Нашла кому завидовать!

Есть такой остров, где в 70 лет ты еще ребенок…  Михаил Врубель. Пан. 1899. ГТГ

Всем завидую

Приходит в гости дорогая подруга. Я, конечно, стол накрыла: копченая селедка, черный хлеб, белое вино и помидоры.

Подруга жалуется:

 – Не знаю уже, когда наконец закончится в моей жизни этот округлый период имени того, на чем сидят. Устала я махать лапками и взбивать масло! Все сама, все сама... Ты меня знаешь: никогда я никому не завидовала, а теперь – всем напропалую. Всем завидую!

– Кому, например?

– Например, такой-то. Что за жизнь у нее распрекрасная!

– Нашла кому завидовать! Присядь и пять минут подумай, а потом скажи, что хочешь на ее место!

– Ты, например, про что?

– Я, например, про это.

– Ой, я и забыла про это... Действительно, как-то неловко вышло. Тогда я вот кому еще завидую.

– Ты успокой меня, скажи, что это шутка!

– Нет, не шутка! Нет, не шутка! Хотя да, если подумать, то шутка. Тогда – вот...

– Не гневи Бога!

– Ты разрушила мою мечту – кому я теперь стану завидовать?!

Я подумала немного. Можно по старинному русскому рецепту: взять нос Ивана Кузьмича, да губы Никанора Ивановича, да развязность Балтазара Балтазарыча. Слепить себе идеального человека и потом ему завидовать.

– Что мне, по-твоему, шестнадцать лет, чтобы лепить себе идеального человека?!

– Возьми тогда кого-нибудь из актеров! Да хоть Анджелину Джоли.

– С ума сошла?! Она себе сиськи отрезала.

– Брэда Питта.

– У него вообще сисек нет.

– Анну Нетребко.

– Толстая и сомнительная с точки зрения исполнительского мастерства.

– Что-то мне больше никто и на ум нейдет. Сама выбирай! И вообще – завидовать дурно! Дурно завидовать, поняла?!

– Поняла, конечно, чего уж тут не понять. Тогда, раз некому завидовать, давай уже, что ли, выпьем?

– Ой, а пить-то я и не могу – диета. И таблетки.

– Тогда я одна выпью.

– Как же я тебе завидую!

Начали мы хохотать, а в деле хохотания, как известно, главное не начать, главное – остановиться.

Приходит сын, видит: лежат две тетки под столом – в смысле падсталом – и хохочут. 

А он над нами возвышается – весь новенький такой красавец – и смотрит на нас сверху вниз с высоты своих великолепных шестнадцати лет и спрашивает нас великолепным басом с великолепным презрением великолепных своих шестнадцати лет: чего это, мол, тетеньки, вы тут лежите под столом и хохочете?

– Ищем, кому бы позавидовать.

– Под столом ищете? Ну и как – нашли?

Подруга и говорит: 

– Нашли! На ловца и зверь бежит: вот он – молодой, красивый, все впереди. Буду ему завидовать.

– Хочешь в следующем году ЕГЭ сдавать? А потом в институт поступать? А не поступишь – в армию пойдешь.

Тут мы поглядели друг на друга, выползли из-под стола и пошли селедку есть.

Как я искала лето

Разумеется, ЕГЭ – зло. Работа, особенно та, за которую мало платят, – зло. Отсутствие работы, хоть бы той, за которую мало платят, – зло. Пластилиновый сыр и порошковое молоко за баснословные деньги – зло.

Кризис подросткового возраста, равно как и все остальные кризисы на свете, – злое зло.

Но все же лето проходит, уныло подумала я.

И так оно совсем пройдет – в унылом ожидании зла. И наступят: школа – зло, третий класс – зло, математика-петерсон, которую я не умею решать, – зло...

И пока этого не произошло, я решила как-то подсуетиться: взяла работу, за которую мало платят, подстилку под попу, бублик, бутылку сока, Петькины фломастеры выгребла из машины и пошла потихоньку под вишневое дерево в вишневый сад.

Под вишневым деревом летали какие-то серые клювастые птицы и охотились за наливающимися румянцем вишнями. Золотилась солома, сладко пах клевер, трудился басовитый шмель. Чуть поодаль жарились на солнышке выгуливающие коляски молодые мамы. Проезжавшие по тропинке велосипедисты благодушно интересовались, что это я там такое рисую, и некоторые даже хвалили.

Лето, блаженно подумала я и мысленно отпустила от себя ЕГЭ, обидный выпускной бал и прочую чепуху.

Бродившее вокруг зло пошевелило усами и принюхалось. Срочно требовалось что-то предпринять.

Бублик был уже у меня во рту, сок в желудке, а фломастеры в руках, как тут мне позвонили с работы и потребовали бумажку о том, что использовавшаяся мною бумажка была именно та бумажка, которая та бумажка, а не та бумажка, которая не та бумажка.

Бублик обреченно замер между зубами, сок прекратил струиться по пищеводу, краски дня померкли, вишневое дерево прощально покачало ветвями: пора было оставить запах клевера и свежескошенной травы и возвращаться к компьютеру.

Но я покуда еще сопротивлялась: не вылезая из благословенного вишневого сада, я перетянула на свою сторону одного очень хорошего человека, который смог в конце концов, сидя на другом конце города у своего компьютера, добыть коварную бумажку и даже переслать ее моему работодателю.

В переписках и перезвонах время пролетает незаметно – вот уже и коляски укатились домой, и шмель спрятался от жары под большой лопух. Пора было уходить. Я собрала подстилку-бутылку-остатки бублика – портрет вишневого сада и побрела восвояси, пообещав вернуться назавтра. И лето, поверив этому обещанию, отправилось за мной по пятам.

Мне было легко и хорошо ступать по траве. И, видимо, это было плохо, потому что мне тут же опять позвонили с работы и потребовали другую бумажку.

А потом дома кот вспомнил дикую молодость и принял весьма радикальное решение прыгнуть с края раковины прямо на край унитаза. В молодости – да, он неоднократно и небезуспешно проделывал такой фокус, но с тех пор несколько отяжелел и подрастерял былую небывалую легкость.

Поэтому кошачья попа, конечно же, перевесила, а подкрылки не сработали, и кот приземлился прямиком в унитаз, где в это время как раз плескались остатки холодного свекольного супа...

Что еще было в этот день: один до слез обидный разговор по телефону.

Одно отключение электричества – пропал кусок текста.

Потом еще один взрослый мальчик поздним вечером не подходил к телефону и не отвечал на СМС. Потом тот же мальчик ранней ночью не подходил к телефону и не отвечал на СМС. Потом тот же мальчик в половину первого ночи написал-таки маме, что СМС он не заметил, а голос у телефона отключили враги, а он вообще-то уже идет. Но куда идет – не написал. Мама согрела ужин, приготовила бейсбольную биту и села ждать. Час ночи. Два ночи...

Три ночи застали маму за рулем автомобиля в районе Парка Горького, куда, как донесла разведка, предположительно отправился мальчик. Телефон мальчика не отвечал, зато со мной очень любезно и успокаивающе поговорили в милиции. И тут мальчик позвонил, наконец, сам. Я как раз была в районе Нескучного сада, и тут он позвонил. Клянусь, так как я вопила в трубку – так я не вопила никогда в жизни, да и впредь не хотела бы вопить никогда. Прежде чем начать вопить, я, разумеется, как осторожный водитель, остановилась на полосе для общественного транспорта, который ночью все равно не ходит. Видимо, звук был такой силы, что ко мне подрулили какие-то устрашающего вида люди и спросили, все ли у меня в порядке, – наверное, решили, что женщину убивают в собственной машине. Я поблагодарила и сказала, что все в порядке. Но я соврала – все было не в порядке, потому что лето, которое было со мной весь этот трудный день, тоже испугалось моих криков и незаметно исчезло.

Назавтра я не пошла в вишневый сад. И на следующий день тоже.

Рецепт молодости

– Мам, знаешь что? Хочешь, скажу рецепт молодости?

– (Рассеянно.) Конечно, хочу. Кто же не хочет рецепта молодости!

– На букву Л.

– (Рассеянно.) Лимон?

– Почему лимон? Нет, не лимон.

– Лимонад? Лук?

– Не лимонад и не лук. Любовь. Неужели не догадалась?! Когда, например, жених любит невесту, а невеста его тоже любит. И потом они не сдаются, а продолжают это всю жизнь. Вот это рецепт молодости.

– Ну и ну! А ты как догадался?

– Догадался. И знаешь еще что? Не знаешь? Сейчас я тебе расскажу, и ты узнаешь. Есть такой остров – так там все любят друг друга. Вообще все. Представляешь?! И никогда не разлюбляют – там такого даже вообще еще не придумали. И на этом острове знаешь сколько живут?

– Сколько?

– А вот так – перед входом на остров стоит камень. На нем написано: «В 70 лет ты еще ребенок. В 80 лет ты еще молодой. В 90 лет на тебя с неба смотрят твои друзья и пальчиком тебя манят, а ты говоришь: нет, мне пока рано. В 100 лет ты сам сидишь на небе и оттуда пальчиком машешь».

Такой где-то есть остров...