Алексей Кожунков
Не самое приятное место на земле, что и говорить, но необходимое.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)
Вряд ли удастся найти в нашей стране учреждение, более похожее на саму мадемуазель Жизнь, чем больница. Она – ее копия в миниатюре и в белом. Странно белоснежном, но не венчальном платье. С крестом, но не с миссией священника. Она даже с чашей, но все же не богиня вина. Ее змея мало имеет общего с той, что спала в корзинке Клеопатры. Это неподвластный рационалистическим выкладкам феномен. Всем известно, зачем это заведение нужно, но никто не скажет наверняка, зачем оно есть.
Разбитый тысячами шаркающих ног пол, вытертые тысячами прислоняющихся спин серые стены с вечно бодрыми плакатами: «Закаляйся» или «Морковь – это витамин С». Выцветшие под обреченным взглядом множества бессильных изменить свою судьбу глаз двери┘
Здесь идет раздача талонов на жизнь. Правда, очереди велики, число талонов ограничено нарезанной бумагой, а рабочий день «работников жизни» ограничен несколькими часами. И все же это шанс! Надо только прыгалисто прыгать или, еще лучше, лазибельно лазать, и яблоки из таинственного сада Гесперид с видами на вечную молодость у тебя в кошелке. В некоторых кабинетах выписывают амброзию, правда предварительно, по договоренности, ее все равно выменивают на другую крупно нарезанную бумагу. Всем остальным – плоды райского древа без спроса, даром что никто не охраняет. Ведь у выхода стоит ангел с мечом. Все мы с тех пор ходим в кожаных ризах в ожидании Нового человека.
Но не будем о печальном. Расскажем о грустном.
Регистратура – бугром вздыбившийся при входе в рай дот. Толстые, в три наката стекла наблюдательного окошка и дупло рявкающего золотыми коронками шестиствольного миномета. В принципе здесь можно узнать все┘ Кроме того, что нужно. Но те немногие, что выстаивают до конца змеистую очередь, пытающуюся укусить свой хвост, под прямой наводкой миллиарднодолларовой улыбки камикадзе в белом, все же получают привилегию задать вопрос телезрителя знатокам. Вопрос должен быть прост и содержать в себе зерно ответа. Кроме того, делать это надо быстро, четко и по возможности с вылеченным выражением лица, как при разговоре с тяжело больными, иначе есть риск нарваться на очередь в спину из очереди или из окошка. И лечить вас от полученных при исполнении ран никто не будет, потому что они, рваные осколочные ранения, не попадают в категорию смертельных, а если попадают и вы тут же продемонстрируете смертельнейшую смертельность всех дырок вашей души, то лечить вас тем более уже не будет нужно. Впрочем, вас могут отправить на просветку.
Вот место, где мы все по-настоящему равны! Слава тебе, Рентген, не помню, как по отчеству┘ Повезло, тебя назвали в честь удивительного прибора! Он поистине сакрален, ведь рентгенокабинет – это место, где исследуют на свет вашу совесть. Капают ей на лысину щелочью облучения и смотрят, какая произойдет реакция. Коя бывает непредсказуема.
А эти туалеты «типа сортир», одно приближение к которым способно вылечить решительно всех и навсегда от всех известных науке болезней. Все становится на свои места. Ведь в сравнении с ними твои бедки – это просто сталинская премия за покой, уют и чистоту в родной стране. Лирический намек хлорки возле сливного бачка, без крышки и без сливного отверстия, свернутая утиная шея краника, из которого тоненькой гнойной струйкой выпрастывается в белый передник рукомойника какая-то жидкость; мощная, созданная еще до революции дверь со сбитым шпингалетом и веселая, игривая лампочка, освещающая сверху все это разнообразие полным, наливным, словно спелая груша, подвешенным на двух проводках телом. Это не есть чистилище; во всяком случае, трудно представить, что здесь можно еще что-нибудь прибрать. И не ад, в котором, по рассказам бывалых, кипящие смолой котлы и ученые беседы о стилистике граненых стаканов. Остается одно┘ но мое граненое невежество все же не позволяло мне обманываться, что я, да-да, в раю. Да нет, место, в общем-то, ничего, многие прошли и через это, но... Нет, что-то здесь не так. Что-то в этой гипотезе есть гипотетическое.
Я далек от просторных и, очевидно, передовых мыслей, выдвигаемых иными просвещенными людьми, что клозет – это национальная идея России. Мелко как-то. Такого типа идеи как раз и зарождаются в подобного, не важно какого конкретно, рода заведениях, но┘ Поразительное дело, чем более Россия просвещалась у своей старшей, опытной сестрички – Европы, тем быстрее она прикатила от рубленых деревень и четверговых бань к мешкам каменных, готических казематов с универсальной проезжей частью – она же сточная канава.
Эко меня занесло.
Вернемся к началу. Вернемся к тому тону не совсем здорового человека, который может позволить себе некоторые вольности, не утруждая себя отвечать за свои слова. Разве что перед белым силуэтом с крыльями.
Больница – это большое перемирие Хатхи во время засухи. Да не смеет никто обидеть кого – на период перемирия ведь все находятся в равном положении. Должны находиться. Впрочем, и больные, уже при смерти, животные все равно сражаются за чуть более освещенное место в яме под солнцем. Что уж говорить о людях, которые всегда уступали братьям своим меньшим в жалости и сочувствии.
Операционная – очный пробный абитуриентский экзамен в институт смерти. В случае неудачи врача – внеконкурсное поступление. Вопросы могут быть очень сложными, и на них очень сложно бывает дать единственно верный – неправильный ответ. Под рампой нависающего многоглазия спрута, на сцене жизни, где вдруг в око-мгновение становится понятна несоразмерность своего представления о роли в жизни с ее светлым образом┘ И что там ноль пятьдесят два микрорентгена облучения, да хоть все ноль пятьдесят три┘ Лишь бы нашелся такой часовых дел мастер, что разберется с нашими винтиками и шестеренками, часовыми и секундными стрелками. И пусть не гремит по утрам будильник, пусть отстают стрелки на четверть циферблата, лишь бы ходили. Лишь бы мы ходили. Никто не вернет юность, лишь бы сохранили то, что осталось после зрелости.
Конечно, белые халаты накладывают на тело только повязки; занимаясь починкой человечины, они починяют только труп часов, кто-то ведь еще должен качнуть маятник и выставить время, иначе говоря, душой занимается Бог, и все же┘
Вознесем славословия заведению, в котором лечат всех, за то, что оно есть в самый неподходящий момент, за то, что оно будит мысль и будоражит совесть. За то, что вопреки стараниям врачей пациент жив, но хочет еще.
