Симона Пустильник
Тобиас Батли в роли Гэтсби и Марта Либолт в роли Дэйзи в балетном спектакле «Великий Гэтсби».
«Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет –
Честь безумцу, который
навеет
Человечеству сон золотой...»
Беранже
В лондонcком театре Sadler Wells, славящемся своими балетными и танцевальными гастрольными представлениями – там можно увидеть и звезд испанского огненного фламенко, и традиционный японский театр Кабуки, – прошел балет «Великий Гэтсби» по одноименному роману американского писателя Скотта Фицджеральда (1925). Билеты были раскуплены за несколько месяцев... Джаз, гедонизм, изысканная роскошь, роковая любовь – балет в полной мере воссоздал ушедшую элегантность, очарование и соблазн бурной эпохи после Первой мировой войны. Неудивительно, название, которое дал Скотт Фицджеральд своему роману (книга, кстати, вошла в «культурный код» русского культурного человека, который может отличить Бебеля от Гегеля и Гегеля от Гоголя)...
20-е годы прошлого столетия были действительно великой эпохой как в советской России, так и в Америке. Эйфория неповторимого и великого золотого десятилетия... Советское золотое десятилетие – невероятная творческая энергия молодой постреволюционной России и начала великой утопии коллективизма. С другой стороны океана – гламурное десятилетие великой утопии американской мечты...
 |
| Тобиас Батли, Марта Либолт и Джулиано Контадиани (в роли Ника). Фото Bill Cooper, предоставлены Northern Ballet, UK |
Удивительно – обе золотые эпохи обрубаются в том же самом году. В России – Великим переломом 1929-го, в Америке – Великой депрессией 1929-го. Но как по-разному решается тема.
«Великий Гэтсби» воссоздает атмосферу послевоенной роскоши и очарования американской мечты, которая вот-вот должна была осуществиться. А в советской России в это время полным ходом шло конструирование новой реальности и нового человека, который тоже вот-вот должен был появиться, уже виднелся на горизонте.
Социальное конструирование в России шло невероятно быстро. Новорожденный постреволюционный «коллективист» мгновенно перестает быть индивидуумом, становясь на глазах членом коллективного организма. И не просто винтиком – он активно и с любовью создает себя, с гордостью осознавая свою новоявленную коллективистскую сущность. «Я себя под Лениным чищу, чтобы плыть в революцию дальше», – писал в 1924-м Владимир Маяковский.
Новому архетипу нужно было новое искусство. Искусство, архитектура, одежда выражают и отражают коллективное начало и должны были организовать и продвигать в «правильном» коллективистском направлении. Искусство становится синонимом жизни, а жизнь – синонимом искусства. Красота объекта искусства означала его полезность. Конструктивисты создавали объекты производственного искусства – полезные, понятные и вдохновленные жизнью и работой.
В 1925 году в Америке публикуется роман «Великий Гэтсби», воспевающий блестящий гедонистский мир послевоенной Америки. В этом же, 1925-м, советский конструктивист Александр Родченко первый и единственный раз попадает за границу, в Париж, – для оформления советского павильона на Международной выставке современных декоративных промышленных искусств. Его письма домой – искренняя тоска ошеломленного натиском и обилием недоступных и одновременно ненужных вещей человека и художника, тоскующего по своему ясному и понятному новому коллективистскому миру. И одновременно замечательный образец нового менталитета.
Осмысливая «природу вещей», Родченко пишет о вещах-товарах западного мира как «опиуме жизни», их пустой и ненужной красоте, которая противоположна «вещам-товарищам» социализма. «Мы должны производить и любить настоящие вещи» – таков результат парижских раздумий Родченко. Настоящие вещи – предмет искусства и труда в противовес легковесным однодневкам массовой культуры и производства. Не отсюда ли идет привязанность к вещам советского человека? Вещей мало, вещи дорогие и дорого достаются. И поэтому дороги. Шутили, что советский человек ничего никогда не выбрасывал.
Тема отношений между советским человеком и вещами и эволюция этих отношений еще ждет серьезного осмысления. Когда я зашла с мамой (ныне покойной) в лавочку антикварных вещей в Англии и она с большим интересом и любовью стала перебирать старые деревянные шкатулки, продавщица смотрела на нее как зачарованная, а потом сказала: «Так удивительно видеть такой интерес к ВЕЩАМ... Начинаешь по-другому на них смотреть».
Неудивительно, что обе цивилизации перестали понимать друг друга... И можно ли представить более различный подход? Роман Фицджеральда заканчивается смертью Гэтсби, который «верил в зеленый огонек, свет неимоверного будущего счастья, которое отодвигается с каждым годом». Так и обе великие утопии остались лишь золотыми снами человечества. А дорога к счастью – не так же ли отодвигается она с каждым годом?
