Совсем не страшный человек

А-а-а-а-а! У вас тут что – мышь?!  Константин Флавицкий. Княжна Тараканова. 1863. ГТГ

Напротив нашей палаты банкетка. Сидят дама и пришедший с воли муж в бахилках. Муж монотонно учит даму жить: почему не сказала то-то; почему сказала то-то; почему не спала, почему спала; почему такое лекарство, почему не другое...

Наконец дама изворачивается, делает изящный стратегический пируэт и переходит в контрнаступление: теперь она задает вопросы, почему это, почему то-то.

На все стратегические изыски немедленно следует монотонный ответ:

– Это глупый вопрос! Это глупый вопрос! Это тоже глупый вопрос!

– Что ты меня все время воспитываешь?! Ты что, самый умный?!

Нимало не колеблясь:

– Конечно!

– А почему же тогда так мало зарабатываешь?

– Это глупый вопрос!

* * *

Кровь из артерии у вас будет брать молодая девушка. Она не очень хорошо говорит по-русски, но она у нас лучшая: в реанимации мы только ей доверяем брать кровь из артерии.

Стук в дверь. Удивленно переглядываемся – медперсонал не стучит, ему преимущественно некогда.

Входят воспоминание о южном побережье, бразильский карнавал и южная ночь в горах – три в одном.

Смуглая кожа оттенка «персик-маракуйя» сияет, черные огромные глаза искрятся, зубы блистают, ресницы не кончаются никогда, иссиня-угольные локоны в количестве на троих вырываются из тюрьмы резинок и заколок и обрушиваются на белый халат веселым змеящимся водопадом.

По-русски доктор и правда говорит плохо. По-русски надо так: «Раааботаем кулаком! Зааажимаем! Рааазжимаем! Встаааем! Праааходим! Женсчиныыы! Кто на кровь, праааходим!»

Доктор не по-русски, смешно растягивая слоги:

– Моя дорогая, пульс у вас слабенький, но не волнуйтесь, мы справимся. Крови я у вас возьму вот столько (показывает на другой, уже запаянной пробирке, сколько возьмет крови). Сейчас надо будет немного потерпеть. Будет... как это: больновато. Вы молодец! Работать с вами – одно удовольствие! Через час результаты будут у вашего лечащего врача.

– Откуда вы (с трудом отметаю «чудное виденье»), откуда вы, доктор?

– Я из Эквадор. Знаете такая страна – Эквадор?

– Смутно представляю. Там синее небо и много солнца.

– (Смеется.) Да, очень много солнца.

– Как же вы тут живете, в вечных сумерках?!

– Еще год я тут живу в вечные сумерки. Через год получаю диплом пульмонолога и сразу больше не живу в вечные сумерки – возвращаюсь в солнце.

* * *

Всем посетителям и дарителям безмерно благодарна, но одна моя старинная подруга сегодня растрогала меня почти до слез: человек принес в больницу, помимо прочего, тщательно очищенные и нарезанные кусочки киви в пластиковой баночке и в такой же баночке отделенный от веточек, перебранный и промытый виноград. Все это выгружалось из рюкзака под аккомпанемент ворчливого: «Знаю я эти больницы!  Вечно нигде ничего нельзя помыть, а пока до туалета доползешь, уже перехочешь!»

Только вдумайтесь, как долго человека надобно испытывать на модели «один туалет на все отделение», чтобы он приобрел подобную предусмотрительность!

Еще к нам в палату с моей подруженцией прибыл пластиковый чайник с кипятильником внутри. При виде кипятильника все обрадовались несказанно и предались воспоминаниям о колхозах, картошке и прочем приятном.

В те времена, правда, кипятильники не принято было пихать в пластик. А услышав, что диковинное устройство стоит 130 рублей, мы на всякий случай расползлись по кроватям и гостью утянули за собой – от греха.

Устройство долго потело, пускало пузыри, а потом как-то разом решилось и закипело, и при этом даже не расплавилось.

Эх, опять непрошеная слеза. Ем виноград без косточек, без веточек, промытый – правда, пока в кожуре, и жую покуда сама. Пью чай из кипятильника.

* * *

На выходные отпускали домой на побывку, помывку и прочее. Еду обратно в больницу, гадаю, что же я такое могла забыть: не может быть, чтобы ничего.

Стала укладываться спать: вот оно, зубная щетка! Щетку забыла.

Громко сетую: «Забыла щетку зубную, как неприятно!»

Соседка по палате, бабушка восьмидесяти одного года, с головы до ног покрытая средиземноморским загаром, дышащая духами и туманами и без косметики в больничном коридоре не появляющаяся: «Деточка, не стоит так огорчаться. Это ведь всего лишь щетка. Я вот зубы забыла дома, и то не огорчаюсь!»

* * *

Хирурги: по сторонам от короткого кряжистого тулова висят по две огромные волосатые руки на каждого. Шеи бычьи и походка такая... специальная: будто это руки идут по коридору, они тут главные, а  человек только их несет. Человек для переноски рук. Говорят, золотых.

На второй день меня научили их различать: у нашего, говорят, на голове ежик, а у заведующего... тоже ежик, только подлиннее. Еще у заведующего очки.

Или это у нашего очки.

Хирурги страшные, их все боятся, заглянут в палату – все подскакивают на кроватях.

Вчера сидели на банкетке у ординаторской, вдруг завотделением выходит: в куртке и шапке, в джинсах. Как обычный человек. Сейчас домой поедет, тоже как обычный, совсем не страшный человек.

* * *

Из жизни больничных сантехников.

Врачи, говорят, золотые руки. Медсестры встречаются такие, что плакать хочется от радости, какие бывают люди на свете.

Сантехник. Да, да, тот самый, который. Подвиг номер один: оторвал от нашего унитаза бачок, приподнял его повыше и уронил прямо на толчок.

Быдыщ! – здорово вышло, фаянсовые осколки во все стороны, больные ссыпались с кроватей и побежали оказывать сантехнику первую помощь.

Сутки унитаза не было никакого, теперь есть, но плохо спускает. Так наш сантехник устранил капель.

Подвиг номер два: сантехника вызвали в столовую устранить течь и капель – на этот раз в трубе. Он пришел – важный такой, с чемоданчиком и в униформе, – лампу-кварц, синий свет выключил, инструменты разложил, все перекрыл, принялся не спеша трубу демонтировать. Демонтирует-демонтирует, вдруг влетает зубастая сестра-хозяйка и ну визжать! Визжит и визжит, глупая женщина, а чего визжит, сама не знает. Только и слышно: «Ты больной, че ли?! (Нрзб.) В другой! (Нрзб.) В другой столовой! (Нрзб., нрзб., нрзб.)».

Сантехник пожал плечами: что с глупой женщины взять! – и так же неторопливо принялся сворачивать трубу заново.

Только вот беда: труба старая и заново сворачиваться не желает, а желает теперь капать. Сантехник ее чинит.

Так что, говорят, обедать сегодня будем прямо в палатах.

И не только мы, соседнее отделение, наверное, тоже – то, куда его с самого начала вызывали.

* * *

Старший сын пришел в больницу – большой такой. Сидит, сверху вниз глядит, басом гудит, бородку теребит.

Пошла я его провожать. Идем мимо здешних старожилов, дядька:

– Как не зайду, смотрю, у вас мужчина в палате.

Дама из нашей палаты:

– А это сын ее.

Дяденька:

– Сын?! Че-т непохоже.

Девочка из соседней палаты:

– Вроде у ней сын-то маленький. А этот какой здоровенный, а она тощенькая-маленькая – не, не сын.

Оборачиваюсь:

– А у меня и маленький тоже имеется.

Все зарделись, что их поймали на заспинном обсуждении:

– Мы думали, хахель молодой, а это сын, надо же! Ну, извини.

Сижу, хихикаю: довольная, глупая женщина – комплимент услыхала. 

* * *

Торакальная хирургия – это когда легкие плюс хирургия. Три четверти пациентов с трубками, торчащими из бока, носят за собой в пакете специальный аппарат и две банки.

Из коридора звонкий крик: «Тараканов морить! Вещи с пола поднять! Еду убрать! Из палат выйти! Тараканы! Тараканы!»

Ходячее население высыпает в коридор. Слышны реплики: «А как же мы?!»; «А чем дышать?!»; «А мы здесь живем!»

Вдоль коридора трусцой пробегает тройка морильщиков в масках.

Народные волнения нарастают.

Штаб бунтовщиков решает не пускать отравителей на порог.

Отравителей не пускают на порог.

Следующая сцена: появляется дородная дама с мешком тараканьих ловушек. Слышны голоса:

– Наши тараканы такое есть не будут, что они, дураки?!

Дама, игнорируя пораженческие настроения, щедрой рукой разбрасывает ловушки по палатам.

Старенький дедушка, толкающий впереди себя тележку: «Дочка, а от мышки ловушки не найдешь?»

– (Визгливо.) Мышь?! У вас что, тут мышь?!

– Мышь-мышь, да еще какая: толстая, наглая.

Дама в ужасе пучит глаза и скрывается в челюстно-лицевой хирургии.