Моя идеальная школа

На урок физкультуры - с желанием и энтузиазмом .

Впервые статью о школе как о важном и сложном социальном институте я написала в тринадцать лет. Мне казалось, что, как человек знающий и понимающий многие школьные проблемы изнутри, я помогу взрослым, ответственным за то, чтобы нам, тогдашним детям, стало лучше и проще там, куда многие из нас отнюдь не стремились. Радостных, увлеченных и счастливых детей в школах моего детства было на порядок меньше, чем тех, кто школу откровенно не любил. Это чувствовалось и это угнетало (меня по крайней мере). Поговорить я, тринадцатилетняя, решила о внешкольных занятиях (так в то время назывались кружки и секции). 

 Каждый день после уроков моя социальная жизнь расцветала всеми возможными в тех условиях красками: музыкальная школа, плавание, бальные танцы, рисование, школа юного журналиста, клуб любителей кино... Именно там, в этих кружках, формировалась моя будущая жизнь.  

Как же мне виделось внешкольное образование по-другому и не только для себя? «Жизнь в школе может не заканчиваться с последним звонком после уроков. Она там может продолжаться», – написала я на свою голову. Статью мою прочли, переварили, что-то в школе изменили (появились факультативы по некоторым не особо популярным в среде учеников предметам), но в основном все осталось по-прежнему. А я для себя тогда твердо решила: что бы ни было, школы моих детей будут другими. Мне представлялись школы без муштры по всем предметам, мне представлялись места, откуда не захочется уходить. Спортзалы, где можно заниматься спортом не только во время урока физкультуры. Оборудованные кабинеты рисования, а не доска в обычном классе, на которой учитель черчения – он же преподаватель рисования – что-то как-то изобразит. Кабинеты музыки не с одним на всю школу разваливающимся фортепиано. Библиотеки с диванами, пуфами, столами, где так же приятно находиться, как и в школьных столовых, в которых напрочь отсутствует типичный столовский запах и которые внешне больше похожи на кафе, где можно и поесть, и посидеть с книжкой под чай и пирожное. Я представляла учителей, которым не просто надо зарплату где-то получать, а которым важно и учить, и самим учиться обучая. А еще я думала о том, что не надо будет «литераторам» и «историкам» зубрить совершенно непонятную им алгебру и сложные законы физики, которые так легко даются тем, кто в этом понимает. Ведь все это заканчивается с началом университетов и институтов, так зачем же в школе все эти ненужные одинаковые мучения поголовно для всех, включая тринадцатилетнюю меня?  

В школьном пространстве: довольные лица детей говорят сами за себя. Фото со страницы CIS Russia International school в Facebook

 Никакой другой системы образования в то время, кроме советской, я не знала, ни о какой другой не слышала и не читала, но нутром чувствовала, что где-то должно быть и есть по-другому. Были и некоторые примеры, как говорится, в пределах досягаемости: система советских спецшкол и интернатов, в которых обучались несколько моих друзей-приятелей. Но все равно не то. Если школа языковая, то просто раньше и более серьезно в ней обучают языку, а все остальное на таком же уровне, как в обычной средней. Если школа физико-математическая, то и литературы там не меньше. А в музыкальных и балетных интернатах либо музыка покрыла собой все пространство, либо балет. В общем, как-то неправильно все это выглядело. 

По окончании школы удачно были сданы выпускные экзамены (в том числе и по ненавистным предметам), а также вступительные в МГУ (вот где выросли крылья!) и началась новая жизнь: университет, работа, август 91-го (открывший колодец возможностей и возродивший веру в себя миллионов молодых, предприимчивых, образованных, умных), замужество, рождение ребенка, еще один университет (уже в другой стране), снова работа, бизнес, обустройство быта и... 

Пора выбирать школу! Теперь уже детям. Принцип подхода к выбору был прост – частная школа, желательно, чтобы самая лучшая, желательно без учителей с совковым подходом, без унижений, вымогательств, ругани, драк, оскорблений. Там не должны попусту тратить деньги (родительские) и время (детское) на всякую ненужную ерунду. Там все члены сообщества – ученики, учителя, администрация, охрана, повара, уборщицы – должны быть одной дружной, доброй и заботливой семьей. Старшие должны заботиться о младших, помогать им, не обижать никогда. А взаимное уважение там, в моей идеальной школе, – основа основ независимо от статуса, возраста, социального положения, достатка (даже у клиентов частных школ он у всех разный), религии, национальности. 

И такая школа нашлась. Костяк ее составляли бывшие наши люди, пожившие и поработавшие на Западе, вкусившие и впитавшие все прелести свободного мира и свободного рынка. Свели все лучшие полученные там и у нас знания в одну систему координат и сделали одну из лучших школ мира (без преувеличения, не страны – мира). В школе было не больше 100 детей от 3 до 18 лет, маленькие классы, индивидуальный подход к каждому и практически индивидуальное обучение (под каждый возраст составлена отдельная программа и расписание) – абсолютный аналог западной университетской системы. Удовольствие не из дешевых, но оно того стоило. Дальше была школа, развившаяся из предыдущей, с еще более интересной программой школьных и дополнительных занятий, с еще более индивидуальным подходом ко всему. И, конечно, с еще большими затратами с нашей стороны. Но прелесть ситуации заключалась в том, что платили-то мы добровольно, без намеков и откровенных вымогательств, по общему прейскуранту не в чей-то личный, чиновничий, не облагаемый налогами карман, а предприятию, которым руководили люди, рискнувшие своим финансовым благополучием. Эти люди построили бизнес не в бесплатном помещении городской государственной школы, а во взятом в аренду здании, ремонтировали которое тоже, кстати, не из бюджетных денег. 

В это же время несколько наших друзей отнесли по 5(!) тыс. долл. за запись детей в одну из государственных московских школ – новую, без истории, находившуюся прямо во дворе только что воздвигнутого дома на юго-западе Москвы. А потом они (как и все несчастные и униженные семьи в этой школе) еще платили по 250 долл. ежемесячно – текущие взносы на нужды школы. А если кто запаздывал с платежами, данные об этой семье тут же появлялись на доске позора неплательщиков. Молодой, но весьма предприимчивый выпускник МГУ – директор этой школы (он как-то сразу стал директором после университета) довольно скоро отстроил себе виллу с бассейном, фрески вокруг которого расписывали итальянские мастера. Через несколько лет его все же разоблачили, объявили в розыск, естественно, не нашли, деньги ни за все годы, ни даже за один родителям не вернули, а школу, где взятки брали поголовно все, почему-то не закрыли...

Наша жизнь тем временем не стояла на месте. Мы жили (и учились) в разных странах, в разных (но всегда частных) школах. Мы всегда могли выбрать, найти альтернативу. Но детям нравились абсолютно все школы, что мы для них выбирали. Было ли что-то, что нам с мужем не нравилось или не подходило в этих учебных заведениях? Бывало, конечно. Любая школа – это живой организм. Но всегда, когда у нас возникали какие-то вопросы или недоумения, мы тут же об этом заявляли, не боясь административных последствий. И совместно с учителями и администрацией искали и, главное, находили решение, устраивающее обе стороны. Решения эти, как правило, принимались в пользу ученика, потому что в таких школах есть одно общее для всех нормальных заведений правило – в школе главный ребенок, а не учитель или директор.  

Изменилось ли что-то кардинально после моей первой статьи о школе? Конечно. Появились альтернативы государственной системе образования. Появились школы, воспитывающие в человеке в первую очередь личность. Появились частные школы, в которых слово «частное» – это не обозначение права собственника предприятия, а показатель индивидуального подхода этого собственника к делу всей его жизни. К очень благородному и почетному делу формирования будущего нации.

Любила ли я свою школу? Вопрос для меня непростой и неоднозначный все эти годы. Любят ли свои школы мои дети? Однозначно да!