Дарья Данилова
Сейчас водка - это просто водка, а вот были времена...
Фото Анны Григорьевой
Как-то засиделись мы на работе с Надеждой Ивановной, пили вино по случаю праздника, уже не помню какого, и говорили о былом. Все коллеги уже разошлись, и кто-то из гостей оставил на столе бутылку водки. Мы, научные сотрудницы, пьем ее не так уж часто, разве что на поминках, а предпочитаем вино или коньяк. Так что осталась бутылка стоять на столе непочатая, но все же невольно привлекала внимание. Такое у нее свойство.
«Вот сейчас это просто водка, – сказала Надежда Ивановна, повернув бутылку за горлышко этикеткой к себе, – а когда-то, Даша, это была наша валюта… Без водки в то время никуда. Ладно, еще я, у меня муж, а если в доме мужчины нет – то без водки все у тебя в квартире будет сломано, краны будут течь, проводка гореть… Знакомые сантехники и электрики все делали тогда в обмен на «беленькую». Cлучится что – звоню Игорю, он приходит, чинит, получает свою поллитру, и все путем. А обычного вызова можно было ждать неделю. Как-то у меня в ванной лопнула труба, пол залило, квартиру заволокло паром. Муж что-то там временно перекрыл и послал меня быстрее в ЖЭК. Время было посленовогоднее – ненадежное время. В ЖЭКе как всегда… уйма народу ворчливого, дым табачный, пахнет потом, сапогами и духами «Красная Москва». Пробиваюсь, наконец, в приемную, умоляю строгую даму дать мастера. А дама эта что-то пишет в скоросшивателе и хранит на худом лице каменное выражение: «Пишите заявку. Сегодня все на выездах. Никого нет. В лучшем случае послезавтра». Я ей: «Да мы всех соседей зальем! Напор большой!»
– Это у вас напор большой… Перекройте воду.
– Но как же без воды всем два дня жить?
– Нет людей, говорю вам.
Тут пришлось мне набраться храбрости и припугнуть ее: мол, жалобу напишу... Подняла она на меня свое усталое лицо и посмотрела так безнадежно-безнадежно, грустно-грустно. Потом встала, захлопнула скоросшиватель и нарочито спокойно говорит: «Вы думаете, мне жаль дать вам мастера? Пойдемте со мной! Сможете выбрать любого на ваш вкус!» Провела меня по коридору и распахнула обшарпанную дверь. Оттуда пахнуло густым перегаром. В небольшой каптерке среди инструментов, труб и ватников находились трое. Один полусидел, прислонясь к батарее, уронив голову на грудь, раскинув руки ладонями вверх, второй лежал на спине и громко храпел, а третий, в серой майке, стоял на четвереньках.
– Выбирайте любого! Советую взять Васю! Он у нас на все руки. Герой. Он вашу трубу своим телом закроет, как Матросов пушку!
Она показала на стоящего на четвереньках в серой майке. Вася повернул голову, сделал неопределенный знак рукой вроде отмашки и уткнулся головой в пол, пытаясь сохранить равновесие. Его шатало, и, в конце концов, он завалился на бок. На плече его синела наколка – пышная роза. Работница ЖЭКа захлопнула дверь и ушла в свой кабинет.
Таково было действие советской «валюты». А сколько, слушай, этой водки на дачу нашу ушло – реки просто! Тогда я еще в научно-исследовательском работала, и вот раздавали нам дачные участки, и как мы все поначалу воодушевились! Мол, будем по завету Льва Толстого трудиться на земле, жить в гармонии с природой... К тому же дефицит был страшный, а тут свою клубнику можно сажать! И вот едем целым автобусом служебным, счастливые, на место нашего будущего садового товарищества, мечтаем, кто какие цветы разводить будет, какие деревья плодовые. Приезжаем, а там… лес шумит! Натурально большие деревья! Дорога и упирается в лес. Вышли из автобуса, стоим и смотрим. От комаров, на радостях на нас, новеньких, налетевших, отмахиваемся. И украдкой поглядываем на наших мужчин, в глазах которых что-то похожее на страх затаилось. На страх и растерянность. И еще обидно, что соседнему товариществу поле дали, хотя и с болотом по краю, но все же не лес...
И стали мы туда ездить корчевать. Ставили палатки, жгли костры, песни пели, помню, картошку пекли в углях и мечтали все, как когда-нибудь уже свою вырастим и испечем. Неподалеку был колхоз, «Наш Чемберлен» назывался. Изначально-то назвали его «Наш ответ Чемберлену», но народ со временем для удобства укоротил название, и так осталось. И в этом самом, уже приходящем в упадок «Чемберлене» был тракторист Толя, который помогал нам деревья пилить бензопилой и землю вскапывать, и то только после работы. Плату брал колбасой и «валютой». Но хватало его пыла ненадолго. Потрещит трактором часа полтора и домой – выпить и выспаться. А дальше уже кандидаты наук пни корчуют, ветки жгут, дышат усиленно свежим воздухом. Но воодушевление было большое, хотелось ведь землю свою. А еще мы сами строили дачные домики… Сейчас вот поехал на строительный рынок, показал пальцем – и вечером у тебя на участке уже рабочие молотками стучат, дом собирают. А мы стройматериал не покупали – его просто почти не продавали. И если доски еще можно было достать, то все остальное... Вот ходили энтузиасты по помойкам, по городским свалкам, собирали выброшенные двери, фанеру, оконные рамы, даже шпингалеты и кирпичи. Кто-то из наших сам сварку освоил, почти все учились столярить по журналам. И вырастали на наших участках залатанные такие скворечники, бытовки-сарайчики. Зрелище, прямо скажем, не слишком гармоничное, но в то же время смотришь и думаешь: сколько же сноровки, сил и времени ушло на этот сарай! Можно было докторскую защитить… Вот этот шпингалет я в такой-то луже подобрала, вот эту раму дядя Коля деревенский подарил в обмен на подшивку «Роман-газеты».
В каждом маленьком сообществе есть свой настоящий эстет, и таким эстетом у нас была Любочка Сидорова – молодая жена главного инженера. Мастерица на все руки: вязала, шила сама по выкройкам, даже модельные стрижки нам делала. Окончила архитектурный, знала, что такое ордер и ротонда, и видеть, как растут в лесу наши «скворечники», без слез не могла. Решила, что они-то с Петей построят настоящий домик, по науке, по чертежам, с кирпичным фундаментом и даже маленьким балкончиком, чтобы закат встречать. И ты бы знала, как они старались! В отпуск не поехали, детей на все лето в лагерь отправили, продали золотые серьги ее и цепочки, все деньги со сберкнижки сняли и с мая по октябрь мотались по деревням, кирпичи скупали, доски одну к одной подыскивали. К осени каркас почти достроили, крыльцо даже какое-то изящное придумали, а над ним балкончик, осталось только внутри деревом обить. Все по науке делали, по чертежу, с фантазией. Всем институтом мы ходили смотреть, как идет работа. Кто завидовал, а кто гордился. Должна и у нас в поселке быть своя достопримечательность. И что ты думаешь? Зима выдалась невиданно снежная, занесло наши скворечники по самые окна, а весной в паводок соседнее болото разрослось, доползло до нашего товарищества и… приехали Сидоровы весной раньше всех к домику своему, а домик уплыл! Так балкончиком вперед и пополз к болоту, накренился и поехал во все стороны… Стоит что-то кособокое, вот-вот рухнет. Что было с Любой, я не буду описывать, и без того понятно. А Петя, муж ее, – тот просто неделю не просыхал. Всю «валюту», за зиму на лето подготовленную, сам и выпил с братом, который ему строить помогал… И с тех пор они на дачу ни ногой. Слишком сильным оказалось потрясение. Мы вокруг своих бытовок копошились, а их дом так и стоял пустой, пока бурьяном совсем не порос и не рухнул.
– Вот такая, Даша, была жизнь, – подытожила Надежда Ивановна, вздохнула и прибавила: – Но что-то в ней было и хорошее, как начнешь вспоминать. Или потому, что это молодость, или потому, что мы были наивные тогда, во что-то верили, а теперь кругом скептики и разоблачители, или еще почему.
А потом мы все же откупорили бутылку и помянули Советский Союз.
