Михаил Кацнельсон
Мощь отечественной науки – в прошлом.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Начну сразу с главного: у меня нет никаких идей, как нам реорганизовать российскую науку. Рецептов не будет. А кому нужно четко, коротко и конструктивно – айн, цвай, драй – можно порекомендовать поваренную книгу или наставление по стрелковому делу. Ни там, ни там, правда, про науку ничего не найдешь, но тут уж так: либо четко, коротко и конструктивно, либо про науку.
Понять vs. организовать
Потому что основной мотивацией научного работника (в той степени, в какой он научный работник) является понимание. В науке (по определению) нельзя идти от ответа – что получилось, то получилось. Если задача не решается, она не решается. Многие важные научные законы формулируются в виде запретов: нельзя создать вечный двигатель первого рода (а хотя бы и второго); нельзя передавать энергию и информацию со скоростью, превышающей скорость света в вакууме; нельзя одновременно измерить с произвольной точностью положение и скорость частицы. Неконструктивно, да. Сплошное критиканство. И чем заливать про какие-то там неравенства-шмеравенства, взяли бы, товарищ Гейзенберг, и снабдили нас рецептиком – а как все-таки измерить. Чтоб и координата, и скорость. Одновременно. Потому что нужно очень, понимаете? Нужно.
Научному подходу противостоит, условно говоря, менеджерский. Основной принцип этого подхода – «нет таких крепостей, которые не могут взять большевики». Четкие организационные мероприятия, побольше денег, эффективные начальники – и путь открыт к успехам. Любой путь к любым успехам. «Менеджерский» – плохое слово, конечно. Такой подход процветал, когда и слов-то таких в русском языке не было. В ранней молодости читал, помнится, книжку Куваева «Территория», про геологов. Там один персонаж на полном серьезе говорит – мол, помните: если мы не найдем золото на Чукотке, нас выгонят (и правильно сделают) и позовут других. Которые найдут. Вопрос о том, есть ли золото на Чукотке на самом деле, при таком, извините за выражение, менталитете, неуместен. Потому что нет никакого «на самом деле». Ну, давайте называть это не менеджерским подходом, а постмодернистским. Большевистским. Партийным (Оруэлл, 1984). Одна минералогия. Неверие в то, что у реальности есть какие-то права. «Что нам стоит дом построить? Нарисуем – будем жить».
Да, так о чем это я? О российской науке, да. В конце 80-х, в период бума с так называемой высокотемпературной сверхпроводимостью, услышал замечательную шутку: «Достижение сверхпроводимости при комнатной температуре как путем повышения температуры сверхпроводящего перехода, так и путем снижения комнатной температуры». Можно и снизить, чего не снизить. При достаточной затрате усилий можно приучить людей называть великой наукой что угодно. В этом смысле, повторяю, в этом смысле, расцвет науки в России вполне возможен. И даже не за горами. А может, практически уже. Но я не об этом.
Понять vs. пойти на баррикады
В некоторых областях науки (далеко не во всех) в течение некоторого времени Советский Союз выглядел великолепно. В каких областях? Прежде всего речь о математике и теоретической физике. Экспериментальная физика и химия – тоже, хотя, как слышал от людей, которым доверяю, тут уже нужно делать оговорки. Про так называемые общественные науки┘ но не будем сразу о грустном, и вообще, давайте дальше я буду говорить о том, что знаю (вот все бы так). О теоретической физике.
Уровень был очень хорош, чего уж там. 50-е, 60-е, 70-е, первая половина 80-х – самый расцвет. «Журнал экспериментальной и теоретической физики» (ЖЭТФ) был одно время для теоретиков чуть не лучшим физическим журналом мира. Четкости ради я все же не думаю, что мы были безоговорочно впереди планеты всей: на Ландау, Боголюбова, Зельдовича, Мигдала, Илью Лифшица┘ многих┘ на загнивающем Западе в то время находились Фейнман, Швингер, Бете, Гелл-Манн, Филипп Андерсон┘ многие (не говоря о погибших «в годы сталинского террора» Семене Шубине, Бронштейне, отсидевшем многие годы Румере, затравленном за «идеализм» Френкеле┘ да мало ли?). И, если кит на слона бы напрыгнул, еще неизвестно, чья бы взяла. Но уровень был достойный. Можно ли его восстановить (а еще лучше – превзойти)? Я так не думаю.
Основная причина расцвета точных наук при советской власти мне кажется довольно очевидной: а куда еще крестьянину податься? Разрешенные (не говоря – поощряемые государством) области интеллектуальной активности в то время можно было перечесть по пальцам одной левой ноги. Ну, вот заканчивает школу талантливый и амбициозный молодой человек со стремлением делать что-нибудь в сфере духа┘ и чего? Не все же готовы прошибать лбом стены, идти на баррикады и во глубину сибирских руд. А физика – это можно, это даже поощряется. Ну, и разрешалось физикам побольше, чем прочим, чего там. Вы нам – разящий меч пролетариата (хотя нет, это не про то┘ или про то?), мы вам – возможность тихонько по ночам шуршать Бердяевым или кем там. Только чтоб в рамках. Система физматшкол опять же. Можно себе представить в советское время школу с углубленным изучением истории и философии (я не про ленинские уроки и приравненные к ним формы интеллектуальной активности) – не говоря про бизнес? В общем, сплошные «Девять дней одного года» и «Иду на грозу».
Возвращать vs. не мешать
Все мечтающие о возрождении советской науки либо не понимают, о чем говорят, либо имеют в виду восстановление закрытого общества, где вся интеллектуальная энергия направлялась бы по нескольким тщательно прорытым иждивением начальства каналам (а, да, еще ведь шахматы процветали, как же я про шахматы-то забыл?). Иногда это формулируется с такой отчетливостью, что аж волосья дыбом: «Я считаю, что популярный ныне антисоветизм не только оскорбителен, но и в принципе несовместим с будущим России. Может быть, нужен электрический разряд, судорога глубокой, грандиозной общественной трансформации, пробуждение народа, квазичастицей, коллективным возбуждением которого стал бы гений нового Петра или нового Сталина»
(Андрей Старинец в gzt.ru от 24 марта 2010). Уважаемый коллега, сколько миллионов человеков Вам лично не жалко положить, чтобы ЖЭТФ снова стал лучшим физическим журналом мира? Или Вам, как в «Бриллиантовой руке», – такой же, но без крыльев? Сталин, но без террора? Ну-ну.
Это – главное. Мы имели гипертрофированную, переразвитую в некоторых отдельно взятых областях науку за счет ограничений и запретов чуть ли не всего остального. Восстанавливать эту науку? Легко. В отдельных проявлениях. Не самых приятных. Скажем, снова ввести «акты экспертизы» на публикацию статей. Пожалуй, и обязательные «философские семинары» для проверки лояльности и промывания мозгов. А вот такие семинары, например, в Физпроблемах, какие я еще застал в 80-е┘ когда Зельдович рассказывал про крупномасштабную структуру Вселенной, с комментариями и дополнениями Арнольда┘ Это вряд ли.
Почему? По многим причинам, из которых не последняя – менеджерско-постмодернистский, извините за выражение, менталитет. Надо ярко, броско и сразу. Или лучшая в мире наука, которую мы потеряли, или ничего. В культуре так не бывает, господа. Культура сродни природе. Деревья растут со своей скоростью, не надо им мешать. И не надо устраивать кампании по скоростному вытягиванию стволов и веточек. Не получится.
А что значит «не мешать»? Ну, это совсем другая история. В следующий раз как-нибудь, ладно?
