Общага в сибирском Кембридже

Первокурсники ТГУ Виталий Егоров и автор – Николай Дорожкин. Фото из архива автора

Томск 50-х годов прошлого века называли и сибирскими Афинами, и сибирским Кембриджем. Это понятно – в городе было шесть вузов: университет (ТГУ), институты – политехнический (ТПИ), медицинский (ТМИ), электромеханический инженеров транспорта (ТЭМИИТ), педагогический (ТГПИ), инженерно-строительный (ТИСИ), артиллерийское училище (ТАУ), более 40 техникумов, несколько ремесленных и технических училищ. Из 225 тысяч жителей города каждый пятый – студент!

Кроме студентов, проживавших в Томске, очень много жаждущих знаний обитало в общежитиях. Только университет имел пять таковых – и все, как сейчас говорят, «в шаговой доступности».

Мне за пять лет томской студенческой жизни больше всего запомнились два места временного проживания. Первое – это общежитие на улице Никитина, 17. Там я обитал первые два года обучения. Жили мы на третьем этаже, в комнате размещались 18 человек с разных курсов нашего факультета. Заниматься науками в такой компании было, конечно, невозможно, но для этого были красный уголок на первом этаже и читальный зал в научной библиотеке. В конце коридора располагались непривычные для некоторых первокурсников «удобства» с холодной водой и титан с кипятком.

В первые дни – взаимное знакомство: кто ты, чей, откуда? Оказалось, что по большому счету все – земляки-сибиряки, из городов и сел от Байкала до Оби. Нас, первокурсников, было семеро: Володя Аверин из Усть-Баргузина, Рустам Сафин из Новосибирска, Юра Радзивиллов со станции Тайга, два Виталия, дядя и племянник – Егоров из Анжеро-Судженска и Михеев из деревни того же района, Гена Шейтельман из Новосибирска и я – из Мариинска.

Первокурсников старшие снисходительно называли «букварями». Доводили до нашего сознания важнейшие правила студенческого общежития: «Здоровый сон – залог успеха», «Другого будить – своему здоровью вредить» и «От сна еще никто не умер». Качество сна измерялось в тонно-часах – произведении его длительности на вес спящего. В ценности этих истин мы смогли быстро убедиться… Наказания за нарушения были строгими: если обитатель комнаты приходил поздно, когда все спали, его мог ожидать неприятный сюрприз – лом с пожарного щита под матрасом или щетина от зубной щетки под одеялом. Правда, в ожидании нарушителя обычно никто не засыпал, чтобы услышать, как в ответ на его реакцию староста произнесет: «Так будет с каждым, кто покусится на сон товарищей!»

А вообще жили дружно и весело. Старшие помогали «букварям», когда возникали вопросы по предметам, при необходимости давали свои прошлогодние конспекты. Вечерами бывали общие чаепития… Конечно, где студенты – там и розыгрыши. Любило наше поколение пошутить! Например, Вовка Аверин получил письмо без обратного адреса. А в конверте – медицинская брошюра «Токсикозы беременности». «Как это понимать? – возмущался озадаченный адресат, пересыпая речь родными бурятскими ругательствами. – Я же не беременная женщина, а холостой парень! И что мне теперь с этой книжкой делать?» – «А ты подбрось ее в комнату нашим девчонкам, когда будешь у них в общежитии!» – посоветовал находчивый медалист Генка Шейтельман. – «А что, это идея!»

Бывали и менее безобидные шутки. Один третьекурсник получил письмо на бланке кожно-венерического диспансера с указанием явиться на предмет обследования. Бедный парень даже не пошел на лекции и непрерывно курил, пока друзья не признались в розыгрыше… А его сосед по комнате стал почти ежедневно получать письма, написанные детским почерком. Некая школьница 12 лет признавалась ему в любви, сообщала, где в очередной раз его видела, а заодно вполне по-женски критиковала «высокую худую тетю», с которой он встречался. Это продолжалось, пока искренне переживающий «объект обожания» случайно не обнаружил под столом исчерканный черновик «детского» письма, написанный взрослым почерком…

К четвертому курсу мы переехали в новое, только что построенное пятиэтажное здание на проспекте Тимирязева, 20 – напротив главного корпуса университета. На этот раз в комнате разместились только мы семеро – в том же составе. Если прежнее общежитие было мужским, то новое стало совместным – здесь мы обнаружили незнакомых ранее студенток химического и биологического факультетов. Было в этой общаге еще одно нововведение – кухни с газом и прачечные. А в просторном вестибюле на первом этаже стихийно возникла танцплощадка: Рустам Сафин классно играл на баяне, а Юра Радзивиллов иногда приносил радиолу собственного изготовления (он был страстным радиолюбителем).

Наш «пан Радзивилл» вскоре стал очень популярным у девчонок. И мы его уважали за аккуратность и педантизм, регулярно избирая старостой комнаты. А старостой он был суровым. «Не курить!», «Не сорить!» – в его благородных устах эти призывы не были пустым звуком. Невозможно было в его присутствии явиться в комнату, не вытерев тщательно ноги, или лечь на койку, не снимая обуви. А еще он мастерски чинил часы и вообще мог разобраться в любом механизме, начиная с электробритвы, которые тогда стали появляться в продаже.

Юрий Радзивиллов и Рустам Сафин обеспечивали музыкальное оформление студенческих вечеринок.

Помню такой момент. В «Комсомольской правде» появилась статья, где подвергалась жесткой критике песня «Мишка, Мишка, где твоя улыбка…». Начались дискуссии, статью разбирали даже на комсомольских собраниях, стали слышны рекомендации не петь ее и не слушать. И вот в разгар этих критических выступлений по радио Юра ставит свою знаменитую радиолу на подоконник, и с высоты пятого этажа над проспектом зазвучало на полную громкость: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, /Полная задора и огня? /Самая нелепая ошибка, Мишка, /– То, что ты уходишь от меня…»

Кстати, о песнях. Рустаму Сафину приходилось выступать как баянисту на факультетских и университетских вечерах. К четвертому курсу он созрел уже для сочинения музыки. Написал несколько симпатичных мелодий, а потом предложил мне сочинить тексты песен. Я охотно согласился, и вот на очередном вечере зазвучали наши совместные творения. Рустам и пел, и аккомпанировал. Как-то на улице наши песни услышал работник городского и областного радио, поинтересовался, кто авторы, и пригласил на запись – для радиопередачи. Однажды, спустя годы, я во время отпуска побывал в Томске и неожиданно услышал на улице нашу песню в исполнении нескольких веселых первокурсниц…

Здесь же, в общежитии на Тимирязева, 20, мы, уже пятикурсниками, слушали первые споры соседей-радиофизиков о кибернетике. Здесь же, оставшись однажды вечером один в комнате, я впервые услышал по радио слово «йети», что на многие годы вызвало у меня интерес к этой теме… В этой же общаге мы как следует отметили запуск первого искусственного спутника Земли. А при встрече нового 1958 года мы поднимали «бокалы» за три первых русских спутника, не предполагая, что уже весной мы – трое обитателей нашей комнаты – получим распределение на предприятия, где создаются ракеты и спутники, в подмосковный Калининград (ныне Королев). И отсюда, из комнат общежития, вышли участники первой КСЭ – комплексной самодеятельной экспедиции – для поисков следов Тунгусского метеорита.

Последний раз я побывал там в 1988 году – на встрече нашего курса в связи с 30-летием выпуска и 100-летием открытия Томского университета. Непривычно было ночевать в номере на двоих человек, в котором раньше размещалось не менее семи… Потому что наша общага была уже переделана в современную гостиницу…