В Израиле все умные

Русский магазин – это то, что пользуется особым спросом у эмигрантов. Фото PhotoXPress.ru

Каждый, кто приезжает в Израиль в качестве туриста, очарован. Каждый, кто приезжает в Израиль на постоянное место жительства, ошеломлен.

Фотограф Марат Штейн, его жена Таня Штурм, учительница русского языка, и йоркширский терьер Поршик поселились на берегу Средиземного моря. Радуйся и ликуй, историческая Родина. Мы приехали! Амен! Но не тут-то было. Работы нет, языка нет, летом жарко, зимой холодно, осенью дожди, весной какие-то мошки. Но квартиру сняли с видом на море – для расширения  диапазона. И пространства. Окно от пола и до потолка, все видно. Райские кущи, где вы?

Вот израильтяне все твердят: совланут, совланут. А чего терпеть, натерпелись. Будем жить  красиво – апельсины  поставлять в Белоруссию (Беларусь). У Зюни автобус и связи в Минске. У Зеева своя рука в кибуце, где апельсинов как грязи, да еще финики. У Марата пока только деньги, оставшиеся от продажи квартиры, мебели и книг. Все честно – на троих. Выпили, подсчитали прибыль. Она получалась серьезной и с продолжением: есть и другие места на нашей неисторической родине, где апельсины не растут. Всё. Сказано – сделано. Снарядили автобус. Накладные, туда-сюда, хлопоты, бензин, волнения, ящики-наклейки, водитель с лицом пророка. И его сменщик с физиономией Иуды, очень красивый. Автобус уехал и никуда не приехал. Пропал вместе с апельсинами, пророком, Иудой и вложенными деньгами. 

Погоревали. Пролетели, бывает, – в Израиле все умные, и не потому, что евреи, а потому, что страна такая: глупым там делать нечего. Но это не сразу становится понятно, а только при вживании в свой народ. Марат плюнул и забыл, как его учили правильные люди. Но плюнув, он увидел в слюне кровь, в крови – зуб. И очень удивился. Он был здоров и силен.

Море плещется в окне, витают мысли в голове. Ставить русский магазин. Так вышло, что бывший советский человек жить, оказывается, не может без гречки. Ему соленые огурцы как воздух нужны, помидорчики бочковые, зеленые, маленькие, чтобы целиком в рот. И, конечно, торт «Наполеон» с эклерами да пирожки с ливером и грибами. Такой сформировался вкус за долгие годы. Винегрет, салат оливье, фаршированная рыба. Бородинский хлеб, сало. Полный ассортимент и полный зал народу, русских  много – такой концепт. За прилавком – Татьяна  Штурм, одетая уже по израильской моде, тo есть во что-то невообразимое. И уже блондинка. Улыбается людям: товар хороший – сама квасит капусту и по ночам печет эклеры, сало они покупают в Газе, но у надежных поставщиков-арабов. Селедочку очищенную и нарезанную с лучком под постным маслицем готовит соседка Рива из Гомеля, принятая в коммерцию. И хрен сами создают под логотипом «Тещин хрен» (в Америке своими глазами видела – тетка с хреном на банке). Сами наклейки в ромашках на водку лепят – «Привет с родины». Они чувствовали себя алхимиками, как цари, которые еще и немножко шьют. У них иногда получались трансмутации. Всем приятен горячий пирожок и холодненький стаканчик водки под скользкий огурчик. А атмосфера – мама дорогая! Покупатели  восхищались: у вас как в Союзе, выполнившем продовольственную программу.

 Но завистники! Но конкуренты! Через два года такого успешного гешефта ровно напротив описываемого магазина «Татьяна» появился  еще один русский продуктовый магазин «Татьяна» – и там уже действительно было все. А главное – тропинка была протоптана, место привычное и всем знакомое. Докторская колбаса, форшмаки из мяса и рыбы, сушеная вобла, каспийский лосось. Икра черная, икра красная. Кулебяка и домашние пельмени. Рива немедленно перебежала напротив и требовала вернуть ее долю. Так что теперь ругались не только в магазине, но и на лестничной площадке.

Как будто чистить селедку – бизнес! Бизнес – продать эту селедку. Началась война, магазин спалили.

– Плюнь, – сказал Лева Слуцкер. И Марат плюнул – слюна была розовая с багровыми сгустками и целым зубом. Лева с интересом рассматривал зуб: – Пародонтоз на нервной почве, полощи водкой каждый день, водка дезинфицирует и вяжет, как дубовая кора.

– Что такое нервная почва?

– Жизнь.

– Какая жизнь?

– Такая! Экспериментальная! Опыты, которые мы на себе ставим, чтобы набраться опыта, и есть необратимый опыт жизни на нервной почве. Не все приживаются.

– Господи! Что делать? – обратился уже к небесам Марат. Считается, что из Израиля с Б-гом говорить проще, потому что ближе. И лучше слышно. Но ответа не последовало. Совет он получил уже дома. Танька сидела на диване и рисовала тонкой кисточкой узоры на ногтях. У Поршика когти тоже блестели перламутровым лаком. «Как хорошо родиться бабой, – завистливо подумал Марат. – Маникюр делает себе и собаке, и никакой нервной почвы».

–  У меня опять зуб выпал, – пожаловался Марат. – И соседний шатается.

– Сходи к стоматологу, это очень серьезно, пародонтоз не лечится.

– Так что я пойду?

– Консультироваться…

– На какую тему?

– Зубы выпадают – это что, не тема?

– Очень дорогая тема.

– Но, может быть, у тебя цинга?

– В Израиле? А что, цинга дешевле?

– В Израиле лучшая в мире медицина! Разберутся! Только водкой не полощи! 

А он полоскал, как каторжный, – когда нет работы, дел полно, то одно, то другое. И день прошел. И два. И три… Десны укреплялись, зубы вылетали, водки уходило много. И пришлось идти к врачу.

– Какая жалость, – сказал дантист Славинский, приехавший из Санкт-Петербурга еще в ту пору, когда город-герой назывался Ленинградом. – Зубы целые, но все шатаются. Пародонтит не нужно путать с пародонтозом, это принципиально! Воспалительный процесс идет под десну. Там гнездится инфекция! Помните «Песнь о вещем Олеге» Пушкина? – и Славинский запел приятным баритоном: – «Так вот где таилась погибель моя! Мне смертию кость угрожала». Ваш случай! Если мы сейчас все не вырвем – каждый день будете выплевывать по зубу. Вам это нужно? Нет, конечно! – Славинский сам спрашивал, сам отвечал, сам считал свои умопомрачительные гонорары. – А потом я вам сделаю такие протезы, что хоть на танцы. 

«Ноги, что ли, он мне ампутировать собрался? Причем тут танцы? Может быть, он поцелуи имеет в виду уже после танцев», – размышлял уставший, теперь всегда голодный и почти пьяный Марат. По привычке он водку глотал. День, когда ему надели новенькие протезы, он запомнил навсегда. Улыбка была голливудская – белоснежная и открывала ряд прекрасных ровных зубов. Ничего не болело, не натирало, не беспокоило. Он шел и улыбался. 

От перемены мест жительства характер не меняется. И Марат, забежав домой, взял фотоаппарат, две бутылки водки «Привет с родины» из старых запасов и отправился в Национальный парк. Бывают такие красивые дни у моря, что никакая фотография не может передать всей прелести уходящего вдаль пейзажа. Золотистого чистого песка. Легкого ветерка, приятного на закате. Менялись небесные краски, пели волны, ударяясь о мраморные колонны на берегу, лежащие там уже пять тысяч лет. Марат отложил фотоаппарат и открыл первую бутылку. Снял рубашку, положил ее под голову и стал смотреть на линию горизонта, туда, где море переходит в небо. Вдруг Б-г его спросил, почему он не учит иврит и почему считает, что кривой путь лучше прямого. Он ему что-то отвечал, объяснял и предлагал выпить, когда открывал вторую бутылку. Б-г легко согласился – и они чокнулись. Лехаим. Он проснулся оттого, что на него сыпались звезды. Я в раю – понял он. Но что-то мешало полному счастью. Он провел рукой по лицу. Попытался улыбнуться. Не получалось. Он открыл рот и влез туда всей пятерней – челюсти исчезли. Их не было рядом с бутылками и фотоаппаратом, их не было в песке, их не отнесло к воде, их не было на всей береговой линии, вдоль которой он бегал до рассвета. Он раскапывал каждый холмик,  рылся в мусорных ящиках. Бросался к первому встречному. Новенькую челюсть не видели работники пляжа, дворники, служба спасения на водах, первые пловцы, любители бега трусцой, собачники и их собаки, мамы с младенцами, старые бомжи, юные наркоманы, бездомные влюбленные... Ему помогали искать все – сочувствуя и посмеиваясь. Протезы исчезли бесследно. Как первый молочный зуб, который принято хранить и никогда невозможно найти.