Здесь теперь пусто

	Скалы мыса Фиолент. Грот Дианы. Фото автора

РУКОЯТКА скифского лука, как его называли греки, огромный линкор, на всех парах рвущийся в Средиземное море, неудачные Фермопилы, когда вся "Греция" уже была покорена и разгромлена, - он стал просто пляжем, а потом беззвучно отошел на сторону за какие-то политические долги, видимо, уже навсегда увековечив на челе своем следы геройства и неверности...

Я еду в Крым, первый раз за десять лет. Моя цель - Фиолент. Есть такое место под Севастополем. По легенде, боги перенесли сюда Ифигению, зарезанную отцом Агамемноном, выпрашивавшим ветер для отплывающих в Трою греческих кораблей: сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, что над Элладою когда-то поднялся...

Строительство в Крыму практически остановилось. Все пригороды и дачные кооперативы кажутся пережившими нейтронную бомбардировку: стоят коробки без окон, каркасы без крыш, и нигде никаких следов работы или людей. Недострой этот продают за бесценок.

Боги выбрали прекрасное место, чтобы утешить Ифигению - Фиолент. Само слово прекрасно и древне.

Нас долго вели сюда, по раскисшим весенним дорожкам, через холмы и балки. Голые деревья, голая каменистая земля серовато-охристого цвета. Воздух был свеж, легок, по-весеннему порывист. Внезапно все изменилось: перед нами от края до края была фиолетовая, отливающая золотом, вертикальная стена моря с садящимся в него красным солнцем.

Фиолент - это кромка берега в несколько километров длиной. На него можно выйти с разных сторон. Но увидеть примерно одно и то же: высокий скальный обрыв, отвесные мысы, уходящие в столь классическую морскую перспективу, что кажутся нарисованными.

Это не было свинцовое северное море, пугающее и хмурое. Море жило всеми красками, огромное, оно не казалось однообразным. Цвет воды был насыщен и тепл. Яркий зеленый сливался с ярким голубым, отражаясь в розовато-рыжих скалах. Оно блестело отсюда далеко внизу, видимое на десятки километров под ослепительным южным солнцем...

Думал, красота не поразит меня, а она поразила.

Еще несколько километров в сторону - здесь среди гор прячется древняя Балаклава, недавно, как и Севастополь, абсолютно закрытый город. Цветущие миндальные деревья. Развалины Генуэзской крепости. Место лучше, а состояние хуже, чем в Судаке: во время последней войны здесь засел батальон НКВД, и крепость разнесли из крупных орудий. Теперь стоит двойным памятником. Высота над морем метров 100-150. По одну сторону мыса змеится голубая бухта, по другую дрожит на солнце море. Слева на значительном отдалении торчит в море монументальный мыс Айя. На его километровой груди отдыхают тучки.

788 ступеней Георгиевского монастыря по дороге к морю. Сто лет назад монастырь отметил тысячелетие. В прошлом веке по этим ступеням ходил Пушкин. А в начале этого здесь целый год поправлял здоровье знаменитый поп Гапон, по привычке ругая местное монастырское начальство. Видел бы он, в какие руины превратит это чудесное место любезная ему рабочая власть!

По склону - большие деревья, оплетенные вечнозеленым плющом, гигантская пампасская трава колышется на фоне огромной, выпавшей в море скалы в форме акульего зуба. Я почувствовал, что попал в китайскую картинку. А там, глубоко внизу, островок с крестом, мелкая галька великолепного пляжа. На всем здесь лежит след какой-то нетуристской экзотики. Редкое чувство, что все это принадлежит тебе.

Севастополь - понятие растяжимое. Он беспорядочно разбросан по бухтам, словно Москва по своим холмам. Это их важное сходство. Между районами можно ехать минут по тридцать, а можно - плыть.

Много красивых девушек с серыми глазами, стройными голыми ногами. Зато юноши похожи друг на друга, словно курсанты одного училища. Они пышут здоровьем, но не агрессивны. Чувствуется, что их предки были сплошь военные почти без посторонних примесей. Удивительное однообразие этноса: ни греков, ни татар, ни евреев. Это русский город в каком-то чистом виде. Даже настоящих хохлов не видно. Большинство жителей Севастополя и окрестностей - это крымчане в первом-втором поколении, уральцы, сибиряки.

Называть гривну рублем, как делают тут все в просторечии, - это сленг. Но называть гривну гривной, как придумало правительство, - это государственный сленг. Никому это не нужно и сделано только для отличия от русского рубля. Ее никогда не существовало в природе, со времен по крайней мере бояновых, с их идолами и Перуном в качестве главного бога. Поэтому введение ее воспринимается произволом и глупостью или акцией сродни перформансу. Творение педантов-ученых, подобострастно вычитавших ее из книг, она не ложится на сердце, забывшее Ярилу и Мокош.

Народ тонко чувствует глупость. Но политики - во власти своих амбиций и не чувствуют ничего.

Водохранилища в кои веки переполнены, а воду дают три часа утром и три часа вечером. Отключают по расписанию свет, расписание печатают в газетах.

В Севастополе негде помыться. Все бани закрыты под увеселительные заведения. После часа блужданий по всему городу помылись в душевой бассейна "Имени двухсотлетия Севастополя". Спросите меня, я вам расскажу, как найти. Десять лет назад в Коктебеле я не мог помыться по той же причине: не работали бани. Социализм, капитализм - но есть неизменные вещи под луной.

Капитализм в Севастополе, впрочем, относителен, как и он сам. Магазины полупусты, и все время натыкаешься на ответ: "нету" или "кончилось". "Когда будет - не знаю".

Люди здесь неплохие, хоть морально побитые бедностью. Машин мало, и движение удивительно вольготно. Благодушные авто даже останавливаются перед зеброй, давая перейти пешеходам. До этого я видел подобное на территории совка только в Прибалтике. Жизнь в маленьких городах имеет и другие преимущества. Отношения проще, суеты меньше, и город - это что-то конкретное, потому что обозримое. Москва в этом отношении давно миф и абстрактное понятие.

В январе здесь бывает промозгло и ветрено, но лишь несколько дней. А потом снова тепло и весенне и даже солнце, словно зима уже кончилась, не успев начаться. Снега нет, вместо него - зеленая травка.

Море в Севастополе видно отовсюду. Куда бы ни ехал - натыкаешься на его голубой шампанский бокал меж расступившихся домов, замыкающий перспективу улицы.

Севастополь отнюдь не курорт. Но и просто как город он совершенно несхож с Ялтой. При первом знакомстве есть сильный соблазн поверить, что два тотальных разрушения уничтожили интимное лицо города, превратив его в униформенную маску. И в этом он схож с Москвой.

И все же у Севастополя есть лицо: но требуется время, чтобы его отыскать. Я отыскал его на центральном холме, обнесенном треугольником главных улиц, словно стенами воображаемого Кремля, увенчанном Владимирским "Адмиральским" собором - одним из немногих уцелевших зданий, - сплошь иссеченным пулями и осколками, отчего храм куда более реально напоминал о войне, чем любой помпезный и заказной монумент, которым тут в Севастополе несть числа. Отсюда разбегаются во все стороны старые улицы, переходя в парки, лестницы, колоннады, дробясь на новую сеть улочек с невысокими "сталинскими" домами, оградами-балюстрадами, ризолитами-курдонерами, образующими замкнутое пространство, приемлемое для жизни.

Приятен белый инкерманский камень, из которого он весь построен, дающий хороший ровный тон, не изуродованный дурной или древней покраской, и виноград, посаженный под окнами, что за годы превратился в деревья, оплетающие балконы и стены, словно лианы в тропическом лесу.

Я уж не говорю про Херсонес, вписанный в черту города, где, перемахнув через забор, можно беспошлинно оказаться в российской Элладе.

Ночной темный Севастополь мил. Случайные люди молоды и симпатичны. Может быть, отсутствие настоящей зимы и слякотной осени делает их мировоззрение чуточку оптимистичнее.

Не носятся машины, не орут сигнализации. Нигде не видно шлюх или зверообразных морд у дверей казино. Контрасты расслоения и моральной деградации здесь сильно сглажены по сравнению с Москвой.

В Севастополе несравненно спокойнее и лучше дышится. И если здесь есть бритоголовые быки, устанавливающие свои порядки, то в количестве, не замутняющем стакан.

Более всего поражает великолепное место и пустота вокруг. Тут все принадлежит тебе: море, камни, горы. У тебя практически нет конкурентов. В Москве за дерьмецо ничтожной ценности дерутся сто человек, а тут тепло и красиво и даже не видно того, кого можно было бы отпихнуть локтем.

Крым: земля, бывшая все время у кого-то в плену. А мы любим ее - это наша Греция третьего сорта, наша Италия четвертого. А мы и тому рады.

Впрочем, когда открыли весь мир, Крым позабыли. Зачем нам "наша" Греция, когда есть настоящая? А что еще есть Крым, как не замена Истории, прошедшей от нас в стороне? Много ли он стоит как курорт? Тут он совсем отстал и обнищал. Это двойные руины - и Греции, и курорта. И в этом качестве он подлинен. И в этом качестве он приятен мне. Как место брошенное, малолюдное и спокойное, не до конца забитое современностью.

Любовь к югу естественна, как жизнь, и не требует никаких интеллектуальных усилий. Да и физических тоже: ты греешься под солнцем, как овощ, переваливаясь с боку на бок, и тебе ни до чего нет дела.

Пусть вся настоящая культура с севера. Наш юг - это тоже почти север. Там и морозы, и снег, и дождь за дождем.

В зрелые годы многие русские духоделы потянулись на юг - русский, французский, итальянский... Когда сил мало - избегаешь дополнительных конфликтов еще и с природой. А помутневший зрачок еще способен различить эту дикую яркость. "Мы стремимся в ясные города Азии..." - говорили римляне. Эта Азия для нас - Крым.

Да, юг - это отчасти Гаити. То есть иллюзия... Может быть.

У каждого есть свой однообразный опыт Крыма: кто-то был здесь в лагере, кто-то жил здесь с родителями у моря. Кто-то, уже старше, снимал здесь комнату и пил местные крепленые вина. Крым кажется домашним, прозаичным, необязательным, как южные звери в зоопарке северного города.

Сюда бежали за колоритом - от целого года куцых депрессивных будней. Нынче колорита - помереть не жить: каждый день улетают самолеты в самые диковинные страны. И профсоюз больше не дает путевок. И теперь здесь относительно пусто, даже летом. Хотя зачем сюда ездить летом? Юг тем и хорош, что продлевает эфемерное северное лето, и когда всюду идут дожди и облетают листья, здесь шпарит солнце и чернеет виноград.

Но не об этом Крыме я веду речь. Слава богу, Крым это не одни парки а-ля Ливадия. Как всякая южная страна, Крым - это великолепный срез закончившейся жизни, отлившейся в легенды и руины. Это огромный могильник, столь набитый костями, что почти что одушевленный.

Север в значительной степени симметричен югу, и противопоставления лишь условны. "Когда бы град Петров стоял на Черном море..." - написал Кушнер.

История Севастополя напоминает историю Санкт-Петербурга. Это такое же творение Екатерины, как Петербург - Петра: на новых завоеванных землях, у моря, на голом месте, по рациональному державному плану.

Севастополь мог бы стать Петербургом, если бы Петербург уже не существовал. И обошлось бы это не в пример дешевле и без тех жертв. И не скалил бы зубы заезжий маркиз на греческие капители среди снегов.

Самое смешное, он мог стать Петербургом и несмотря на Петербург: будь у Николая II столько же державной дерзости, как у Петра, и он сделал бы то, что хотел: перенес бы столицу в Ливадию. Подкорректированный проект немедленно сдвинулся бы в сторону Севастополя, как наиболее подходящего места, Ливадия же стала бы "Царским Селом", "Гатчиной" или "Павловском".

В этом случае в русском психологическом типе, может быть, появилось бы больше "южности" и меньше горечи.

А в общем, я предвижу критику: не перенесли - значит, понимали нелепость. И правда, что это за место такое, Крым, против наших-то масштабов! Крым должен казаться нам игрушкой, его красота - миниатюрной, его значение - раздутым. В Московской области поместится два Крыма, в любом спальном районе - крупнейшие его города, на парапете бывшего бассейна "Москва" - весь Южный берег. Так много разговоров - о чем? Объехать его весь, как съездить на дачу...

Конечно, если вы не боитесь, что на каждом шагу вас будут соблазнять сирены, поющие о забытой и неведомой красоте. Линейно Крым не понять, дальнобойным русским аршином не измерить. Ведь росли же в нем, как на дрожжах, рати, угрожавшие Москве, жил же он столетия, ни в ком не нуждаясь, в сонном, самодовольном сибаритстве, и, напротив, все соседи насмерть нуждались в нем, завоевывая беспрерывно и наперегонки. Значит, это место чего-то стоит - как каллиграфический росчерк Мастера на осьмушке бумаги.

И воротами в этот сокровенный Крым был маленький каменистый мыс - Фиолент. Он не прибавил мне мудрости, он дал мне несколько дней праздника, он на миг вернул меня во время, когда, забывши, как давно живешь, как мальчишка пробираешься в горы в надежде найти там богов...