Татьяна Щербина
Ресторан «Прага» – волшебное было место.
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)
Зашла 21 августа в кулинарию ресторана «Прага», реликт советских времен. Но это аберрация памяти: советская она только по стилю, дизайну, тортам, которые тогда казались самыми вкусными на свете, – «Прага», «Полет», «Вацлавский», «Марика», еще блинчики с мясом, паштет, сыр по-чешски. Теперь всего – горы, а в давние времена надо было караулить, когда что-то «выбросят», и смирно стоять в длинной очереди. А у меня в «Праге» был блат.
У мамы была ученица Вера, с которой я подружилась: ей было 22, мне 12. Вера училась на театроведа, немного поработав актрисой кукольного театра. Она чувствовала себя Золушкой, ставшей принцессой: отец – сапожник, мать – уборщица в «Праге», а Вера не только обучилась грамоте, еще и в актрисы взяли! Не хватало только принца, и он не заставил себя ждать.
Правда, роман разворачивался в Верином воображении, а принц просто бегал от нее и что-то врал. Для него это был эпизод, для нее – первая и великая любовь. В свои 12 лет я выслушивала любовные стенания, понимая одно: она страдает, он – гад. А что делать с гадом? Игнорировать. Мама считала иначе: показать кузькину мать, превратить его жизнь в кошмар. Разница наших реакций определялась разницей во времени: военное детство, Сталин умер, когда маме было двадцать четыре, а Хрущев хоть и принес оттепель, но постулаты «если враг не сдается, его уничтожают» и «кто не с нами, тот против нас» остались основополагающими. Я же застала советскую старость, маразм, олицетворенный дорогим Леонидом Ильичом с его «сосисками сраными» (социалистическими странами). Я не думаю, что случайно оказавшиеся при власти направляют Историю – она сама расставляет ключевых персонажей на своем пути.
«Прага» – волшебное место, мы с Верой туда наведываемся с черного хода, а ее мама выносит нам сверток куриных печенок – страшный деликатес. И «Полет» по праздникам: безе, орехи и много-много крема – сегодняшний организм смотреть-то на это отказывается. Вдруг слово «Прага» начинает звучать иначе: советские танки. 1968 год, 21 августа. «Ваши танки, наши шайбы» – впервые в жизни смотрю хоккей и, как и многие, болею за чехов. В школах проводят разъяснительные собрания, у нас боятся, поскольку спецшкола наша французская – самая либеральная в Москве, детки остры на язык, учителя же, сосланные из профессоров, за то и сосланы.
А Вера моя тяжело заболевает. Ей вырезают одно легкое, во время операции отказывает печень. Инвалидность, самодельный творожок из кефира. От нее, еще недавно вполне упитанной барышни, остаются кожа да кости. Московский климат ее убивает – сыро, холодно. Она удивляется, что жива, быть живой – максимум, который она осиливает... Но спустя несколько лет Вера встречает Его. Она еще так не думает, с большой буквы, а просто обнаруживает, что беременна. Врачи говорят, что рожать ей нельзя. Пусть, спокойно отвечает Вера, я умру, зато ребенок останется! Дело за малым: выйти замуж за отца будущего младенца.
По тогдашним понятиям у роженицы должен быть муж, хотя бы ненадолго, но даже если наплевать на общественную мораль: кто будет заботиться о ребенке, если что; кто будет его кормить, даже если ничего? У Веры доход – пенсия по инвалидности. А «виновник» жениться не хочет ни в какую. Потому что грузин, князь, и если его родители узнают, что сын женился не на грузинке, то умрут от разрыва сердца. Прогонят с позором.
Вера настаивает. С грузином проводят воспитательные беседы: должен. Он и сам понимает, что должен, разрываясь между долгом сыновним и родительским. Учился здесь в аспирантуре, закончил, пора уезжать. Наконец бракосочетание назначено. Я – свидетельница со стороны невесты. Ставлю свою подпись и чувствую ответственность. Как всегда, когда ставлю подпись. После загса едем домой к Вере. Живет она с родителями в тесной хрущевке у черта на куличках, но это ничего: стол накрыт и ломится – «Прага» кормит. Свадьба поначалу не задалась: жених срывает с пальца обручальное кольцо, невеста плачет, потом все как-то разрядилось, и молодожены уехали жить в Тбилиси. Там было непросто: отец Котэ, Вериного мужа, слег-таки с инфарктом, узнав, что сын женился на русской. Жениться тайком, без родителей! Так в Грузии не принято – патриархальная страна.
С тех пор прошло 35 лет. Вере подфартило с климатом, поправившим ей здоровье, не говоря уж о муже: Котэ обожает свою не только что русскую, а еще и абсолютно бесхозяйственную жену. У них двое детей, которые перебрались в Москву, а сами так и живут в Тбилиси. Давным-давно я приезжала к ним в гости, любимым же местом отдыха у меня была советская Ривьера – Абхазия. Море, кипарисы, хачапури-лодочка┘ Больше никогда этого не будет, поверженный вулкан СССР еще полмира золой засыплет. Для Грузии сразу после советского развода настали тяжелые времена: не было электричества, отопления, еды, денег. Наладилось, когда пошли американские деньги. Но Вера относилась к тем, кто принял Саакашвили в штыки, так что радостнее ей не стало. А теперь уж вовсе беда: обе родины – не родные.
В советские времена был такой анекдот: «NN вышла замуж. – За кого? – За грузина. – А что он делает днем?» Это вовсе не считалось чем-то ксенофобским. Сейчас считается. Только тогда танки шли в Прагу, Грузия же, прозванная ФРГ – Федеративной Республикой Грузия, – считалась советской вольницей, здесь даже был подпольный, но как бы одобряемый сверху бизнес. В Праге я тоже побывала: когда чехи только начинали самостоятельную жизнь, в 91-м. Ситуация казалась не лучше грузинской, но чехи закусили удила, затянули пояса, засучили рукава и выкарабкались. Теперь у них все прекрасно. Ну так у них и президентом был Гавел – умный, талантливый, интеллигентный. Впрочем, как я уже сказала, верю в то, что глав государств назначает История – по заслугам. После распада Австро-Венгрии чехи никаких бонусов не заслуживали, а потом взяли и заслужили.
Вот о чем я вспомнила, зайдя в «Прагу» 21 августа 2008 года. В этот же день, 17 лет назад, в Москве победили сторонники демократии, я в том числе. Победить – победили, а заслужить – не заслужили, стало быть.
