Медины и оазисы Марокко

Здешние дети застенчивы, но если к ним обратиться, идут на контакт. Фото автора

Атиф тепло приветствует нас. Видно, как он рад встрече с нами. В неудобной машине, водитель которой гонит слишком быстро, Атиф с воодушевлением рассказывает о том, что откроется нашему взору, когда мы, проехав 70 км по длинной прямой дороге, окажемся в Таруданте, городе, насчитывающем 70 тыс. жителей, административном центре провинции.   

Я наблюдаю пейзажи, которые разворачиваются в скоростном ритме, диктуемом лихим шофером. По обочине дороги группами идут мужчины и женщины, очевидно, возвращаясь с работы в полях, играют дети: тут – со старым, наполовину сдувшимся мячом, там – взобравшись на велосипеды, наверняка унаследованные ими от старших братьев. 

Первый раз в жизни я вижу аргании, деревья, которые так напоминают оливковые, но вместе с тем очень от них отличаются. Под ними пасутся козы, многие из них и вовсе забираются в самую гущу дерева (марокканские козы способны лазать по деревьям). 

Мы въезжаем в Тарудант, я вижу его крепостные стены. Хотя это не столь монументальное зрелище, как египетские пирамиды или Колизей в Риме, потрясает то, что они не превратились в руины (вызывающие восхищение одних лишь туристов и археологов). Они – выражение того, чем всегда была эта земля, где стена не разделяет, а объединяет вокруг одной идентичности, одного общего чувства принадлежности.

Останавливаюсь я у друзей (которые, кстати, с большой тщательностью и вкусом отреставрировали несколько домов в Таруданте), во «дворце Салам» – особняке, примыкающем к крепостным стенам, с двумя традиционными садами в марокканском стиле. Кричащей роскоши в отличие от других частных риад (риада – традиционный марокканский дом, дворец), выкупленных европейцами, здесь нет. Ох уж эта показуха и пошлость купающихся в деньгах нуворишей, жаждущих экзотики: огромные бассейны, неуместные в стране, где вода – одно из самых важных благ, отделка, которая искажает оригинальную архитектуру этих мест… Их много, европейцев, пытающихся воссоздать колониальную жизнь в стране, где местное население доброжелательно и гостеприимно без задней мысли.

Так интересно слушать, как говорит о Таруданте и его историческом наследии Нурдин. Он преподаватель, город знает досконально и был нашим гидом, когда мы переписывали все земляные дома, неведомым образом выдержавшие разрушительный натиск современности, олицетворением которой является дьявольская парочка – облицовочные камни и цемент. Несмотря ни на что и к великому счастью таких домов, не утративших своего самобытного стиля, их остаются сотни. Печально, что именно бедность помогает сохранять историческое наследие; невозможность вмешаться в судьбу этих домов предрекает им гибель, пусть и не от руки богача, но от хода времени.

Богатые марокканцы строят дома из бетона, в большинстве случаев за пределами медины (тесное скопление домов, образующих кварталы). Увлекаясь демонстрацией социального статуса, они забывают, что «землебит» – лучший из всех возможных материалов для жизни в данном климате. В великолепных же бетонных домах, даже если они построены по всем правилам традиционных архитектурных доктрин, летом задыхаются от жары, а зимой замерзают. Но «землебит» предназначен для бедных – для тех, кто и по сей день бьется над тем, чтобы выбраться из нищеты и отправить своих детей в школу. Для тех, которые хотят, чтобы их дети мечтали не об одной только эмиграции в европейское эльдорадо.

…Повозка доставляет в ресторан, где нас ожидает Нурдин, который немедленно сообщает: «Сегодня я отвезу вас в Тиут, это оазис в часе езды отсюда, вы увидите, как там красиво».

Марокканские козы пасутся на деревьях аргании. Фото Pixabay

Едва заслышав слово «оазис», мы представляем себе источник воды и зелень посреди пустыни из дюн, наметенных мелким песком. Но здесь ничего такого не увидишь: даже если пересечь обширную зону, полностью лишенную растительности, никаких дюн не встретишь, только мелкие камни и засушливые земли. 

И вот мы въезжаем в Тиут. Всюду по ирригационным каналам, среди насаждений и пальм, бежит вода. Искусно проложенные тропинки позволяют подобраться к любому участку, оставаясь в тени. Мы прохаживаемся вперед и назад по аллеям, останавливаемся тут и там, чтобы побеседовать с людьми, занимающимися уходом за этим райским уголком. Для нас он является местом прогулки и наблюдений, для них – средством к существованию, однако они охотно уделяют нам минутку своего времени, чтобы объяснить, что именно они делают. Нурдин переводит, за пределами городов мало кто понимает по-французски. Так мы проводим вторую половину дня – прогуливаясь по этому оазису свежести. Даже Нурдин, у которого обычно имеется тысяча дел, не подает вида, что торопится. Он рассказывает нам все, что нужно знать о месте, его происхождении, о том, как налажена здесь работа, о жизни людей и о маршрутах, делающих оазис одним из главных региональных объектов по производству овощей.

Земли в регионе Сус-Масса-Драа очень хорошо освоены с обеих сторон вади (сухое русло реки, заполняемое во время сильных ливней) – немаловажное преимущество для овощеводства. Но севернее и южнее зеленого «коридора» земля засушлива и камениста, даже скотоводством здесь заниматься трудно. Наличие аргании позволяет построить экономику, давая средства к существованию местному населению.

Покинув плантации, мы отправляемся в деревню, расположенную в двух шагах, в кооператив по производству арганового масла. Заведуют такими кооперативами исключительно женщины. Масло используется в косметических целях и для приготовления пищи. Производство остается в основном кустарным, а доход, который оно приносит, – весьма низким. Тем не менее доход этот является важным подспорьем для жизни аборигенов. Если сравнить его с ценами на продукцию из арганового масла, которая продается крупными косметическими фирмами, понимаешь, что сторонникам концепции справедливой торговли еще есть над чем работать.

Женщины, сидящие вкруговую прямо на земле, разбивают скорлупу плода, чтобы извлечь из него нечто, напоминающее миндаль, но на самом деле невероятно горькое; эти женщины, этот их круг, представляют собой солидарность, необходимую для выживания. И это не красивые слова, а обыденная реальность в этой части Марокко, далекой от стандартов Марракеша или Агадира. Даже начинаешь мечтать о чем-то, что обеспечило бы местному населению более высокий уровень жизни, вместе с тем сохранив дух солидарности и простоты. После того как мы осмотрели кооператив, нам подают бодрящий мятный чай и маленькие печенья. Момент обмена впечатлениями – переглядываемся, довольно улыбаемся... Нурдин ведет разговор на арабском. 

Пускаемся в обратный путь в направлении Таруданта в час, когда солнце вот-вот сядет за Атласские горы: небо окрашивается в необыкновенные цвета, среди которых присутствуют все тона охры и золота. Мы больше не разговариваем, моя подруга Рания сидит впереди рядом с Нурдином, я сзади любуюсь великолепным видом, не выпуская Ранию из поля зрения, и чувствую себя преглупо от ощущения блаженства, которое охватывает меня. Не сообщаю о нем вслух из страха нарушить очарование момента, но так оно и есть: это счастье. И как же хочется, чтобы оно не кончалось никогда!