Владислав Корнейчук
Кто видел праздничный Париж, тот запомнит его надолго.
Фото Reuters
«Je ne parle pas francais. Je parler russe!» («Я не говорю по-французски. Я говорю по-русски») – это выражение я выучил уже в Париже. Еще планируя свою поездку в Москве, решил не бронировать гостиницу и не намечать никакой программы действий. Новый год в Париже. Импровизация. Проверка на выживание. Адреналин. Никаких знакомых, никакого гида, никакой туристической группы! Стать хотя бы на время гражданином мира, globetrotter┘ Я в чужой языковой среде. И мне надо либо победить, либо┘
Как-то меня вез в мой маленький уютный отель африканец-таксист, у которого в машине звучал Johnny Winter. И я решил разрушить стену молчания. Мне захотелось сказать ему что-то приятное о его выборе, о его любимых записях великого Johnny Winter (тем более что я только что выпил «Johnnie Walker»), сказать ему, что я восхищен. И обязательно добавить (когда он, конечно же, улыбнется и скажет несколько доброжелательных фраз): «Voila!», то есть, выражаясь по-русски, «Вот!» – так говорили и говорят по сей день во всем мире фокусники в цирке, когда из шляпы вылезает кролик, а распиленная женщина оказывается целехонькой. И я сказал ему на своем плохом английском: «Nice┘ a-a┘ very┘ very nice music┘ guy!» Прекрасная, дескать, музыка, парень!
Видели бы вы его взгляд в этот момент. Тяжелый взгляд черного человека, везущего в парижской ночи на своем такси белого пьяного человека. Национальность, конечно, славянская. Какое там «Voila»!
┘Прилетев 30 декабря в 21.30 по местному времени и доехав от аэропорта имени генерала де Голля на RER (разновидность метро) до станции «Saint-Michel. Notre Dame», я поднялся по крутым ступенькам наверх, отыскал Notre Dame de Paris и углубился в сеть переулков напротив фасада здания, в котором когда-то обитал Квазимодо. Довольно быстро я обнаружил шаурму (тут она называлась sandwich), пиво «Heineken» и на одном из тротуаров – стоянку человека: расстеленное стеганое одеяло, припаркованный велосипед, полиэтиленовый мешок с имуществом... Допив «Heineken», я по московской привычке поставил пустую банку тут же на бордюр и вдруг увидел, как из тени вышел «велосипедист», пересек наискось улицу и┘ деловито, но скромно выбросил в урну пустую пластиковую бутыль из-под воды.
А 1 января пополудни, прогуливаясь где-то в центре Парижа, я увидел на одной из остановок обосновавшихся там les clochards. Выглядело это очень трогательно: в углу стояла наряженная новогодняя елка, на лавке – механический будильник, на асфальте лежали два пружинных матраса, на каждом из них покоился укрытый с головой одеялом человек. Рядом лежала привязанная к остановке овчарка, она что-то грызла – жареные каштаны? Кстати, жареные каштаны стоят два евро за кулечек, в котором штук десять, и, хотя и написано в купленном в Москве дурацком путеводителе – дескать, невкусно, одни понты, – на самом деле очень даже вкусно.
Потом мне попался monsieur, лежащий поперек тротуара, то ли подложив под себя что-то, то ли нет (январь, в Париже +2). Лежит, раскинув ноги, крошит кусок багета, кормит голубей. Никто из прохожих не огрызается, не кинет бранного слова в его адрес, хотя ноги этого мсье у них на пути. Как это объяснить? Просто эти люди, эти обычные парижские прохожие, уважают выбор одного из своих соотечественников – лежать на асфальте и кормить голубей┘
Вообще говоря, ходят люди в Париже совершенно иначе, чем в Москве. За неделю пребывания там я проходил ежедневно по улицам французской столицы километров по сорок. Но при этом столкнулся с кем-то из вечно спешащих парижан (ходят они так же быстро, как и москвичи, и суетливы не меньше) всего лишь раза два-три, не больше. И вот что любопытно. Реакция на это у них была совсем не московская: не раздражение, не злость, а искреннее удивление и даже радость. «Voila!»: как это, дескать, все-таки забавно, мсье, что мы с вами умудрились столкнуться, невероятное приключение, мсье! И снова: «Voila!» М-да┘ люди там, в Париже, что греха таить, веселее наших будут.
Впрочем, со снобизмом на берегах Сены тоже полный порядок. Если в заведении парижского общепита гарсон – француз, это место более высокого класса. При этом не исключено, что тамошний официант не захочет общаться с вами по-английски (даже если он его на самом деле неплохо знает). В облюбованном мною кафе Le Danton, куда я заглянул в новогоднюю ночь, меня именно такой сюрприз и ожидал. Однако череда заказываемых мною порций виски «Johnnie Walker» заставила тамошнего гарсона перейти на английский. Я сидел и упорно посылал в Москву SMS-сообщения. Москва молчала. Моя пассия, обидевшись на то, что я не взял ее преодолевать языковой барьер, не отвечала на мои SMS. Я и так собирался к подножию Монмартра, где стоит знаменитая Красная Мельница, но теперь┘
Да-да, конечно же, меня интересовали не только клошары, но и путаны. Но на Place Pigalle я, к огромному своему удивлению, кроме le Moulin Rouge, обнаружил только невероятное количество арабского фаст-фуда – забегаловок с шаурмой. И при этом, вы только представьте себе, никаких путан! Секс-шоп, порнокинотеатр, арабская закусочная. И так далее в такой последовательности вся панель. А пигалиц (обитательницы панели на Пигаль – слово придумано вроде бы казаками Платова) нет. Они в переулках из-за тяжелых портьер на окнах своих борделей иногда украдкой выглядывают, манят, так сказать, запутавшегося в стереотипах туриста.
Спустился на ближайшей станции в метро. Увидел какую-то девицу с пакетом из парфюмерного магазина в руках и спрашиваю: «Do you speak English?» Она указательным и большим пальцем показывает: чуть-чуть, мсье! Я: «How do I get to the┘» Она мне знаками показывает – пойдем со мной. А сама почти бежит. В общем, я с ней проехался до площади то ли Бастилии, то ли Республики, то ли Согласия. А там, оказывается, ее парень встречает. В общем, посмотрел я площадь┘ то ли Бастилии, то ли Республики, то ли Согласия┘ Не зря проехался, честное слово.
Продавцы сувениров в Латинском квартале, как бы они ни были заинтересованы в том, чтобы продать мне максимальное количество тарелок и брелоков с изображением la Tour Eiffel и la basilique du Sacre Coeur, по-русски знали лишь «спасибо». И то – не все. Что ж, спасибо им хотя бы за это.
