Михаил Ардов
От смешного до очень смешного – полшага.
Фото Дениса Тамаровского (НГ-фото)
После войны в доме Ардовых некоторое время служила домработница по имени Маруся Котикова, которая рассказывала о себе такую историю. В молодые годы она познакомилась с неким юношей, и они стали встречаться. Во время одной из прогулок кавалер осведомился у нее: «Маруся, а как ваша фамилия?» – «Котикова», – сказала она. «Быть не может!» – вскричал молодой человек и всплеснул руками. «Фамилия как фамилия... Почему вы так удивились?» – спросила Маруся. «Дело в том, что моя фамилия – Кошечкин...»
═
***
═
В 1950-х годах разразился скандал в Московской консерватории: несколько преподавателей были уличены в гомосексуализме. Открытое партийное собрание проводил тогдашний министр культуры Н.А. Михайлов. В своей обличительной речи он, в частности, сказал: «Эти мерзкие люди занимались своими гнусными делами здесь, в стенах консерватории, носящей святое имя Петра Ильича Чайковского».
В зале раздался хохот. Михайлов опешил – он никак не мог понять причину подобной реакции... Тут к министру приблизился референт и шепотом дал соответствующее разъяснение.
═
***
═
Ардов рассказывал: «Однажды Евгений Петров пошутил по моему адресу. Я был у него в гостях и позволил себе за столом весьма рискованную шутку. И тогда хозяин заметил: «Витя, если бы вы сказали такое на обеде у леди Голифакс, то лорд Голифакс уронил бы монокль в борщ...»
═
***
═
Илья Ильф говорил: «Я открыл такую закономерность. Если журналисты стоят в редакционном коридоре, курят и беседуют на приличную тему, никаких женщин никогда рядом не бывает. Но стоит кому-нибудь сказать хоть одно непристойное слово, мимо непременно пробегает какая-нибудь машинисточка или секретарша... Если выразиться покрепче, тут уже появится женщина посолидней...» «А когда я, – говорил Ильф, – в коридоре газеты «Труд» разразился длиннейшим матерным монологом, открылась дверь и передо мной появилась руководительница международного женского движения Клара Цеткин».
И Ардов подтверждал, что такой факт был.
═
***
═
Ильф и Петров были в Вене. Там их возили по городу и показывали достопримечательности. В частности – продемонстрировали один из дворцов и объяснили: «Это особняк Ротшильда».
Петров, привыкший к реальностям послереволюционной России, спросил: «А что здесь теперь?»
«Как что? – удивились австрийцы. – Здесь живет Ротшильд».
═
***
═
Известный писатель А.С. Новиков-Прибой имел внешность самую заурядную. Он сам о себе рассказывал такое. По какому-то случаю ему пришлось стоять неподалеку от входа в метро на площади Маяковского. Мимо проходил высокий, грузный человек с портфелем. По виду – советский директор. Заметив Новикова-Прибоя, он оживился и сказал: «Здорово». – «Здравствуйте», – отвечал писатель. «Ну как ты? Все там же?» – «Все там же», – подтвердил литератор.
«Надо, надо зайти к тебе попариться», – мечтательно произнес незнакомец.
═
***
═
Арго автор забавного афоризма: «Шекспир это – не Шекспир, а его однофамилец». (Сообщено В.А. Успенским.)
═
***
═
Нечто подобное говорила Ахматова: «Ну, теперь уже доказано: никакого Гомера не было, все это не так. «Илиаду» и «Одиссею» написал совершенно другой старик, тоже слепой...»
═
***
═
В Переделкине, в писательском поселке, долгие годы трудился водопроводчик по имени Иван. Был он притом горький пьяница. Один из литераторов был свидетелем такой сцены: Иван брел по поселку, едва передвигая ноги, его поддерживала жена и на ходу выговаривала: «Ты, Ваня, живешь, как писатель, – ни о чем не думаешь!..» (Рассказ А.П. Нилина.)
═
***
═
Беглый турок – поэт Назым Хикмет также имел дачу в Переделкине. Однажды заболел его шофер, а ему надо было срочно ехать в Москву. И вот Хикмету пришлось одолжить водителя у какого-то собрата по перу. По дороге в город машину остановил милиционер и оштрафовал шофера. Дальше водитель ехал в мрачном настроении, и Хикмет решил вступить с ним в разговор: «Мне кажется, вы ничего не нарушили...» – «Конечно нет», – подтвердил шофер. «Надо было объяснить это милиционеру...» – «Объяснишь им, – в сердцах сказал водитель. – Разве ж это – люди?.. Это ж – турки!..»
═
***
═
В Литфонде существует сотрудник, который устраивает похороны московских писателей. В этой должности долгие годы состоял Арий Давыдович Ротницкий. Дело свое он знал туго. Мой приятель Евгений Чуковский, внук Корнея Ивановича, вспоминал, как Ротницкий при встрече с его дедом всякий раз измерял взглядом фигуру писателя, мысленно прикидывал, какого размера понадобится гроб.
═
***
═
Когда Ротницкого видел Фадеев, он всегда говорил одну и ту же фразу: «Арий Давыдович, долго еще будешь писателей хоронить?» – «А вот вас, Александр Александрович, похороню, тогда уйду на пенсию», – отвечал тот. Надо сказать, слова своего Арий Давыдович не сдержал. После похорон Фадеева он еще долгое время состоял в свой траурной должности. Но в конце концов весьма преклонный возраст заставил Ротницкого удалиться на покой. В Литфонде ему загодя нашли замену, это был некий Лев Качер.
И вот писатели устроили Ротницкому торжественные проводы. Присутствовавший там драматург Андрей Васильевич Успенский рассказывал, что во время застолья раздавались голоса: «Арий Давыдович, на кого же вы нас покидаете? Кто же нас теперь хоронить будет?»
Ротницкий отвечал: «Мне, конечно, жалко уходить... Я уже к этому делу привык... Но что поделаешь – здоровье, годы... Вот уже есть человек, – тут он указал на Качера, – который займет мое место...» – «Арий Давыдович, – говорят ему, – мы ничего не имеем против вашего преемника... Но одно дело – вы, а другое – он...» – «Ничего, ничего, – произнес Ротницкий. – В нашем деле так: увлечется – будет работать!»
═
***
═
В 1930-х годах умер некто Вельбушевич, композитор, который писал легкую музыку. Ему устроили советские похороны с так называемой гражданской панихидой. С речами выступали коллеги, эстрадные артисты, а от работников цирка слово сказать поручили клоуну по фамилии Гарин. Тот стал отнекиваться: «Да я говорить не умею...» – «Ничего, ничего, – настаивало начальство, – несколько слов от нас, циркачей, надо сказать. Это – общественное поручение».
Словом, уговорили. Гарин перед похоронами очень волновался и для храбрости хватил стакан коньяку. И вот распорядитель дал ему слово. Клоун подошел к гробу и сказал: «Вот перед нами лежит наш замечательный композитор товарищ Вельбушевич... А ведь мог бы еще жить, мог бы радовать нас своей музыкой... Вот, говорят, попугай живет триста лет... А на хер он кому нужен, попугай?..» После этих слов в помещении остались лишь гроб и оратор – все прочие участники траурной церемонии выбежали, давясь от смеха.
═
***
═
На похоронах кинорежиссера Васильева министр С.В. Кафтанов начал свою надгробную речь такими словами: «Пользуюсь случаем, чтобы...» (Расcказ В.Ардова.)
