцевому журналу, что в детстве с удовольствием смотрел фильмы с участием Митича.
В эпоху популярности Тарантино такое признание совсем нелегко сделать: герои массового кинематографа плодятся не по дням, а по часам и в модных кругах цитируют отрывки из "Криминального чтива" уже так часто, что хочется вдруг назло всем сказать, что "кто-то отравил воду в колодце". Однако массовое телевидение уже не считает, что "хороший индеец - это мертвый индеец", и фильмы с участием "легендарного Гойко Митича" совсем недавно стало демонстрировать Ren-ТВ. Не отстают и предприимчивые прокатчики: они продают эти фильмы на видеокассетах в уличных киосках, где их можно обнаружить стиснутыми между каким-нибудь "Страхом и ненавистью в Лас-Вегасе" и "Матрицей". Все эти названия не отражают в моем сознании ровным счетом ничего, и только великий Эмир Кустурица с его "Подпольем" и "Снами в Аризоне" стоит ближе всех к герою Митича, объединенный с ним общим "югославским" происхождением. И тот и другой кажутся мне детьми абсурда: один югослав играл индейца в нелепых восточногерманских фильмах, другой снимает фильм о подполье, существующем вне пространства и времени. Оба - "настоящие индейцы", "последние из могикан", поднявшиеся с копьями и луками против пушек и ружей, против всеуничтожающей машины Голливуда.
Подобно героям "Подполья" Кустурицы, которые даже после окончания войны думают, что до сих пор сражаются в партизанском отряде, Митич до сих пор верит, что он индеец. Несмотря на свои шестьдесят два года, гарцуя на лошади в индейском оперенье, он принимает участие в ежегодном германском фестивале, посвященном творчеству Карла Мая, который, как известно, писал свои индейские романы в одной из германских тюрем, где сидел за мошенничество, и брал большинство своих историй прямо из головы. Знал ли об этом Митич, когда играл вождя Оцеолу или Текумсе? Знал, конечно, но он был индеец, а индейцы должны молчать.
