Валерий Каджая
Академик Андрей Воробьев: «Я присутствовал при аресте своего двоюродного брата. Мне было шестнадцать лет... Ночью, когда мы уже спали, пришли чекисты. Сначала устроили обыск, все перерыли в квартире, потом велели Юрию одеваться и увели, а комнату заперли и опечатали».
Фото Сергея Приходько (НГ-фото)
Родителей академика Андрея Воробьева, ныне директора Гематологического научного центра – крупнейшего в мире по изучению болезней крови, ставшего таким за последние более 20 лет руководства Андрея Ивановича, арестовали в конце 1937-го как бывших троцкистов. Отца расстреляли по приговору так называемой тройки, мать приговорили к 10 годам лагерей. Срок свой – от звонка до звонка – она отбывала на Колыме, этом «Освенциме без печей», как назвал самую страшную сталинскую каторгу Варлам Шаламов.
Маленького Андрюшу и его сестру после ареста родителей воспитывала бабушка – мать отца, Евгения Осиповна. Помогала и родная сестра матери Зина, хотя ее мужа, Михаила, арестовали все в том же роковом 1937-м, а затем расстреляли. Ни жена, ни сын от него не отказались.
Если дети не отрекались, причем публично, от своих репрессированных родителей, они, как правило, разделяли их судьбу.
Так поплатился Юрий, сын Михаила Лазаревича. Его взяли зимой 1944-го, приписав участие в совершенно мифической антисоветской молодежной организации. Вместе с ним загребли еще 13 его друзей. Они были молоды, почти все учились в вузах. Война шла к победному концу, и жизнь брала свое: они часто собирались на квартире Валерия Фрида, пили чай, танцевали, веселились, в общем, обычные молодежные вечеринки. И все бы ничего, но кто-то из соседей настучал, что у Фридов собирается постоянно шумная компания.
Чекистов больше всего привлек факт, с их точки зрения совершенно крамольный: среди участников вечеринок было пятеро детей репрессированных и в их числе молодые супруги Володя Сулимов и Елена Бубнова. Первый – сын заслуженного большевика, с 1930 года председателя СНК РСФСР, вторая – дочь еще более заслуженного большевика, члена РСДРП с 1903 года, во время Октябрьского вооруженного восстания 1917-го он был членом Политбюро ЦК партии и председателем полевого штаба Военно-революционного комитета, в 1924–1934 годах – членом Оргбюро ЦК ВКП(б)┘ Налицо заговор!
Дело получило кодовое название «Мстители». Несмотря на то что следствие так и не сумело доказать вину «мстителей», всем подельникам присудили различные сроки заключения. Больше всех получили Володя Сулимов, Юлий Дунский и Валерий Фрид – по 10 лет. Они были закадычными друзьями, учились во ВГИКе и вместе подали заявление в военкомат. Их взяли прямо в вагоне на пути на фронт. Спустя пять лет им удалось соединиться в одном лагере, это и помогло выжить – тоже целая эпопея.
После освобождения и до самой смерти Дунский и Фрид не просто оставались верными друзьями, но и творческими соавторами: вместе писали сценарии к фильмам, вошедшим в золотой фонд советского кино: «Жили-были старик со старухой», «Служили два товарища», «Гори, гори, моя звезда» и многим другим.
«Я присутствовал при аресте своего двоюродного брата, – рассказывает академик Воробьев. – Мне было шестнадцать лет, я жил тогда у Зины, в одной комнате с Юрием, нашу квартиру конфисковали еще в 38-м, через полгода после ареста мамы. Ночью, когда мы уже спали, пришли чекисты. Сначала устроили обыск, все перерыли в квартире, потом велели Юрию одеваться и увели, а комнату заперли и опечатали».
Через несколько дней Зину вызвали в районное отделение НКВД. На ее глазах начальник отделения жирными чернилами крест-накрест перечеркнул московскую прописку и с холодной вежливостью приказал: «В сорок восемь часов освободить квартиру и выехать в Сызрань». Почему в Сызрань, к кому в Сызрань – этого начальник даже объяснять не стал. Зине стало плохо с сердцем, она позвонила домой, Андрей, к счастью, был на месте, и попросила принести ей нитроглицерин.
Всю ночь бабушка с Зиной обсуждали, что делать, а наутро Зина пошла прямо к Гнесиной, она преподавала в ее училище, и все рассказала. Елена Фабиановна молча выслушала ее, так же молча подняла трубку телефона и набрала номер. На другом конце провода кто-то ответил. Кто? Это изумленная Зина узнала в следующую секунду. «Климент Ефремович, здравствуйте, Гнесина вас беспокоит!» – певучим голосом приветствовала Елена Фабиановна телефонного собеседника. Да, то был сам всемогущий Ворошилов, правая рука Сталина, нарком обороны и первый маршал СССР.
 С «врагами народа» в 1930-е годы не церемонились. Плакат художника В.Дени, 1931 Источник: Россия. XX век. История страны в плакате, М., 2000 |
Когда потом, много лет спустя, Зина пересказывала услышанный ею разговор, все умирали от смеха, однако если вдуматься, какое же страшное было время, когда таким вот образом решались судьбы людей. Но следует отдать должное мужеству Гнесиной: в те годы заступиться за ЧСИРа (члена семьи изменника Родины – так их тогда официально называли), так вот, заступиться за ЧСИР было просто героическим поступком, можно было запросто загреметь следом.
Елена Фабиановна начала издалека. «У вашей дочери, несомненно, выдающийся музыкальный талант, – говорила она в трубку. – Грех зарывать его в землю. Девочке надо сосредоточиться исключительно на музыке». И так далее, и тому подобное. В заключение разговора Гнесина как бы между прочим сказала: «Да, Климент Ефремович, тут у моей сотрудницы сын чего-то нахулиганил, так ее хотят выслать в Сызрань и квартиру отбирают. А это моя лучшая преподавательница по классу фортепьяно, я и дочь вашу к ней хочу определить!» Видимо, Ворошилов спросил фамилию. Елена Фабиановна назвала ее, на том и распрощались.
Спустя день Зину снова вызвали в НКВД, и тот же самый начальник отделения, но теперь уже сама любезность, собственноручно восстановил московскую прописку, проводил до дверей кабинета и сердечно пожелал больших успехов в работе и в жизни. «Вот уж поистине бывали времена страшней, но не было подлей! – завершил с грустной улыбкой свой рассказ Андрей Иванович. – Но, с другой стороны, были и такие люди, как Гнесина. Зину оставили в покое, но Юрию тем не менее присудили восемь лет с конфискацией имущества. Имуществом посчитали комнату, в которой мы с ним жили, она с той ночи так и стояла опечатанной до самого вынесения приговора, а потом ее отдали какому-то очереднику».
После XX съезда КПСС все обвинения в отношении «мстителей» были целиком и полностью сняты с дежурной формулировкой «за отсутствием состава преступления». Отец Воробьева и отец Юрия Михайлова были также реабилитированы, увы, посмертно. Юрий же промыкал свой срок от звонка до звонка, вернулся из лагеря тяжело больным туберкулезом и вскоре после того, как с него были сняты все обвинения, умер.
