Пешеходный маршрут «Тропа Израиля» протяженностью 950 км пересекает всю страну с севера на юг. Фото Йоава Дотана
В этой поездке было так много белого света, что теперь она вспоминается как один белый сон. Выбеленные солнцем тропинки меж известняковых скал, белые стены города, юная девушка с автоматом – вся в солнечных качающихся пятнах и еврейский скрипичный мотив, сливавшийся с колокольным звоном и воспарявший к небу и Богу. (Впрочем, насчет Бога я могу ошибаться. Каждый из нас по-своему ошибается на Его счет.)
Мы с моей подругой Ирой шли в Иерусалим по Тропе Израиля – известному пешеходному маршруту, пересекавшему страну с севера на юг. Идея принадлежала Ире, решившей, что с нашей офисной работой нужно переходить на спортивные формы отдыха.
Там, на тропе, мы и познакомились с этой странной парой – молодоженами-программистами, которые шли поклониться Гробу Господню. Это была их ежегодная традиция, они прекрасно знали маршрут, и мы напросились в попутчики.
Их звали Ася и Жека. Коротко стриженные, бледные, светлоглазые, словно нарисованные акварелью, они походили друг на друга, как брат и сестра.
Иру раздражала их религиозность, и она не упускала возможности поспорить на предмет веры.
– Не понимаю, как люди с математическим складом ума могут во все это верить? В Адама, который жил 900 лет... В Бога, который создал мир одним словом…
– Для программистов это вполне органично, – отвечал Жека.
– У Бога было слово. А у программиста есть код, – подхватывала Ася. – Мы пишем код и вызываем из небытия целый мир. Почти как Он.
– А что такое душа? – следовал новый вопрос с подвохом.
– Душа – это вся наша индивидуальность, – отвечала Ася. – Уникальная информация человека.
– Неужели? – язвила Ира. – У моего отца была болезнь мозга. Нервные клетки умирали, а вместе с ними вся уникальная информация. Перед смертью он никого не узнавал, ничего не испытывал. Просто смотрел в стену. Его индивидуальность исчезла вместе с мозгом – с плотью. И душа здесь совсем ни при чем.
– Нет-нет, – возражала Ася. – Просто при жизни душа связана с телом. Она как программное обеспечение, софт. А если железо барахлит, софт тоже не работает.
– А где же хранится софт? На каком носителе? – спрашивала Ирина и сама же отвечала: – В мозгу!
– Если представить, что мозг – носитель информации, то да, личность умирает вместе с мозгом. Но если информация хранится на облаке, а мозг лишь приемник? – отвечал Жека.
Переспорить их было сложно. И к концу дня Ира прекратила попытки.
– Наверное, хорошо быть верующим, – резюмировала она. – Ни забот, ни сомнений, ни здравого смысла.
– А что тебе нужно, чтобы верить? – спросил Жека.
– Ну, если со мной произойдет чудо, я готова пересмотреть свое мировоззрение.
– Чудеса постоянно происходят, – отозвалась Ася.
– Но примешь ты их или нет – в этом и заключена твоя свобода воли, – закончил Жека.
И они засветились своими улыбками.
От непривычки к длительным переходам или от разговоров мы быстро выдохлись. К тому же Ира тормозила движение бесконечными остановками и перекурами. Поэтому к наступлению темноты мы не успели дойти до кемпинга и разбили лагерь там, где нас застал закат – на небольшой каменистой площадке в стороне от тропы, в нескольких километрах от Цубы.
Мы сидели под розовым небом. Маковое солнце погружалось в дымку горизонта. Пахло остывающими камнями и лесом. Это был один из таких моментов, когда невольно допускаешь, что Создатель все-таки приложил руку к нашему миру – иначе откуда бы взяться такой красоте?
Укус желтого скорпиона, которого также называют смертельным охотником, крайне опасен. Фото Эстер Инбар |
Ира лежала на спальнике, громко стонала и расчесывала лодыжку. Нужно было идти за помощью. Но Жека сказал:
– В этом нет смысла. До ближайшего кибуца 7 километров. В темноте по горам – не меньше часа. Но даже если дойдем – никто не откроет в шаббат.
– Мы можем только молиться, – ответила Ася. – Это самое большее, что мы можем.
– Да, – согласился Жека.
Они встали у эвкалиптов и синхронно перекрестились.
– Скажи этим православнутым, что мне нужна реальная помощь, – застонала Ира.
Но я не знала, чем ей помочь. Все происходящее казалось не очень реальным - этот лес, звезды и две фигуры, нараспев покачивающиеся между эвкалиптов:
– ...призри благоутробно на рабу твою... болезнию одержимую... отпусти ей... подай... возврати здравие...
Ирину лихорадило и трясло, она бредила, говорила, что видит своего отца. Возможно, дело было в нейротоксинах, которые обладали галлюциногенными свойствами, а может быть, мир иной, и правда, приоткрыл перед ней свою дверь.
У меня не было никаких причин здесь оставаться. Я встала и пошла по тропе. Вдалеке, на холме, горело несколько огней. Я двигалась в их сторону, но они не приближались. Помню, я закричала в темноту: «Помогите! Help! SOS!» Но даже темнота молчала в шаббат.
Когда я вернулась в лагерь, Ася и Жека еще молились. Ира была уже без сознания, я легла рядом с ней и заснула.
К утру Ира пришла в себя. Небольшая температура еще держалась, но отек на ноге спал – осталось лишь красное пятно вокруг места укуса.
Ася и Жека спали в палатке. А мы сидели на спальнике, под теми самыми эвкалиптами, у которых вершилась ночная служба, и разогревали на горелке чай.
– Как ты? – спросила я Иру.
– Немного ноет, но в целом нормуль.
– Все-таки чудо, что ты жива.
Ира помолчала, достала сигарету и закурила.
– Я думаю, это был не желтый скорпион, – сказала она. – Мы просто обознались в темноте. После желтого никто не отходит – без врачей, без адреналина это просто нереально.
Я не знала, что ей ответить. И до сих пор не знаю.
комментарии(0)