Роман Прокудин Католические первосвященники для расширения сферы влияния Святого Престола издавна искали контакта с российскими государями. Как правило, подобные попытки заканчивались неудачно. Однако это не останавливало Рим в его стремлении обратить православную Русь в католичество.
В 1581 г., когда польский король Стефан Баторий стал грозить войной, царь Иоанн IV направил к тогдашнему Папе Григорию XIII посла с грамотой, в которой жаловался на Батория, "посаженника султанова" и объявлял о желании быть с Папою "в любви и согласии на всех недругов".
Григорий XIII воспользовался случаем и отправил в Москву секретаря настоятеля ордена иезуитов, папского легата Антония Поссевина с особой инструкцией: "Приобретя расположение и доверенность государя московского, приступайте к делу. Внушайте как можно искуснее мысль о необходимости принять католическую религию, признать главою Церкви Первосвященника Римского, признаваемого таковым от всех государей христианских. Наводите царя на мысль, как неприлично такому великому государю признавать митрополита Константинопольского, который не есть законный пастырь, но симониан и раб турок. Гораздо лучше и славнее для него будет, если он вместе с другими государями христианскими признает главою Церкви Первосвященника Римского. С этой целью возьмите с собой изложение веры, составленное на Тридентском Соборе, в греческом переводе.
Так как, быть может, монахи или священники московские частию по грубости своей и отвращению к латинской Церкви, частию из опасения потерять свое значение будут противиться нашему благочестивому намерению и употребят все усилия, чтоб не допустить государя оставить греческую веру, то старайтесь всеми силами приобресть их расположение... Употребите все средства, чтоб получить от вашего посольства хотя какой-нибудь плод; вы должны испросить позволения на постройку одной или нескольких католических церквей в Москве для тех католиков, которые будут приезжать по торговым делам. Объясните, что иначе никогда не установятся торговые сношения с католическими народами".
Иного рода наказ получил от царя пристав, который отправился встретить Антония Поссевина: "Если посол станет задирать и говорить о вере, греческой или римской, то приставу отвечать: грамоте не учивался, - да не говорить ничего про веру".
18 августа того же года Антоний Поссевин с дипломатической миссией прибыл в Старицу, где в то время находился Иоанн IV. Между прочими дарами Папа передал с Антонием книгу о Флорентийском Соборе с письменным посланием: "Присылаю твоему величеству книгу о Флорентийском Соборе печатную; прошу, чтоб ты ее сам читал и своим докторам приказал читать: великую от того Божию милость, и мудрость, и разум получишь; а я от тебя только одного хочу, чтоб Святая и Апостольская Церковь с тобою в одной вере была, а все прочее твоему величеству от нас и от всех христианских государей будет готово".
Иоанн Грозный не скрывал, что вопросы веры и переговоры об объединении с Римской Церковью для него вторичны. "Мы тебя теперь отпускаем к Стефану королю за важными делами наскоро, - говорил он Поссевину, - а как будешь у нас от короля Стефана, тогда мы тебе дадим знать о вере". Относительно постройки в Москве католических храмов для венецианских купцов царь ответил Поссевину: "Венецианам в наше государство приезжать вольно с попами и со всякими товарами, а церквам римским в нашем государстве быть непригоже, потому что до нас этого обычая здесь не бывало, и мы хотим по старине держать".
Получив такой неудовлетворительный ответ, мало надеясь извлечь что-то большее из дальнейших переговоров с Иоанном Грозным, Поссевин не стремился быть беспристрастным посредником на мирных переговорах между Москвой и Польшей. Когда же соглашение о перемирии на 10 лет было достигнуто, возник спор о титулах и выражениях в договорной грамоте. Московские послы хотели писать своего государя царем. Поссевин настаивал на том, что король не может дать ему этого титула без повеления Папы. "Уговорить панов и Антония никак было нельзя, - писали послы в Москву, - Антоний стоит с панами заодно". В итоге решили именовать Иоанна царем только в московской грамоте. Другим камнем преткновения явилось упоминание в договоре о Поссевине как посланнике Папы Григория XIII. Услышав выражение "папы Григория XIII", Поссевин в сильном возмущении заявил: "Государь вам пишет Папу как простого попа, а цесарь и все государи христианские пишут Папу наместником Христовым и учителем всего христианства".
Возвратившись в Москву после заключения мирного договора, Поссевин стал просить позволения говорить с царем наедине о вере. "Если мы станем говорить о вере, - отвечал царь, - то каждый по своей вере ревнитель, каждый свою веру будет хвалить, пойдет спор, и мы боимся, чтоб от того вражда не воздвиглась". Антоний не хотел отступать: "Ты государь великий, а мне, наименьшему вашему подданному, как бранные слова говорить? Папа хочет, чтоб во всем мире была одна Церковь: мы бы ходили в греческую, а славяне греческой веры приходили бы в наши церкви". Далее шли уговоры и посулы: "┘будешь не только на прародительской вотчине, на Киеве, но и в Цареграде государем будешь; Папа, цесарь и все государи о том будут стараться".
Однако Иоанн был невозмутим: "Нам с вами не сойтись о вере: наша вера христианская с издавних лет была сама по себе, а Римская Церковь сама по себе... Ты говоришь, что ваша вера римская с греческою одна, но мы держим веру истинную, христианскую, а не греческую".
В конце концов настойчивый иезуит вывел царя из себя. "Папа не Христос; престол, на котором его носят, не облако, те, которые его носят, не ангелы; Папе Григорию не стоит Христу уподобляться и сопрестольником ему быть. Который Папа по Христову учению, по преданию апостолов и прежних пап - от Сильвестра до Адриана - ходит, тот Папа сопрестольник этим великим папам и апостолам; а который Папа не по Христову учению и не по апостольскому преданию станет жить, тот Папа - волк, а не пастырь". Последняя фраза царя положила конец разговору о соединении Церквей.
Поссевин выехал из Москвы вместе с царским гонцом. В грамоте к Папе Иоанн писал: "Мы грамоту твою радостно приняли и любительно выслушали, посла твоего, Антония, с великою любовию приняли; мы хотим быть в братстве с тобою, цесарем и с другими христианскими государями, чтоб христианство было освобождено из рук мусульманских и пребывало в покое". На словах же гонцу было наказано: "Если Папа или его советники станут говорить: государь ваш Папу назвал волком и хищником, то отвечай, что им слышать этого не случилось".
