Владимир Власов Недавно (30 октября с.г.) произошло событие, на которое откликнулись все СМИ, - драка у станции метро "Царицыно". Событие явно нерядовое, поэтому невольно прислушиваешься: что о нем говорят и что пишут. Из того, что вещают по каналам телевидения, почерпнуть практически нечего: хулиганствующие, фашиствующие, озверевшие и вообще бандиты.
А между тем в царицынской истории достаточно ясно просматриваются некоторые компоненты древних культурных стереотипов. Причина молодежной агрессивности - не просто реакция на унизительное экономическое неравенство: если эти ребята представляют собой полюс бедности, то их противники отнюдь не являются олицетворением полюса богатства. Фактор неравенства, очевидно, имел место, но выбор объекта нападения диктовался другими соображениями. Объект - торговцы, и притом чужие, то есть люди иной этнической принадлежности и иной культуры, следовательно, носители и приверженцы иных типов хозяйствования.
В дореволюционной России, даже в ее последние "буржуазные" десятилетия торговля считалась постыдным занятием, а пресловутая купеческая благотворительность исходила не от душевной щедрости, а была способом искупления этого греха. Наше отношение к капитализму и торговле слишком иррационально, чтобы пытаться осмыслить его, анализируя современные формы этих явлений. Необходим поиск на больших исторических глубинах.
В глубокой древности до появления отчеканенных монет функцию денег выполняли разные вещи: раковины, перья красивых птиц, меха, камни. Но только использование в качестве денег живого скота превратило их в капитал: свободно пасущийся скот - первая форма "самовозрастающей стоимости" и модель существования капитала вообще. Культурологический вывод: капитал возник в скотоводческом обществе, он есть продукт способа хозяйствования этого общества и критерий его жизнестойкости. Все тонкости операций с капиталом (и вообще вкус к этому делу) досконально, "на генетическом уровне" могут освоить только те люди, которые имеют скотоводческие корни.
Для нас ближайшим и притом активным соседом с такими корнями являются народы Кавказа и Закавказья. Свой высокий торговый потенциал они проявили еще в советское время: ни один рынок не обходился без них, гордо возвышавшихся над грудами апельсинов. Тогда все они обобщенно именовались "грузинами". Советский строй требовал своих правил игры: их не считали агентами капитализма, хотя их причастность к торговому капиталу бесспорна.
Капитализм - прямой наследник скотоводческой культуры. Но его специфика, резко отличающая его от хозяйства древних номадов, состоит в том, что здесь отношение к скоту было распространено на отношение к людям. К чужим людям, обращенным в рабство. Показательно, что самый молодой и самый передовой отряд капиталистического строя - США, несмотря на то что его молодецкая история проходила во вполне цивилизованное время - XVII-XVIII вв. (в Европе это век Просвещения: католическая церковь уже осудила рабство, хотя протестанты смотрели на это дело иначе), успел припасть - как к материнской груди - к двум своим истокам: вольному скотоводству (первые герои Америки - ковбои - владельцы свободно пасущихся стад) и рабству. Позже система прямого рабства заменяется системой эксплуатации, в которой человек якобы добровольно продает лишь часть себя - свой труд. Теперь решение жить или умереть принимает он сам, а не его хозяин или надсмотрщик с плетью, но поскольку такой вопрос обычно не обсуждается, а иных средств к существованию у него нет, человек по-прежнему несвободен: он вынужден продавать себя.
Итак. Запад пришел к капитализму и утвердился в нем. Но древняя Европа была не только скотоводческой, в ней активно развивалось и земледелие. В современной науке первичное производящее хозяйство стараются представить как комплексное, где каждая община занималась и тем и другим. Однако есть веские основания считать, что эти два направления возникли автономно, долгое время существовали независимо одно от другого, и лишь на каком-то этапе развития произошло их слияние.
О чем спорить, что делить этим столь различным по экономическому базису и культуре общинам, которые многие тысячелетия до этого были вполне самодостаточными? - На этот вопрос вряд ли может быть дан однозначный ответ. Высказано вполне убедительное предположение: древние скотоводы при чрезмерном разрастании стад столкнулись с проблемой деградации пастбищ (что в дальнейшем повело к полному вырождению и опустыниванию территорий - в частности, в зоне современной Сахары). Улучшить пастбища могут те, кто имеет навыки работы с землей и растениями - но их надо привлечь к этой работе. Привлечь полюбовно - вряд ли возможно, а вот поработить - такой способ истории известен.
Таким образом, ранние отношения скотоводов и земледельцев скорее всего были весьма напряженными. И это запечатлено в ряде литературных произведений. Так, в шумерских табличках, датируемых III тыс. до н.э., рассказывается о споре между покровителем земледельцев Энкимду и богом пастухов Думузи, сватающихся к богине Инанне. В Библии (где события книги Бытия восходят к середине II тыс. до н.э.) острота этого противостояния достигла высшей степени. Каин и Авель представлены братьями, детьми первой супружеской пары - Адама и Евы. Но земледелец Каин почему-то не понравился Богу, который "не призрел" на него и на его дар, то есть не принял его жертву. Тогда Каин "восстал" на скотовода Авеля и убил его (Быт.,4.1-8). И поскольку Библия - книга скотоводческого народа, естественно, что чужак Каин сурово осужден.
А что у нас? Славяне по языку - индоевропейцы, следовательно, в их генезисе участвовали древние скотоводы. Но, очевидно, на славянской прародине субстратная земледельческая культура была чрезвычайно мощна, поэтому в результате в славянской экономике все же доминируют компоненты, связанные с земледелием. Это стало классическим определением: славяне - исконные земледельцы.
Мне грустно, что из современной культуры России уходят, растворяются ее земледельческие пласты. Почему? Фокус в том, что скотоводство способно выступить в опосредованных формах, вовлечь в свое производство большие массы людей, соблазнив их скорым материальным успехом.
Впрочем, чужую культуру железными прутьями не остановить. Нужны другие методы. Их должно найти само наше общество.
