Валерий Вяткин
Крейсер «Аврора» еще не сделал свой исторический выстрел, но на его борту уже вершилось высшее правосудие. Фото 1910 года
Иеромонах Анастасий (Рукин) мог бы считать себя удачливым. Секретарство при вологодском епископе Антонии (Флоренсове) давало ему известную свободу, освобождая от монастырского устава, часто строгого лишь на бумаге. Но свобода не всегда приобретение.
Регулярно пьянствуя, 29-летний Рукин был склонен к любовным похождениям. Ночные отлучки из кельи были для него обычным делом: из архиерейского дома, где жил, Рукин отправлялся в город, ставший для него «страной греха».
10 декабря 1894 года он покусился на изнасилование, избрав своей жертвой 17-летнюю девушку-сироту Евдокию Иванову. Это дело подробно описано в документах, которые хранит Российский государственный исторический архив.
Наняв извозчика, монах прибыл в три часа ночи к псаломщику Василию Бирюкову, проживавшему при вологодской больнице у фельдшера Владимира Волкова, где и остался ночевать, будучи пьян. Только лишь все заснули, он пошел в смежную комнату, где спала племянница Волкова Евдокия Иванова. Разбудив ее, Рукин подал ей свой кошелек с просьбой приберечь. Не подозревая дурного, девушка взяла вещь. Но когда Рукин начал устраиваться в постель рядом с ней, то, поняв намерение гостя, хватавшего ее, задрав сорочку, за «обнаженные непозволительные места», она вскочила с постели, борясь с насильником и призывая людей на помощь. В ходе борьбы, «требуя ее девичьей чести», монах изорвал на девушке сорочку. Вырвавшись и умоляя о спасении, она убежала к Бирюкову, где вскарабкалась на печь. Следом за ней примчался Рукин и, невзирая на увещевания псаломщика, полез к девушке на печь. Но та вновь вырвалась из монашеских лап. Чернец гонялся за ней повсюду: в спальне, на кухне, в лечебнице.
Наконец, Бирюков увел девушку к себе, где кошелек Рукина был передан ему, а от него – хозяину, который, пересчитав деньги, вдруг заявил, что не хватает десяти рублей. Тогда Бирюков выгнал монаха взашей.
16 декабря Рукин вновь наведался к псаломщику. Но тот его к себе не пустил. Более того, выпроваживая, двинул его так, что Рукин ударился лицом об пол до крови.
Монах затаил обиду и через четыре дня прислал фельдшеру Волкову письмо, прося извинить за случившееся, но одновременно угрожая Бирюкову лишить его псаломщического места, что через обращение к архиерею и выполнил. Монах заявлял в своих ходатайствах, что Евдокия украла его деньги.
В ответ на это, 30 декабря, не в состоянии больше терпеть обиды, измученная девушка подала прокурору жалобу на Рукина. Однако во исполнение процессуального порядка, установленного законами империи, дело поступило к епархиальному архиерею, и тот был вынужден назначить следствие, поручив его соборному протоиерею, никогда не выходившему из архиерейской воли, что было обычным делом.
Что до Рукина, то он, «пользуясь полным доверием и расположением» архиерея, чувствовал себя спокойно. Жалобы на его безобразия поступали и ранее, но всякий раз оставались без последствий. Монах выходил сухим из воды.
Пристрастие архиерея по отношению к своему секретарю заводило дело в тупик. Ради Рукина епископ Флоренсов поссорился однажды с ректором Вологодской духовной семинарии, поскольку ректор, невзирая на настойчивые требования архиерея, принципиально отказался выдать Рукину, окончившему Вологодскую семинарию по II разряду, документ об окончании ее по I разряду, что иеромонаху требовалось для поступления в духовную академию.
Между тем выходки Рукина получили широкую огласку в обществе, вызвав возмущение. Но в условиях государственно-церковного союза «паства» не могла изгонять горе-пастырей. Вологодское жандармское правление познакомило с делом Рукина Департамент полиции, откуда информация пошла в Святейший синод. Жандармы утверждали, что в Вологде «все… возмущены поступком иеромонаха Анастасия».
Дело долго ходило по коридорам высшей власти, тогда как 25 января 1895 года своего вновь оправданного секретаря епископ Флоренсов отправил из Вологды в двухмесячный отпуск в Москву и Петербург – для изучения правил поступления в академию. То был лишь предлог. Епископ надеялся, что за два месяца страсти в Вологде утихнут.
Не еще не закончился этот отпуск, как Синод поручил представителю Московской синодальной конторы расследовать дело по существу. В ходе следствия Рукин упорно отпирался, увиливая от признания своей вины. Но было доказано и покушение на изнасилование, и клевета в адрес Евдокии. Про девушку же сказали, что та «никогда не подавала повода… чтобы он мог… обратиться к ней с… безнравственным предложением».
В результате вмешательства Синода Рукина отстранили от секретарской должности, сослав поначалу в Дионисиево-Глушицкий монастырь той же Вологодской епархии. Епископ Флоренсов был отправлен на покой, где пробыл 23 года, вплоть до своей смерти.
В суть дела вникал и новый глава Вологодской епархии епископ Алексий (Соболев), установив, в частности, что Рукин «только к утру оставил Иванову в покое». Если учесть, что фактов изнасилований, совершенных духовными лицами, содержится в архивных документах немало, то Евдокии в какой-то мере повезло.
По окончании следствия, согласно указу Синода от 18 октября 1895 года, Рукину пришлось ехать на Соловки, куда он прибыл лишь в январе 1896 года.
Однако через три года ему разрешили священнослужение, что значило почти полную реабилитацию. И вскоре синодалы получили рапорт Рукина: он якобы слаб здоровьем, и ему нужно «пользоваться теплым купаньем как главнейшим средством, могущим восстановить» его «упадающие силы». Была представлена медицинская справка о «дрожании рук и ног», что случается, как известно, и с перепою. Заручившись поддержкой епископа Таврического Николая (Зиорова), с которым он был знаком, Рукин просит перевести его на Южный берег Крыма, в Херсонесский или Балаклавский монастырь – места райские в сравнении с Соловками.
В 1900 году стремление его почти исполнилось: он попал в Одесский Успенский монастырь Херсонской епархии, на берег желанного Черного моря.
Через два года, согласно его прошению, неуживчивого Рукина перевели опять на север – в Ростовский Борисоглебский монастырь, откуда весной 1904 года он перебрался на Балтийский флот, став судовым священником на знаменитом крейсере с языческим именем «Аврора».
Осенью в составе 2-й Тихоокеанской эскадры «Аврора» пошла на Дальний Восток – на войну с Японией. Но на пути туда, в Северном море, случился печальный инцидент: при густейшем тумане русские корабли обстреляли английские рыболовецкие суда, приняв их за японские миноносцы. Снаряды попали и в «Аврору»: одним из них оторвало руку судовому священнику. Спустя десять дней Рукина поместили в больницу марокканского города Танжер, где он через сутки умер, убитый, получается, русскими моряками.
Одиссея Рукина завершилась под небом Африки, где он и похоронен. «Аврора» же осталась в строю. Крейсеру предстояло дать исторический залп, круто изменивший не только историю империи, но и ее господствующей Церкви.
