Александр Елисеев Считается, что история христианизации Руси сопровождалась упорной борьбой славяно-русского язычества и православия. Это, конечно, так. Но данное противоборство осложнялось еще и тем, что в языческой Руси наряду с православной общиной существовала еще и община, которая придерживалась весьма специфического варианта христианства. Кроме того, и само язычество было расколото на два враждебных лагеря. Такой расклад безмерно обогащает привычную нам историческую картину.
Странный Символ веры
Еще в позапрошлом веке историки обратили внимание на то, что в "Повести временных лет" князь Владимир Святославович, крестивший Русь, при своем собственном крещении зачитал довольно странный Символ веры. Он произнес: "Сын же подобосущен и собезначален Отцу┘" Подобосущен, а не единосущен, как то утверждается в православном Никео-цареградском символе. А кто считал Бога-Сына, Христа, всего лишь подобным сущности Бога-Отца, то есть практически тварным существом? Ответ очевиден - ариане, которых официальная Церковь считала еретиками. Так что же, князь Владимир принял арианство?
И это в IX веке от Рождества Христова? На Руси? Однако не будем торопиться. Все не так просто. Во-первых, вспомним, что даже в XII веке св. Кирилл Туровский считал нужным довольно яростно обличать арианскую ересь, что было бы совершенно ненужным в условиях ее полного отсутствия на Руси. Во-вторых, речь скорее всего идет не об арианстве как таковом. Некоторые исследователи, например, недавно умерший профессор Аполлон Григорьевич Кузьмин, склонны объяснять произнесение еретического слова тем, что князь Владимир принял не православие, а какую-то неортодоксальную версию христианства, испытавшую сильнейшее влияние арианского вероучения. В подтверждение своей необычной трактовки известных исторических событий Кузьмин высказал несколько соображений, которые я считаю нужным привести вкратце.
Профессор обращает внимание на то, что внутри русской летописной традиции отчетливо прослеживается стилистически и мировоззренчески особое направление, связанное с Десятинной церковью - древнерусским храмом в Киеве, существовавшим в X-XI веках. Для этого направления характерен антивизантинизм, что интерпретируется Кузьминым как верность некоей специфической христианской "традиции". Показательно, и на этом Кузьмин останавливается особо, что сама Десятинная церковь подверглась переосвящению при князе Ярославе Мудром, правителе "провизантийском". "Антивизантийская" часть "Повести временных лет", по наблюдению историка, менее ориентирована на аскетизм и иерархию Церкви, ее отличает гораздо более либеральный подход к вере. И сей либерализм он связывает с арианством, отмечая "варварскую" демократичность последнего. Действительно, ариане отрицали сложную иерархию, потому само арианство и пользовалось таким успехом среди "варварских" народов, находящихся на стадии так называемой "военной демократии" (готы, вандалы и др.).
Неизбежность влияния неортодоксальных направлений в христианстве Кузьмин обосновывает широкими контактами Руси с Крымом и Моравией. На территории Крымского полуострова располагалась Корсунь, служившая местом ссылки разного рода еретиков и церковных диссидентов. Именно отсюда после своего успешного военного похода Владимир вывез множество церковных книг и утвари. "Очевидно, - предполагает Кузьмин, - вместе с книгами были вывезены и какие-то идеи".
Кузьмин отмечает факт моравского влияния на Русь IX-X вв., ссылаясь на данные археологических раскопок в Киеве, согласно которым часть тамошних древних захоронений принадлежит выходцам из Моравии. Сам характер захоронения свидетельствует об их приверженности какому-то неортодоксальному варианту христианства. Историк напоминает о том, что по Моравии (и по всему Подунавью) некогда расселялись племена ругов - западной ветви русов. А руги во времена раннего Средневековья, в "варварский" период своей истории, исповедовали арианство. Активная роль моравских русов в жизни Киевской Руси отмечается и в старинных европейских хрониках, среди которых особо выделяется хроника Ханса Фризе.
Очевидно, что в Древней Руси сосуществовали две христианские традиции: одна ортодоксальная, "византийская", другая неортодоксальная, "арианская". Но вот стоит ли считать князя Владимира приверженцем последнего направления, как это делает профессор Кузьмин? Владимиру Красное Солнышко совершенно незачем было принимать диссидентское христианство, насыщенное арианскими влияниями, которые больше соответствуют реалиям общинного демократизма, чем устремлению князей к единоличной власти. Владимира больше вдохновляли имперские византийские образцы, о чем ясно свидетельствуют данные все той же археологии.
Такое стремление основывалось не только на апостольском положении Владимира, крестившего Русь. Еще и языческие князья Киева именовались каганами, а этот титул в древности приравнивался к императорскому. Понятно, что арианский демократизм, его отрицание иерархии, князю был совершено ни к чему, зато он вполне мог подходить тем, кто пытался ограничить власть князя вечевым собранием. Объективно в этом были заинтересована часть феодальной верхушки, опасающаяся усиления княжеской власти и ослабления своих "олигархических" позиций. К ним примыкали верхи посада и купечества, а самое главное - языческие жрецы, давно заметившие, что князья глядят в сторону Византии. Тамошний христианский "авторитаризм" для волхвов был гораздо опаснее арианского демократизма. Поэтому объективно жречество было на стороне ариан.
Но почему же тогда произнесение арианского Символа веры приписывают именно Владимиру? Для ответа на этот вопрос надо внимательнее приглядеться к различным религиозным группировкам языческой Руси.
Поклонники Перуна и радетели Велеса
Среди язычников было немало тех, которые симпатизировали "византийскому" православию. Я имею в виду дружинную прослойку, заинтересованную в усилении княжеской власти. Профессиональным воинам, безусловно, пришелся по душе суровый "византизм", провозглашавший долгожданную максиму: "Один Бог на небе - один базилевс на земле!" История показывает: именно дружинники и их государи стояли в авангарде христианизации Руси.
Само славяно-русское язычество было разным. Оно как бы разделялось на две ветви. Представители обеих верили в одних и тех же богов, но по-разному. Одни выдвигали на первое место бога Велеса, покровительствовавшего жрецам, сказителям и торговцам. Другие больше почитали громовержца Перуна - покровителя воинов и их вождей. Велес олицетворял собой консервативное, сохраняющее начало, о чем говорит сам факт удерживания скота и воды.
Напротив, Перун, сражающийся с Велесом и освобождающий скот и воду, символизировал начало революционное, разрушающее. Поэтому он и нравился больше всего именно воинам, которые так или иначе ориентированы на разрушение. Им же пришлось по душе и учение Христа, которое открывало перед язычниками мир эсхатологии. Последняя грозовая битва, огненная гибель мира, страшный суд небесного повелителя и установление последнего - небесного - царства. Другое дело - христианство с его обещанием самой высшей победы - победы над миром. Естественно, воинов Древней Руси в первую очередь привлекало именно "византийское" христианство с его возвеличиванием царской власти. Многие из дружинников переходили в христианство еще до Крещения Руси. Однако это был процесс длительный и во второй половине IX века в военной среде было еще предостаточно убежденных язычников, державшихся за культ Перуна.
Князь Владимир: особенности религиозной политики
Первоначально к числу твердых язычников Перунова толка принадлежал и сам князь Владимир. Он взошел на киевский великокняжеский престол в ожесточенной борьбе со своим братом Ярополком, женатым на гречанке и пытавшимся утвердить православие. При этом Владимир опирался на отряды варягов, которые в массе своей были убежденными язычниками. Однако, захватив власть в Киеве, Владимир поспешил избавиться от них как от излишне радикального элемента. Варяги были отосланы в Византию. Совершенно очевидно, что отказаться от своей вооруженной опоры Владимир мог только в том случае, если бы он заручился поддержкой влиятельных сил в киевской общине. Что же это были за силы? Сторонники "византизма"? Но ведь Владимир как раз и победил их предводителя Ярополка.
Но чем дольше правил Владимир, тем больше он разочаровывался в язычестве как таковом. В конце концов князь сделал выбор в пользу "византийского" православия. При этом он предпринял все усилия для того, чтобы не остаться в изоляции. Ведь против него могли бы объединиться самые разные силы. Владимир сделал хитрый и неожиданный маневр: он объединил все религиозные общины Киева против своей же "партии" - язычников Перунова толка.
Волхвы были готовы формально одобрить христианский выбор Владимира - лишь бы избавиться от язычников Перунова толка.
А вот в Новгороде события развивались гораздо трагичнее. Иоакимовская летопись рассказывает, что там было поднято мощное антихристианское восстание, руководимое волхвом Соловьем. Оно было решительно подавлено Добрыней - дядей Владимира.Киевские же волхвы были настроены благодушно. Они считали торжествующее христианство временным явлением. А зря, очень скоро христианское государство поставит их вне закона.
Чуть больше повезло "арианам". Владимир не стал их запрещать, хотя первенство отдавал, вне всякого сомнения, именно православным. Он укреплял княжескую власть, но соблюдал определенный религиозный "плюрализм". Лишь при Ярославе, сыне Владимира, произойдет переосвящение "арианской" Десятинной церкви. Тогда, очевидно, и пришел конец религиозному плюрализму.
Скорее всего именно терпимость Владимира к "арианам" и стала причиной того, что некий летописец "заставил" его произнести "арианский" Символ веры. Тот, кто записал Владимира в "ариане", явно был противником канонизации князя. Она, как известно, произошла только в XIII веке. До этого ее явно саботировали представители византийского духовенства. Владимир, с их точки зрения, подавал не очень хороший пример жителям Руси. Он сам хотел стать базилевсом, а базилевс мог быть только один и находиться ему следовало в Константинополе.
Владимир был очень хорошим учеником своих царьградских "наставников". Он умело сочетал пыл религиозного реформатора с холодным расчетом политика.
