Павел Гутионтов
Воюют национальные амбиции – погибают люди.
Фото РИА Новости
На двери моего подъезда появилось объявление, аккуратно напечатанное на хорошем принтере: «Русская семья (без вредных привычек) снимет квартиру в вашем доме…»
Задумался. Что для меня важнее: что семья – русская? Или что она – без вредных привычек? И могут ли быть вредные привычки у русской-то семьи? По опыту жизни выходило – нет, не могут. Так что ж они это специально подчеркивают?.. Нет, не сдам я им свою квартиру.
И пошел себе дальше.
Таджикские дворники весело мели двор – в количестве, превозмогающем самое богатое воображение. Интересно, как им ЖЭК зарплату выписывает?.. Армянская забегаловка «У старого егеря» уже приветливо распахивала двери. Из них уверенно выходил полицейский майор, поощрительно обнимая за плечи счастливого хозяина. Майор – наш, без вредных привычек, я его здесь часто вижу, даже здороваемся. У метро два юных африканца ненавязчиво предлагали какие-то рекламные листки... Еще трое соотечественников (тоже без вредных привычек) громко матерились с дамой о чем-то своем.
Купил газету у киоскерши-киргизки, она долго не понимала, какую прошу, но все-таки договорились. В газете аншлаг на всю первую полосу: жители Митина добились-таки – теперь мусульманский центр с мечетью у них строить не будут. Может, вместо мечети построят одну из православных церквей, из числа тех двухсот, что просит воздвигнуть в столице Патриарх Кирилл. Порадуемся: растет духовность.
«Русская семья снимет квартиру…» Тьфу ты, привязалось!
Когда-то в нашей пятиэтажке на Открытом шоссе почему-то жили в основном татары. Сосед Коля, помню, регулярно занимал рубль у моей матери и строго в назначенный день возвращал. Мать приглашала: «Зайди, Коля, чаю попей». «Ксения Павловна, порядочный человек чаю не пьет», – твердо отвечал Коля.
Каким ветрам открыто это Открытое шоссе теперь и где Коля-татарин со своими вредными привычками?
В самом начале XXI века на страницах самой тиражной московской газеты замечательная журналистка, лауреат всех на свете премий, непривычно резко высказалась по национальному вопросу. Сейчас на такой текст никто и внимания бы не обратил. А тогда все возбудились. Даже я бросился отвечать. Журналистка потом обронила: «Гутионтов понаписал невообразимое количество глупостей», смиренно каюсь.
Что же она написала сама?
Привела в пример граждан соседней, бывшей советской республики. Дескать, проводят тихий захват Москвы: прописываются у нас в столице очень густо, в год по полтора миллиона человек – при полном попустительстве милиции, где работает едва ли не единственный столичный патриот (обнародовавший эти цифры полковник). Сведения, полученные от бдительного полковника, журналистка дополнила и личными наблюдениями. У нее же глаза есть, как не заметить, что ее автобусная остановка уже превратилась «в привокзальную площадь каких-то Кавминвод». Там, неподалеку от посадки, неприятные журналистке люди кушают чебуреки в тряпичном кафе-шантане. «Ни один народ не может позволить такого к себе отношения, как ты его ни уговаривай, как ни объясняй, что «национальная рознь – это плохо и стыдно». Дальше журналистка пугала погромами, в которых, она убеждена, будут виноваты власти, вовремя не ограничившие миграцию. Это они отдали родной для журналистки (и для меня тоже) город на разграбление чужакам-инопланетянам.
Кстати, Кавминводы – совсем не то место, откуда можно опасаться вторжения азербайджанцев. Этот город – все-таки Россия, и журналистка здесь просто проговаривается: ее вовсе не собственно азербайджанцы беспокоили. Ее тревожили «не такие», как она, люди, с иным менталитетом, иными привычками, иной внешностью, так бросающейся в глаза на столичных улицах.
И это главное. Жить вместе трудно. Мы и сами с собой жить никак не научимся, а тут еще «эти»... И так соблазнителен простой, как фига, рецепт: установить на въездах шлагбаумы, а миграционную службу отучить брать на лапу.
Но элементарный вопрос: полтора миллиона азербайджанцев – это много? Допустим. А сколько в самый раз? Официальная цифра, приведенная журналисткой (и которой она «скорее не верит»): за год таких было прописано всего 28 756 человек. Это как, нормально? Или тоже много? А если автор с таким лимитом и согласится, кто даст гарантию, что не найдутся радикалы с требованиями вплоть до «окончательного» решения азербайджанского вопроса в российской столице? И почему только азербайджанцы? А армяне, простите за грубость, чем лучше? А что, евреев у нас многие любят?
Кстати, можно и татар шурануть как следует, башкир всяких, украинцев сократить «до разумных пределов». И не останавливаться. Взять полукровок, повозиться с ними, правда, придется, но результат окупится...
Наконец, наше эстетическое чувство, скажем, могут испоганить люди «нетипично московской внешности», есть, оказывается, и такая милая формулировка. Я вообще бы так ограничил число приезжих: кого я лично не знаю – в Москву не пускал…
Потом прошло лет пять, и в Москве произошла рядовая пьяная драка между спартаковскими фанатами и группой кавказцев. Один фанат был застрелен из травматического пистолета, всех участников драки (кроме непосредственно стрелявшего) милиция отпустила. И это стало поводом, чтобы 5 тыс. человек вышли на Манежную под лозунгами «Россия для русских», «Москва для москвичей» и вволю погромили все поддающееся погрому, в частности станцию метро «Охотный ряд». А начальник московской милиции, лично попытавшийся поговорить с «манежной» публикой, был осквернен ненормативной лексикой по самые погоны…
Да, конечно, «патриотически ориентированным» человеком легче управлять, ему легче всего объяснить, насколько хорош он и насколько плохи все, кто его окружает. Ведь только чужие и не дают «патриотически ориентированному» человеку жить заслуженно хорошо. Американцы, поляки, грузины… Да все, кого ни вспомни. Весь мир против нас именно потому, что мы хорошие.
Считать себя хорошим очень приятно. Тем более если других оснований, нежели факт рождения русским (немцем, евреем, якутом), у тебя нет.
Ушедший век предельно жестко объяснил, к чему все это приводит.
А в самом конце его на конгрессе в Валенсии выступил один из крупнейших современных мыслителей Умберто Эко. Сделал специальный доклад на интересующую нас тему.
Еще не были взорваны башни-близнецы в Нью-Йорке, не напечатаны карикатуры в датской газете, провокатор-пастор не сжег еще Коран, Pussy Riot не сплясали в московском храме, а неистовый православный репортер Мамонтов не разоблачил в связи с этим сатанинский заговор…
И вот что, в частности, говорил профессор Эко в Валенсии: «...Третий мир стучится в двери Европы, входит в них, даже когда Европа не согласна пускать. Проблема состоит не в том, чтобы решать (политики любят делать вид, будто они это решают), можно ли в Париже ходить в школу в парандже или сколько мечетей надо построить в Риме. Проблема, что в следующем тысячелетии (я не пророк и точную дату назвать не обязываюсь) Европа превратится в многорасовый, или, если предпочитаете, в многоцветный континент. Нравится вам или нет, но так будет. И если не нравится, все равно будет так.
...Какой-нибудь римский патриций не мог снести, что гражданами Рима становились и галлы, и сарматы, и евреи, такие, как святой Павел, что на императорский трон стало можно претендовать даже африканцам (куда они и водрузились в конце концов). Этот патриций теперь забыт, история вытерла о него ноги. Римская цивилизация была цивилизацией метисов. Расисты скажут, что потому она и развалилась. Но на развал ушло пять сотен лет. Я сказал бы, что подобный прогноз позволяет и нам строить планы на будущее»...
Профессор Эко утверждает, что приучать к терпимости людей взрослых, которые стреляют друг в друга по этническим и религиозным причинам, – только терять время. С ними – время упущено.
Как-то представитель одной из сторон карабахского конфликта подарил мне буклет с коротким названием: «Геноцид». В нем запредельно страшные фотографии. А в конце цифры: в 1988 году в Карабахе убиты два человека. В 1989-м – 18, в 1990-м – 162…
Самое страшное, что людьми авторы буклета называли только людей своей национальности.
Время упущено. А «это значит, что с дикарской нетерпимостью надо бороться с самых ее основ, неуклонными усилиями воспитания начиная с самого нежного детства, прежде чем она отольется в некую книгу и прежде чем она превратится в поведенческую корку, непробиваемо толстую и твердую».
Поможет ли, профессор Эко? Не знаю, не знаю... Но другого выхода все равно нет.
