Елена Стишова
На просмотре фильма Вима Вендерса в 3D.
Фото Reuters
Всякий раз, собираясь на Берлинале, строго наказываю себе: не погружаться в просмотры до самой макушки, выныривать из темноты залов в пространство города, гулять по проспектам и паркам, ходить в музеи – а музеи здесь превосходнейшие! – и, наконец, пойти в оперу послушать Вагнера. Иные шустрые коллеги и отчеты пишут, и фильмы смотрят, и при этом умудряются не только в Потсдам, но и в Гамбург съездить. Мои же литературные мечтания кончаются тем, что ежедневно год от года в седьмом часу вечера я бегу с последнего пресс-просмотра из Синемакса в Синецентр – а вдруг именно следующий фильм окажется тем самым неведомым шедевром, о котором душа тоскует?
Четыре фильма в день – это скромно. Мои коллеги умудряются шесть и более освоить, фанатеют до ночи. Все мы, знамо дело, подсаживаемся на иглу почти круглосуточно мерцающего изображения. Когда в девять утра в многоярусном зале Берлинале Паласта гаснет свет и на экран проецируется жизнерадостная картинка с медведем – логотипом фестиваля, я чувствую укол счастья. И – понеслось!
Теоретически у каждого есть возможность составить индивидуальный фестиваль в фестивале, ориентируясь на свои интересы, вкусы и обязательства. Однако как ни вертись, все-таки не ты управляешь фестивалем, а он – тобой. Даже если ты аккредитован от кулинарного издания и прилежно посещаешь кулинарное кино, трудно не поддаться искусу и не прорваться на фильм, о котором говорит весь фестиваль. Или отправиться на официальный конкурс, чтобы насладиться работой мастера, к примеру Вима Вендерса, показавшего на сей раз фильм о великой балерине Пине, снятый в формате 3D. Или заглянуть на ретроспективу Ингмара Бергмана. Что, кстати, не так просто. Даже если у тебя аккредитация с пометкой «Т» (tagliche), практически вездеход, билеты на ретроспективные показы ты должен получить в билетном офисе. Исхитрись оказаться у стойки как можно раньше, чтобы, получив билет, успеть к началу первого пресс-показа.
На Берлинале столько искушений, что кое-что приходится просто исключать из поля зрения. Только традиционных программ здесь девять, и три из них – конкурсные, с отдельными жюри и призами. По количеству же картин, крутящихся в десятках кинозалов, Берлинале – впереди планеты всей. Один немецкий киновед, помнится, назвал этот фестиваль «оптовым». Так оно и есть, ибо в рамках фестиваля работает еще и кинорынок, разросшийся буквально на глазах. До начала нового века кинорынок ютился на третьем этаже Цоо Паласта, где помещался весь фестиваль со всеми службами. Сегодня он занимает весьма презентабельное здание поблизости от Потсдамер Платц. Чтобы смотреть фильмы еще и на рынке, необходимо иметь специальную аккредитацию. Зато пройтись по этажам, поглазеть, кто чем торгует, чем завлекает покупателей, и даже чайку попить – можно и с фестивальным беджем. На такой поход хватает времени в перерыве между двумя конкурсными фильмами, если ты не бежишь сломя голову на пресс-конференцию.
Во второй паузе можно успеть на другой просмотр или метнуться на Курфюрстендамм, в просторечии Кудам – место, к которому приросли душой те, кто начинал свою берлинскую биографию в Цоо Паласте. На мой вкус, это уютнейший топос Берлина, исторический сложившийся центр города, откуда рукой подать и до знаменитых фирменных магазинов, и до уникального зоопарка с красавицей пандой, и до кварталов русского Берлина, где одно время жил Набоков, где Шкловский писал свои «Письма не о любви». Последний из русских писателей, который здесь работал и здесь безвременно умер, – Фридрих Горенштейн, забытый ныне замечательный прозаик и драматург. Я бывала у него в гостях, его жена Рита кормила нас русскими голубцами из грубой немецкой капусты, а Фридрих подробно интересовался бытовой жизнью москвичей и пугался, когда я ему говорила, что и яйца у нас не вдруг купишь. Дело было в конце 80-х. «Как? И яичек нет?!» – ужасался он, напирая на букву «я».
Именно район Митте, где вот уже десять лет обитает Берлинский международный, считается географическим центром города. Рядом – Унтер дер Линден, Бранденбургские ворота и Бундестаг. И все же почему-то здесь, на Кудам, в Шарлоттенбурге, чувствуешь себя если не в центре мира, но уж точно – в центре Европы. Напротив Цоо Паласта торчит похожая на сломанный зуб законсервированная руина кирхи кайзера Вильгельма – напоминание о великой войне. В 90-е годы наш маршрут на просмотры и обратно проходил мимо храма. Сегодня же те, кто живет в Митте, неизменно проходят мимо легендарного пропускного пункта, ставшего музеем, – «Чарли-пойнт». Впервые попав на Берлинале, еще до падения Стены, наша делегация въезжала в Западный Берлин именно тут. Сейчас – как ничего и не было. На месте Стены – невысокий косогор и молодой парк. Ближайшая станция метро – «Мендельсон Бартольди Парк». Памятник знаменитому автору «Свадебного марша» скромный – мраморная голова на невысоком постаменте. Мимо струится народ, спешащий на первый просмотр. Все пробегают вдоль длинной – завитками – очереди. Это стоят за билетами на фестивальные просмотры участники берлинского кинорынка. Пересекая площадь Марлен Дитрих, на бегу все распахивают куртки и жестом кормящих матерей вытаскивают наружу висящие на ленточках беджи. Тут железный «орднунг»: чтобы оказаться в зале, бедж ты обязан предъявить трижды. Да и вообще держи его поближе – то и дело приходится его демонстрировать. И не дай бог потерять – возобновлению не подлежит.
 Журналисты, пишущие о кино, словно подсаживаются на иглу. Фото Reuters |
К чему я никак не могу привыкнуть за 20 лет – так это к отсутствию в пресс-центре такого места, где можно просто посидеть, назначить встречу, поболтать с коллегами, выпить чашку кофе. (О закурить, натурально, не может быть и речи.) Обмен мнениями происходит обычно в очереди, где мы занимаем места за полчаса до последнего пресс-просмотра. Тут случается просто давка, и тогда администрация спешно находит еще один зал.
Все знают, что квартал, где располагается Берлинале со всеми службами, плюс отели, киномузей, Синецентр с просмотровыми залами был возведен, что называется, в гиблом месте, в пограничной зоне между социализмом и капитализмом. Архитектурный стиль – хайтековский, элегантный, но уж точно не теплый. Метрополис XXI века.
Самое популярное здание на Потсдамер Платц – трехуровневый пассаж, в миру называемый «Аркады». В бейзменте можно поесть, и недорого. Возвращаясь в отель, пройдя через первый этаж, сокращаешь путь, попутно оглядывая витрины бутиков. Удивительно, но и вечером тут стоит терпеливая очередь берлинцев-киноманов. На просмотры 61-го фестиваля они купили 300 тыс. билетов! Дирекция Берлинале, дабы отблагодарить публику, в этом году рядом с кассой выставила стеллаж с бесплатной прессой рекламного жанра – красивый жест, к тому же не потребовавший затрат. Буклеты привозятся продюсерами вместе с фильмами.
Итог. Посмотрела 23 фильма. А можно бы и больше. На Кудам так и не выбралась. Цоо Паласт встал на ремонт, а раненую кирху накрыли капсулой – для сохранности. Зато удалось погулять в Тиргартене в перерыве между фильмами. День был холодный и солнечный. Настоящая февральская лазурь. В парке бегали тренированные берлинцы. Ежедневный фестивальный журнал Hollywood reporter опубликовал эссе с ключевой фразой: «Берлин – самый крутой город на планете».
