Четыре плотвички и ни одного обмороженного

– Мороз. Холодно. Снега навалило, – гундел я, пытаясь отмазаться от поездки в Черное, на нашу охотничью и рыболовную базу.

– В зимней полевой нормально будет, – продолжал осаду старшина подразделения.

– А у меня валенок нет. А в сапогах все равно будет холодно, – отбивался я. Старшина, словно зайца за уши из волшебного цилиндра, одним ловким движением выдернул откуда-то пару практически новых постовых валенок.

– А вот как раз размер будет – на шерстяные носки и фланелевые портянки наденешь, ни за что не замерзнешь.

– Да я вообще никогда зимней рыбалкой не занимался. У меня и снастей нет, – отнекивался я.

– Снасть – вообще не проблема. У всех про запас чего-то найдется. А тебе что за ловля – наливай да пей!

– Так я же водку не пью практически. Ну не люблю я ее, проклятую!

– А мы для тебя возьмем бутылочку коньяка, – выкинул из рукава козырного туза старшина.

– Ну вот. Вечно с вами проблемы возникают. Это к командиру надо идти за транспортом…

– Я с командиром уже все порешал.

– А чего там, на базе, в такой мороз делать-то можно?

– Так я в охотхозяйстве путевку на отработку выписал на проведение егерского обхода.

Оставалось только согласиться стать старшим выезда по праву офицера-охотника и пойти получить у командира инструктаж для предотвращения «утопления в полыньях» и «алкогольного обморожения»…

…Вслед нашему грузовику встал отчаянный мужик, ехавший по морозу на мотоцикле с коляской. Мотало его на разъезженном грузовиками в виде двух колей грейдере весьма изрядно. Тем не менее мотоциклист упорно висел у нас на хвосте, и его упорство начало настораживать. А когда он решительно свернул с дороги вслед за нами к базе, от него уже никто не ждал ничего хорошего. Первое, что мы услышали на базе из его заиндевевшего рта, опустило настроение до самого низкого градуса.

– Вот и хорошо, что я вас встретил. Мне позвонили, сказали, едут для егерского обхода люди… Как раз вовремя! Сейчас посмотрим по карте и пойдем.

Первое, что необходимо сделать после долгого перегона – самое естественное – освобождение от скопившегося в организме балласта в виде подлежащей сливу жидкости. Удивлению моему не было предела, когда, выходя из домика высокой ответственности за сохранность окружающей среды, я не увидел возле машины или вблизи домика нашей базы ни единого человека из всех, кто прибыл вместе со мной. По глубокому снегу в сторону ближайшего перелеска, выходящего к Новоладожскому каналу и к самой Ладоге, четко просматривались несколько цепочек следов.

Пока я доставал свой вещевой мешочек с едой и термосом, из домика егеря выскочил тот самый мужичок с мотоцикла. Он оказался местным охотоведом. При этом он с нескрываемым восторгом тащил в мою сторону огромные по весу и страшные по своей конструкции охотничьи лыжи.

– Вот! На тебе лыжи, кстати, палки, если надо, тоже есть.

Неуловимым движением охотовед достал из-за пазухи согретую телом карту угодий.

– Вот тут надо сделать заход на полуостров и идти вдоль канала до края залива, что выходит к Белым озеркам. А потом иди в виду берега. Главное – лыжню топчи получше. Все следы перечеркивай палкой. Завтра я пойду по твоему следу. Буду проверять следы, которые за ночь появятся…

– Да за ночь заяц натопчет столько, что можно учесть его за целую стаю.

– Неважно, я разберу. И давай скорее, надо до сумерек обернуться.

Ничего другого не оставалось, как приладить к добротным моим валенкам с помощью брезентовых перемычек и резины куски древесины, встать спиной к солнцу и двигать по льду канала до места, где удастся взобраться на довольно крутой отвал этого гидротехнического сооружения.

Через полчаса движения на примотанных к валенкам дровах затылок под шапкой-ушанкой начал подмокать от пота. Взятые на мороз постовые рукавицы на овчинном меху уже заменены на более приспособленные к энергетике движения шерстяные перчатки. Дубиноподобные палки с кольцами из ивовых прутьев, проваливаясь в снег на половину длины, скорее тормозят, чем помогают. Оттолкнуться от рыхлого глубокого снега не удается. Притормозил и оценил тянущуюся за мной лыжню – колея глубиной почти до колен.

Топчу, скользя по гаревой дорожке… Это я подбадриваю себя песней Высоцкого. А друга гвинейца, который так и прет, на горизонте нет. Ну, вот что-то похожее на место, где можно взобраться на берег. Теперь вниз, в лес. Все! Привал. Достаю из вещмешка проверенный в боях и походах термос, вареную картофелину, кусочек хлеба с салом. Как же это все вкусно!

Курс на северо-запад. А вот и первые следы. Делаю заметные на поверхности снега росчерки палкой. Прошел еще час движения по заснеженному лесу. Опять мучительно хочется есть. На этот раз в компании с хлебушком и сальцем внутрь полетело отварное яйцо. Хорошо, что термос литровый…

Через час становится светлее в лесу, деревья редеют, и я выхожу к берегу озера. Наконец-то. Отсюда надо развернуться на юг и топать по дюнам. По спине уже течет. Следов здесь мало, тормозить для упражнений в игре «крестики-нолики» почти не приходится. Проходит еще один этап борьбы за выживание в лесу – очередной перекус и перепив из термоса. Выбираю линию движения по дюнам. Мне легче. Только каждая замаскированная снегом ямка норовит вывернуть лыжу и завалить тебя туда, где снег существенно мягче и глубже. Пара кувырков мной уже исполнена. Обхохочется завтра охотовед, когда увидит следы моих «фетясок».

Наливай да пей – вот как обычно проходит зимняя рыбалка. Фото РИА Новости

Лыжи с моих замечательных валенок я сдирал словно галерный раб свои оковы, как политкаторжанин, совершивший побег из Туруханского края, сдирал с себя кандалы, как отрывал от себя цепи прикованный к пулемету смертник. Ненависть к этим изделиям была столь сильна, что глазами я искал топор, чтобы изнахратить их на мелкие щепки… и предать огню под дикую пляску. По крыльцу домика, избавившись от своих оков, я взлетел, припав в первую очередь к чайнику, стоявшему на плите. Вторым осмысленным действием была процедура снимания с себя всего, что было мокрым и просто прилипло к телу. Даже ватник зимней полевки вдоль позвоночника оказался мокрым. Рядом с ним на веревку над плитой повесил мокрый свитер, упревшие в поясе ватные брюки полевой формы. Надетое на обычное белье офицерское зимнее трикотажное исподнее было впору просто отжимать от пота…

…За стенами нашего вагончика происходило то, за чем мне не было возможности уследить. Группа оторвавшихся от преследования охотоведа любителей померзнуть на льду возвращалась с выхода. И надо было так совпасть маршруту их движения с местом применения своих талантов рыбаками – жителями села, что один наш «удачливый» рыбак вошел в широкую полынью, прорубленную местными, – по самые конкретные микитки. Дальше окунуться не пустил надетый полушубок. Но для почти двадцатиградусного мороза и этого погружения в подледную стихию вполне достаточно. Естественной реакцией окружающих коллег было немедленно наладить его на базу для обсушки и обогрева. Поскольку все, что было взято с собой на лед, уже выпито.

Надо было видеть эту картину маслом. Товарищ сбросил полушубок, упал на него спиной, поднял ноги, выливая из валенок набравшуюся воду, подхватился с полушубка и, ни слова не говоря, рванул к дороге. Изумленная публика только зафиксировала все увеличивавшуюся скорость движения новоокрещенного, а также направление его рывка, однозначно совпадавшее с расположением деревни Кобона, где магазин работал и в будни, и в мороз.

Когда беглец нарисовался на пороге прогретого очередной топкой вагончика, вид его свидетельствовал о прекрасном расположении духа и самочувствии, подтверждением тому была пустая поллитровка водки в одной руке и полная в другой. При ближайшем тактильном освидетельствовании, как того требовали наставления о предотвращении «алкогольного обморожения», одежда на нем и даже валенки оказались практически сухими, а температура тела соответствовала нормам международной организации здравоохранения. Дистанция до Кобоны длиной в восемь километров, преодоленная дважды в надлежащем темпе, оказала, несомненно, оздоравливающее и восстанавливающее силы воздействие на нашего товарища.

Итогом исполненного с высокой ответственностью и методической четкостью егерского обхода были четыре с половиной плотвички (половинку одной отгрыз, пользуясь суетой на базе, кот егеря), ни одного обмороженного, ни одного «заболевшего» из-за излишнего употребления «топлива внутреннего сгорания». Единоличное попадание в полынью дружным голосованием коллектива было решено считать «учебным», с последующей отработкой методики обсушки и согревания за счет эндотермических резервов человеческого организма. Высокие результаты, показанные в забеге во время указанного мероприятия, были зачтены в ходе зимней полугодовой проверки по физической подготовке вместо лыжного кросса. n

Владимир Владимирович Галахов – выпускник Военного института иностранных языков.