Борис Минаев
Открывал международный фестиваль знаменитый грузинский бас Паата Бурчуладзе.
Фото со страницы фестиваля Odessa Classics в социальной сети Facebook
Я приехал в Одессу на фестиваль Odessa-classics, чтобы принять в нем участие. Сюда же прибыли сразу несколько музыкантов мирового класса – грузинский бас Паата Бурчуладзе, бельгийский скрипач Майкл Гуттман, эстонский оркестр Hortus Musicus во главе с дирижером Андресом Мустоненом и молодые музыканты: «Арт-джаз квартет» из Таллина, киевский ансамбль солистов «Арте Хатта». А хозяином и организатором фестиваля выступил знаменитый одесский пианист Алексей Ботвинов.
Ведущий концертов Роман Бродавко, выйдя на сцену в первый вечер, сказал одну правильную вещь о том, что Одессу почему-то трафаретно воспринимают как город юмора, одесских шуток и речевых оборотов, которые вместе с брынзой и рыбой приносят с Привоза (вернее, раньше приносили), как город «одесской речи», «одесских песен», жемчужина у моря и все такое. Все это есть, но за всем этим делом забывается то, что Одесса – город именно высокой (а не только народной, смеховой) культуры. Я не буду перечислять всех одесских писателей, повторять азбучные вещи, но как-то не все отдают себе отчет, что Гилельс, Рихтер и Ойстрах – тоже из Одессы. Одна из главных мировых скрипичных традиций родилась здесь, в школе Столярского. Отец Рихтера был и концертмейстером в Одесской опере, и, как говорят, органистом в кирхе (хотя в воспоминаниях Рихтера я этого не обнаружил), а сам Святослав Теофилович еще мальчиком зарабатывал себе на жизнь, выступая перед публикой в разных домах культуры, на открытых площадках под красными флагами и портретами тогдашних вождей.
Идем по Одессе с экскурсоводом. Вообще, говорит она, упадок Одессы начался уже после Крымской войны. Русские суда не имели права проходить через проливы, резко сократился торговый оборот. И тут я вдруг соображаю, что тот самый «упадок», который начался уже лет 150 назад, благополучно продолжается до сих пор. Мне лично показалось, что эта самая «стилистика упадка» – может быть, самая обаятельная и своеобразная черта одесской архитектуры. Дома разрушаются, это верно. Сыплется штукатурка, отваливаются куски от балкончиков, идут трещины, тем более что, как мне объяснили, строился город из местного мягкого камня, ракушечника, но простите меня, одесситы, храни вас бог от московского метода реставрации, от этих свежевыкрашенных стен, когда старый дом накрывают такой изящной занавесочкой и разрушают его весь, до основания, оставляя лишь слабое подобие старого фасада… Говорят, что в Одессе водопровод, который был проложен 150 лет назад, нуждается в ремонте еще с тех пор. Я вообще не знаю, возможно ли отреставрировать такой огромный старый жилой фонд, но я знаю, что половина обаяния города – именно в том, что он настолько натуральный и живой. В этих мягких стертых красках, которыми выкрашены стены. В этих трещинах. Но вот стоит же Венеция – и именно поэтому туда едут люди… Вы не представляете, какое здесь количество совершенно целых, естественным образом сохранившихся дверей и окон того времени. Вы не представляете, что чувствуешь, когда стоишь перед таким вот старым домом, перед такой дверью и перед таким окном и думаешь: «Господи, боже ты мой!..» Я даже фотоальбом купил во Всемирном клубе одесситов: «Окна Одессы». Не смог удержаться. Словом, я за сохранение упадка. Не надо с ним бороться, надо его развивать и бережно поддерживать.
Проснувшись в гостиничном номере, я немедленно включил телевизор. Остановился на информационных каналах. Главное открытие, которое я сделал, – это была в чистом виде повестка дня «нашего», то есть российского ТВ. Вот тут я хочу, чтобы вы перечитали эту фразу и правильно все поняли: это не они у нас берут нашу повестку дня, а мы у них. Продолжала гореть нефтебаза под Киевом, начальник нефтебазы уже был арестован, и его арест комментировал генпрокурор; Саакашвили давал очередную пресс-конференцию о коррупции; в Харькове задержанные скинхеды стояли лицом к стене после нападения на общежитие с иорданскими студентами; в Донбассе после обстрела временно прекратилась подача газа... Посмотрев один выпуск (а эти новости транслировались по всем трем инфоканалам), я вдруг понял, о чем сегодня весь день, без всякого преувеличения, будет трындеть все это море, огромное море российских СМИ – телеканалы, сайты, информагентства, радиостанции, газеты, кремлевские блогеры. Ну и про пресловутую двуязычность. Я-то вот по наивности думал, что каналы делятся на украиноязычные и русскоязычные. И первые типа наступают на вторые. Ничего подобного. Почти на всех каналах говорят на двух языках сразу, одновременно. Поначалу от этого немножко сходишь с ума. Даже в информационных ток-шоу: ведущий задает вопрос по-русски, какой-нибудь там депутат или эксперт отвечает по-украински. Один министр говорит по-русски, другой по-украински. В передаче типа «Встать, суд идет!» судья задает вопрос по-украински, персонажи отвечают по-русски. Ну и так далее. В массе своей и просто люди, и официальные лица недостаточно хорошо знают украинский, чтобы бегло на нем говорить. И никого абсолютно это не смущает. Вообще нет такой проблемы.
Но это был один из немногих, редких моментов в Одессе, когда я всерьез что-то думал или пытался думать о политике. Город расслаблен. Спокоен. Умиротворен. Возможно, это поверхностное впечатление. Но когда ты видишь эти упоительно-прекрасные старые дома с нависающими над улицами балкончиками, на которых по-прежнему висит белье и сидят по- домашнему одетые люди, видишь эти благородные платаны, когда ты видишь девушек во всем таком легком (наличие этих легкомысленных девушек, кстати говоря, главный признак вот этого расслабленного, аполитичного настроения), когда ты идешь по бульварам, когда видишь улицы, заполненные открытыми кафе и сидящими в них людьми, ну невозможно избавиться от этого поверхностного ощущения, что в Одессе мир и праздник.
В прошлом году (или уже два года назад) тут поставили памятник Бабелю. Мне вообще очень нравится скульптор Франгулян, я его работы очень люблю (Окуджава, Бродский в Москве, Ельцин в Екатеринбурге), и вот модель Бабеля, такую маленькую-маленькую, я видел еще у него в мастерской. Стоит он возле Еврейской улицы, около дома, где писатель жил. Однако, сказала экскурсовод, «одесситы пока не принимают». Здесь есть такое вполне себе живое понятие, как одесситы. Сравните с Москвой. Не «московская интеллигенция» или «часть либеральной общественности», не «жители района» или, еще того пуще, мифические «старожилы» или «старые москвичи», а просто – москвичи! Нет, этого давно нет! Сгинуло и быльем поросло. Оттого и делают что хотят, увы.
А в Одессе говорят как-то очень просто и спокойно: «одесситы не принимают», «одесситы сомневаются». Завидуешь.
Открывал международный фестиваль Odessa-classics в филармонии Паата Бурчуладзе, знаменитый грузинский бас с орлиной внешностью. Он спел несколько басовых арий, снискал аплодисменты, а затем приступил непосредственно к русской классике. Затем пошли знаменитые арии Бориса Годунова… Я, грешным делом, подумал, что сейчас начнут свистеть и шикать, но народ слушал тихо и бешено аплодировал. Пикантность ситуации была еще и в том, что в зале сидела немаленькая грузинская делегация, а сам фестиваль приветствовал губернатор Саакашвили. И кроме него – вице-мэр Таллина. Все говорили, естественно, по-русски. К приглашенным сити-менеджерам одесситам не привыкать, они с детства воспитаны на Ришелье, Дерибасе и т.д. Не берусь оценивать первые его шаги и заявления, но что слышал, то слышал: жители города оживленно и доброжелательно обсуждают Саакашвили в кафе, на улице и т.д. Ждут.
Пытаясь понять Одессу, мы заходили во дворы, многие из которых, конечно, уже выглядят по-другому, но все-таки прежнее ощущение во многом осталось. Так вот, в Одессе двор – это, наверное, самая яркая модель того, чем старая одесская цивилизация отличалась от старой московской или старой ленинградской (петербургской). В Москве двор был разомкнут, поделен на территории: зона цивильная, зона криминальная, взрослая, детская, зона игры и зона представительская. Московский двор – запутанное смешение всех культур, порой довольно враждебное и напряженное к чужакам; петербургский «колодец» полон мистики и одиночества, идеальной мечты и какого-то черного отчаяния – все вместе, а вот одесский… совсем другая история. Мы заглянули только в один двор на Молдаванке, где организатор фестиваля с одесской стороны Мейлис Кубитс посадил за длинный стол всех своих гостей и жителей двора, и поняли, что этот двор – совсем не чета нашему, московскому. В нем невозможно быть чужаком. Одесский двор – не разомкнутая, а скорее сомкнутая, закрытая система. Мейлис привез в Одессу огромную эстонскую делегацию. Но сидели за этим столом не только эстонцы и одесситы. Сидели гости из Москвы, Петербурга, Минска, Кишинева, Киева. Все как раньше, и несмотря на новые холодные времена, нам было тепло.
