Отчуждение России

В деревне все обретает подлинный смысл: шитье...

Все в жизни человека происходит по воле неведомых, могущественных сил. Мы можем лишь подчиняться этим силам, стараясь предугадать, откуда придет следующая волна, или не подчиняться с риском быть уничтоженными, смытыми без следа.

Родившись в Москве, я однажды стал деревенским. У тещи давно стоял участок в области, и мы с женой после больших семейных потрясений начали его осваивать. Может, если бы в жизни нашей все гладко сложилось, сидели бы в городе, в четырех стенах, а так взвалили на себя стройку и огородничество.

Весь путь прошли – от салаг до дедов. Торговцы подсовывали нам покрытый плесенью брус, плотники халтурили, каменщики работали без отвеса, маляры красили фасад интерьерной краской. Но мы вникали, присматривались и, пока строили дом, получили вторую специальность. Теперь бойкому прорабу не так легко нас надуть. Что там прораб, мы своими руками делали и продолжаем делать многое: красим стены, чиним водопровод, сажаем деревья.

...душистые букеты...

До этого сезона рядом было колхозное поле, которое еще несколько лет назад возделывалось. Колхоз обанкротился не без чьей-то помощи, и теперь поле застраивается. Мы решили сохранить часть этого поля и пересадили к себе понемногу все полевые цветы – у нас есть ромашки, тысячелистник, васильки, зверобой и множество представителей прочего, незаметного, потесненного гибридными розами, изящного, прелестного русского разнотравья, родичей которого сейчас срезают ножи бульдозеров. Мы устроили на своей земле что-то вроде ковчега, где пытаемся сохранить часть той России, которая стремительно растворяется под напором мира купли-продажи.

Каждое 9 мая мы сажаем деревья. Традиция из детства. Раньше я приносил маленькие деревца из леса, с просеки, последние годы ношу с опушки, где из-за стройки деревьям не выжить. В прошлом году посадили вдоль деревенской улицы 118 сосен и берез.

В деревне все по-настоящему: снег за тебя никто не почистит, если дров нет и печь не натоплена, можно околеть, если сломалось что, надо пытаться чинить самому, и только если совсем край, искать мастера. В деревне, на огороде видишь, какими усилиями достается еда, воров тут ловят не полицейские, а жители. Кошки жрут не корм, а живых мышей.

Толстой ходил босиком и говорил с крестьянами не по моде опрощения, не для того, чтобы снискать расположение простолюдинов или изжить комплекс барчука. Толстой понимал, деревня – лучшее противоядие против лжи, против искушений мишурного мира, который окружает горожанина. Писатели тянутся прочь от цивилизации не для того, чтобы баб тискать и воздухом дышать, а чтобы самих себя обрести.

Новый дом, деревня стали нашей родиной. Родина, это не абстрактные «Россия, Москва и Арбат». Родина – это дом, его запах, скрипы лестниц, хлопки дверей и ставень, солнечные пятна на полу. Родина – это сад, яблони, травы, колодец. Родина – это соседская Найда, лающая по ночам, птицы, чьи гнезда разорили экскаваторы. Наш дом, наш сад и есть Россия. Из таких маленьких Россий и состоит одна большая, наша с вами, великая и живая.

...погрузка дров, наконец. Фото из архива автора

И тут цивилизация постучала и в наши ворота – на общественных слушаниях сообщили, что по нашей деревне, по домам, по садам и клумбам, по спасенным травам и посаженным на 9 мая березам, по будке соседской Найды пройдет дорога. Нет, не знаменитый ЦКАД, о важности которого говорит сам Путин, а другая трасса, соединяющая Минское и Калужское шоссе, идущая на плане в семи километрах от ЦКАД. Я не дорожник, но логика такого дублирования при наличии уже имеющихся дорог сомнительна. При поддержке законов, судов и приставов империя бюрократов приготовила удар по России  для многих, таких как я. По моей России.

«Достраиваем новый дом для родителей и сына, рядом с нашим старым. Ведь за родителями надо ухаживать. А теперь нам говорят, что будут забирать участок под дорогу и не зарегистрируют новый дом, потому что на участке не может быть два жилых строения», – говорит соседка.

Есть и те, кто рад получить хоть какую компенсацию и навсегда уехать: «Вот сад, который сажали отец с матерью, сруб, который поставили на свои учительские зарплаты. Сколько за это дадут? Никто не знает. Так посмотреть, это стоит недорого. Если после этого я вложу деньги в России, хорошо ли это для моих детей? Здесь ни к чему нельзя привязываться. Друзья советуют покупать за границей», – комментирует другой сосед.

Поля застраиваются многоэтажками, леса вырубаются под дороги. Нас, жителей подмосковных деревень, хотят заменить на других.

Отчуждая землю, у нас отчуждают родину.

Неподалеку разваливается старинная усадьба Мусина-Пушкина. Церковь отремонтировали, а усадьба, единственное ценное в округе здание, догнивает. И, глядя на церковь, которую отделали в духе районного торгового центра, на руины усадьбы, наглядно видишь, как все завоевания Петра Великого, все цивилизационные завоевания Российской империи, сталинский рывок свелись нынче к среднеазиатскому евроремонту и строительству дешевого жилья на плодородных полях. Больно смотреть, как некогда великая Россия стремительно растворяется в чужеродной, существенно менее развитой культуре. И ради чего? Ради развлечения пресыщенных, скучающих обжор, презирающих Россию как юродивую дурочку, которой можно даром попользоваться, а сами деток своих за границей держат и сюда являются только дань собирать, и то нехотя. Если бы эти люди могли, они бы с радостью все здесь разрушили, лишь бы освободить новые стройплощадки. Не удивлюсь, если однажды они устроят войну специально, чтобы нажиться на восстановлении.

Кем будут обитатели Новой Москвы? Откуда приедут? Какие порядки привезут? Мы достаточно в жизни потеряли, чтобы не жаловаться. Если новый мир, наступающий на нашу Россию, загонит нас в лес, мы уйдем в лес, если новый мир убьет нас, мы уйдем в землю. Но мы не безразличны, наши сердца горят огнем, и однажды из них прорастут спасенные травы и деревья, и птицы из разоренных гнезд вернутся в родные места.

А пока я прислушиваюсь и жду. Так, наверное, мой дедушка, тульский ополченец, растирая обледеневшие пальцы, ждал и прислушивался к снежной мгле, за которой нарастал рев танков Гудериана.