Але, в пестрой шапке! Настоящий маньяк и другие истории

Хорошо всегда оставаться молодой, чтобы все девушкой называли.  Алексей Венецианов. Крестьянская девушка с теленком. Конец 1820-х. ГТГ, М.

Когда я была совсем маленькая, мне очень хотелось быть Леночкой. Лен вокруг было много, все как на подбор красивые и уверенные в себе девочки, а Маша была одна я – и в саду, и в школе. Кроме того, с «Ленкой» рифмовалась какая-то вполне невинная «пенка», может, даже от вишневого варенья, а с Машкой – сами знаете что рифмовалось. В детском саду меня это очень расстраивало. Поэтому я считала себя несправедливо обиженной судьбой и даже часто называлась чужим именем – так оно мне нравилось. Однажды эта невинная детская шалость чуть не сыграла со мной злую шутку: отдыхали мы с мамой у озера в Тропареве, сравнительно недалеко от нашего тогдашнего дома. Мама моя не могла прожить без общения ни минуты, поэтому она непрерывно общалась, а мы с незнакомой девочкой наладились возиться в песке. Тут какая-то тетенька меня и спрашивает:

– Тебя как зовут, девочка?

А я ей:

– Леночка.

Пока мамы болтают, появляется, как я теперь понимаю, настоящий маньяк и спрашивает добрым голосом:

– Девочки-девочки, хотите, я вам птичек и рыбок покажу?

– Хотим.

– Тогда пойдемте со мной, они у меня в машине.

И мы пошли, девочки, – действительно, в конце аллеи стоит машина, и мы к ней идем. Порядочно уже прошли. Тут какая-то женщина подбегает к моей маме и испуганно кричит:

– Вашу Леночку уводят, вашу Леночку уводят!

А мама от нее отмахивается:

– Какую Леночку, нет у меня никакой Леночки, вы, гражданочка, что-то путаете.

Та женщина, спасибо ей, все не отстает:

– Леночку вашу, Леночку!

Наконец пришлось болтливым мамам оглянуться. Глядь, а девочек-то и впрямь увели. Мужик, увидев толпу разъяренных женщин, несущихся по аллее, быстро сделал ноги в направлении своих «жигулей» с птичками и рыбками, а мне здорово попало: и по факту ухода, и за то, что назвалась чужим именем. С тех пор я больше никогда так не делала и постепенно перестала хотеть стать Леночкой. Потом я еще чуть подросла, окончила школу и обзавелась – нет, не новым именем, а закадычной подругой Леной, да не одной – тут, я считаю, мне опять очень повезло. А красивые и умные Лены повырастали и сделались прекрасными Еленами.

Девушка, женщина, гражданочка

Походила по присутственным местам и прочим магазинам, набрала целую корзину обращений. Двух «женщин», «гражданочку» и еще одну «девушку» (не считается, потому что сбоку и вообще неправда). Одно «эй!» от какого-то прилизанного менеджера в автомобиле: «Эй, скажите, как проехать в детскую поликлинику?» Хотела было ответить: «Я не эй», но увидела в машине ребенка, передумала и рассказала, как повернуть к поликлинике.

Одно «але, в пестрой шапке» – от веселой санитарки-уборщицы в той же детской поликлинике (пока я озадаченно изучала картинку на экране, пытаясь записать ребенка к врачу, подкралась сзади со шваброй, гаркнула почти в самое ухо и с удовольствием наблюдала произведенный эффект).

И, наконец, зашла в магазин – как всегда, за одной луковицей, – набрала целую корзину продуктов и в очереди в кассу услышала от юноши восточной наружности, прижимающего к груди две бутылочки колы: «Уважаемая, вы меня не пропустите, пожалуйста?» Пропущу, пропущу с удовольствием. Потому что я добрая, да и вообще: «уважаемая» звучит намного лучше, чем советское «женщина», зощенковское «гражданочка», нахальное «эй!» или развеселое «але, в пестрой шапке». Разве что только «девушка» будет получше «уважаемой». Да и та хуже. Потому что неправда.

А быть Еленой Прекрасной – еще лучше.  Кадр из фильма «Троя». 2004

Бабушка приезжает в гости – навестить внуков.

– Вот, это вам – кукуруза.

– Спасибо! А зачем нам кукуруза?

– Просто мне она не нужна – дед не ту банку открыл. Я велела горошек, а он сослепу открыл кукурузу. А ты, может, салат сделаешь: себе и ребятам.

– Какой бы салат?

– Ну, рыбный.

– Не станут есть.

– Тогда с крабовыми палочками. Пойдет?

– Пойдет.

Поставила кукурузу в холодильник. С тех пор покой и сон покинули меня.

– Алло, ты про кукурузу не забыла? А то ведь она испортится!

– Не забыла.

– Алло, ты про кукурузу...

Не выдержала, пошла в магазин, купила крабовое мясо. Положила в холодильник. На следующий день пошла в магазин, купила майонез, положила в холодильник. На следующий день... Глядь, а кукуруза испортилась. Жалко. Прозевала кукурузу. Бабушке не буду говорить, потихоньку куплю новую.

На следующий день пошла в магазин, купила новую кукурузу. Открыла банку, выковыряла в миску. Сварила яйца – какой салат без яиц! Полезла в холодильник. Глядь – кто-то съел крабовое мясо. (Я не знал, что оно для салата, а думал, просто так лежит.) Убрала кукурузу в холодильник.

На следующий день пошла в магазин за крабовым мясом. Крабовое мясо в магазине кончилось. Кто-то съел сваренные для салата яйца. (Я не знал, что они для салата, а думал, просто так лежат.)

На следующий день поехала на работу, по дороге купила крабовый рулет. Приехала домой, а кукуруза... правильно, кукуруза испортилась. Завтра пойду за кукурузой. И за яйцами. Иначе крабовый рулет испортится.

Кеды на толстой подошве

Поехала в больницу на другой конец города, надела такие, вроде тапок, на плоской подошве. Это я плохо подумала. Тащусь назад по жаре – ноги болят, сил нет никаких. А в метро, в переходе, много палаток, и в одной продается обувное изделие: промаркированное как «кеды», но на толстой подошве. И за 600 рублей. Вползаю и говорю: дайте кеды примерить. А то так жарко и ноги болят, что даже пить хочется и переночевать негде.

Продавщица отвечает: «Ой! Я вам сейчас свой табурет дам. И ложечку – погодите, не эту ложечку, а вот эту, длинную, чтобы не нагибаться, раз ноги болят.

Ну что? Ну как? Легче? Может, еще какие дать померить? Ну конечно, можно походить! Можно даже вон туда выйти и походить. Давайте-давайте, не стесняйтесь! Ну конечно, можно прямо в них пойти! Об чем речь! Я вам сейчас в пакетик ваши тапочки положу, в которых вы пришли. Да не нагибайтесь, раз у вас болит, я сама положу. А с ручками пакетик дать? Рукзак? Ну, снимайте ваш рукзак, кладите, чтобы в руках не нести. Да чего там неудобно – все удобно! Я тут на стуле сижу, а вы видно, что издалека шли. Запыхались. А я на стуле сижу. И у нас прохладно – в переходе у нас хорошо! Не то что там, на улице, – жара какой день, вся трава повысохла. Да не вставайте, я вам терминал принесу – мне не трудно. На здоровьичко! На здоровьичко! Носите на здоровьичко! Да ничего я не хороший – обычный человек. Как все».

Все это время из соседнего павильона доносится (очень громко): «Женщина, я вам сказала! Женщина, русским языком... Женщина, нет! Нет, женщина, нет. Я же сказала. Тут все написано! Не видите – наденьте очки! Нет, у меня нет пакета бесплатно! Нет, не даю. Да, прямо так. Женщина, я же сказала! Сто раз...»

К моей, кроткой и с ямочками по всему периметру, вваливается дебелая из соседнего павильона – и с ходу: «Ой, у тебя тут сидят? (Глядя на меня.) Ой, не могу я так! Проклятый переход! День проклятый! Выручки никакой, жара, духота, покупатель не идет! Не идет покупатель – и все! Который день. А у тебя как? Есть выручка? Есть? Колдуешь, Петровна, не иначе. А то бы откуда у тебя выручка?!»