Мария Цирулёва
От красоты открыточного Гейдельберга всякий раз перехватывает дыхание. Фото Кристиана Бортеса
Мне 31 год, и несколько месяцев назад я с мужем и двумя детьми переехала из Москвы в пригород Гейдельберга. Я учусь в магистратуре Гейдельбергского университета и изучаю английскую литературу. Чего только нет в Гейдельбергском университете! В аудиториях есть стулья для левшей – со столиком с левой стороны. В столовой вегетарианское меню и детские икеевские стульчики (еда для детей студентов бесплатна). В женском туалете и столовой есть пеленальные столы, а в мужском – автоматы, где можно купить презервативы и мини-вибраторы. На стеклянных дверях библиотеки моего факультета цитаты из Шекспира. При входе из «Бури»: «Hell is empty and all the devils are here» – «Ад пуст, все демоны здесь».
Однако в самой Германии с демонами мы пока не встречались. Пригород, где мы снимаем квартиру, очень тихий, в основном здесь живут пенсионеры и семьи с детьми. Но осенью я попала на местное празднование Октоберфеста. Мужчины всех возрастов переоделись в национальные кожаные шорты с подтяжками и клетчатые рубахи, женщины надели блузки с кружевным декольте и пышные юбки с фартуками. Под оглушительный аккомпанемент духового оркестра все уселись за длинные деревянные столы, попивая пиво из литровых кружек, закусывая сосисками и кренделями. Мэр нашего городка танцевал на лавке в центре зала в самых модных кожаных шортах и подтяжках, расшитых замысловатыми узорами. Праздник длился ровно до полуночи, потом все стихло.
На следующее утро жизнь городка закипела в привычные ранние часы, как будто никто не пил и не гулял весь вечер. Немцы – рабочие пчелки, они активизируются с самого раннего утра и трудятся исправно. Если сопоставить то, как здесь все благоустроено, какой достаток у людей (мы находимся в Баден-Вюртемберге, самом экономически развитом регионе Германии), с тем, как немцы пашут, понимаешь, что все закономерно. Еще не рассвело, а в соседней парикмахерской уже сидел в кресле клиент, рабочие чинили дорогу, а рядом в джинсах и спортивной куртке энергично что-то выяснял тот самый мэр. Он настоящий хозяин города, и встретить его можно не только на городских праздниках, но и просто на улице. А однажды он даже приходил в детский сад, куда ходят мои дети. Мэр рассказал, что в бюджете города появились лишние 300 евро, и серьезно обсуждал с малышами, старшему из которых не исполнилось и шести лет, на что их потратить. После недолгих коллективных прений решили купить кукольный театр.
 |
| В Гейдельберге студентам созданы комфортные условия для учебы и жизни. Фото Пола Сейблмана |
Немецкий детский сад, кстати, совсем не похож на российский: дети в группах разного возраста – от 2 до 6 лет, на 12–14 малышей приходится три-четыре воспитателя. Дети свободно играют, ходят по саду: кто рисует, кто железную дорогу строит, кто с рукоделием сидит. Родители могут оставаться в саду столько, сколько потребуется для адаптации, хоть неделю, хоть месяц. На территории детского сада есть плодовые деревья и небольшой огород. Дети сажают там клубнику, горох и даже картошку, сеют, поливают. Осенью собирают яблоки и делают вместе с воспитателями яблочный сок и желе. Сок потом сами же и пьют, а еще продают родителям в пятилитровых коробках по шесть евро штука.
Чтобы попасть в сад, достаточно указать в анкете, чем болели дети – никакая диспансеризация не нужна. Хотя иногда к врачам мы все же обращаемся. Например, чтобы избежать проблем с ростом, педиатр порекомендовал детям делать простые упражнения для ног, для которых не требуется никаких специальных приспособлений. Дал бумажку с описанием этой гимнастики. Первая же рекомендация начинается словами: «Возьмите 20 подставок под пивные бокалы...» Действительно, в каком приличном доме не найдется пары десятков подставок под пиво? Решили с мужем усиленно ходить по барам и собирать их – чего не сделаешь для здоровья детей. Когда я жила в Москве, мне и в голову не приходило пить за ужином по бутылке пива, а в Германии - запросто. В немецком языке почти все напитки мужского рода, кроме пива и воды – они среднего, потому что пиво и вода здесь одно и то же.
Пиво пьют меньше, пожалуй, только в Рождество, когда на его место приходит глинтвейн. На рождественском рынке на площади Старого города глинтвейн лился рекой, жарились сосиски и драники, тушились кислая капуста и кнедли. За месяц до Рождества уже украшали свои двухэтажные домики с черепичными крышами и аккуратными садиками. Когда немцы узнают, что в Москве мы живем в 22-этажном доме, то делают скорбное лицо, качают головой и сочувственно произносят: «Ну да, неудобно, конечно, но мы понимаем – так вам выходит дешевле». Жить в доме, где больше четырех-пяти этажей, это для переселенцев, беженцев и малоимущих. В соседней деревне есть такое социальное жилье, серая 12-этажка. Иногда мы приходим туда и садимся на скамейку у дома. Спиной чувствуем нависающую над нами громадину. Смотрим, как люди входят и выходят из подъезда, идут на парковку, и представляем, что мы на окраине Москвы, где-то в Ясенево.
Друзья говорят, что я живу в раю. У меня природа, экология, инфраструктура, климат. Твердые сыры и хамон в супермаркете за 2,5 евро, про сосиски и пиво я вообще молчу. Домики с крышами из красной черепицы, рождественские ярмарки, толерантность. Но я смотрю в окно на аккуратные газоны и идеально подстриженные кусты моих соседей и нет-нет да и вспомню гул улицы Обручева, разворот 163-го автобуса, таджичку с золотыми зубами на кассе «Пятерочки» у дома. А зимой – снег. Однажды в декабре шла с детьми из детского сада, на газоне лежал кусок ваты, и мой пятилетний сын Савва закричал отчаянно-радостно: «Снег!»
В нашем немецком доме стиральные машины всех жильцов стоят в подвале, и когда заходишь в подъезд, первое, что чувствуешь, – запах стирального порошка и свежего белья. Моя трехлетняя дочь Ксения как-то сказала: «Пахнет Германией». Мне и самой нравятся просторные немецкие дома, продуманный немецкий быт, +15 в марте, цветущие крокусы, и ходить в ветровке в самом начале весны мне тоже очень нравится. И открыточный Гейдельберг, подъезжая к которому на автобусе вдоль Неккара, у меня всякий раз перехватывает дыхание: как это возможно, жить каждый день, каждый год в такой красоте? И все же я не хочу, чтобы мои дети стали для меня иностранцами. Чтобы говорили по-русски с акцентом и писали по-русски с ошибками. Мои дети могли бы стать вполне себе счастливыми немцами. А я хочу лишить их этой возможности.
Гейдельберг
