Вот только что спал на подушке. Монетизация вежливости и другие семейные истории

Как хорошо быть собакой в самой середине каникул! Фото Вероники Филичевой

Неделю машина была сугроб, сегодня я говорю:

– Нехорошо, неделю машина – сугроб! Надобно почистить, завести, заправить, съездить туда-сюда.

Ну, мы с Петечкой пошли, почистили. Машина стала как машина, а не как сугроб.

Прихожу домой, открываю фейсбук, читаю: «Мария, а вы готовы к снегопаду в г. Москва?»

– Как же-с, как же-с, подготовились. Вот только что, прямо сейчас.

Тупой, трусливый, прожорливый: воспоминания о Годе желтой собаки

Прямо перед Новым годом сигнализация на машине раз – и не включилась. И, подозреваю, батарейка тут ни при чем. Только что бодро так сработала: мы вышли из дома и положили в багажник подарки, чтобы ехать к друзьям.

Потом еще раз сработала – мы зашли в магазин и еще раз загрузили багажник.

Встали у дома друзей, хотела машину закрыть – тишина. С тех пор так и молчит.

У бабушки с дедушкой непосредственно перед курантами отпала люстра в кухне. Дед рассказывал подробно, но я запомнила только, что сначала она погасла, а как дед полез менять лампочки – вот в этот-то момент она и отпала прямо деду в руки – только успел принять. Теперь старички живут в приятном полумраке.

У моей приятельницы тупое и страшно дорогое животное – кот модификации мейн-кун, получивший от младшего поколения за свои пышные достоинства кличку ТТП (тупой, трусливый, прожорливый), – страстно возжелало перед Новым годом уронить елку. Остальная часть большой дружной семьи, напротив, страстно желала не дать коту перед Новым годом уронить елку с фамильными игрушками. Поэтому комнату, в которой стояла ель – синяя крона, малиновый ствол, звяканье шишек зеленых, – закрыли на ключ, прежде чем приступить к таинству приготовления оливье.

Случилось так, что тупое животное оказалось хитрее и просочилось в комнату раньше, чем ее заперли: вот только что спал на подушке, мы его все видели...

Результат: все вдребезги. Фамильное, не фамильное, гирлянда – все. Кот нашинковал себя осколками, поранил и порвал все, что только мог, и даже некоторые неожиданные для врачей и домочадцев части тела и лежит в больнице под капельницей. Из этой капельницы в кота поступают разные препараты. Это бы ничего, но: в нее также утекает отпуск в Европе, который, в сущности, уже должен был начаться, а также денежные средства на отпуск в Европе – все это теперь поступает в кота. Прогноз благоприятный. Совместного отпуска ждали три года.

Отец семейства, правда, жалобным голосом предложил жене выбрать кого-нибудь из двоих – или его, или кота – и пристрелить из человеколюбия. Жена, воспитанная на Экзюпери, обиделась и вообще посмотрела на мужа, по его словам, «как-то плотоядно». Старшая дочь приняла сторону матери, а старший сын – отца. Поэтому все семейство перессорилось – все, кроме среднего мальчика, который вообще живет по законам виртуального мира и вряд ли что-нибудь заметил.

И, наконец, еще одни мои знакомые славно встретили Год желтой собаки, поехав с желтой собакой модификации лабрадор в гости к старенькой маме. Все шло хорошо, пока не начали стрелять. А как начали стрелять, лабрадор взвыл, полез к старенькой маме на ручки и уронил старенькую маму навзничь – потому что в нем, в лабрадоре, 80 килограммов жирной собачатины, а в маме пятьдесят с перышком.

Старенькая мама чувствует себя хорошо, насколько это возможно в ее положении, передает всем из травматологии горячие новогодние приветы и просит не забывать поливать фиалки.

– Что же это такое делается! – закричала я на этом месте что есть сил.

А мне в ответ: это просто Год желтой собаки еще не начался! Он потом начнется, несколько позже. А пока, что же ты хочешь, Петух, он и есть Петух.

Кыш, Петух!

Рыбы с выпученными глазами

Шли с Петей сегодня по нашему скверу и воображали, будто мы большие серые рыбы с выпученными глазами. Мы лениво плывем в мутной тепловатой водице, лениво шевелим плавниками, а кругом все серое-серое, и кислорода в воде не хватает – приходится раздувать жабры и разевать рты пошире.

Навстречу нам так же лениво плыли редкие-редкие прохожие, вероятно, пробираясь домой через мокрую серую взвесь, которую для удобства почему-то договорились называть воздухом, да с тех пор так и называют по привычке.

Детская площадка была совершенно пуста.

Проплыли мимо несколько закрытых магазинов. Наконец мы приплыли в нашу любимую кулинарию: все на месте – продавцы, кексы, кулебяки, кассиры, салаты, явно проводившие уже старый год в компании сырников и запеканок и вступившие в новый с несколько поблекшими физиономиями.

Только покупателей нет. Потом мы пришли, и стало поживее. А за нами еще. Мы сели пить чай с пиццей прямо напротив объявления, которое гласило, что кулинария будет работать всю ночь, с одним техническим перерывом: с 23 часов 40 минут 31 декабря 2017 года по 0 часов 40 минут 1 января 2018 года.

Петя очень жалел работников кулинарии: как же можно, ведь Новый год! Новый год, а они тут сидят и за час должны все отпраздновать, а потом снова открыться и продавать салаты, и кулебяки, и пиццы, и пирожки тем, кто не успел, не хотел, не сумел или просто не рассчитал и теперь внезапно захотел накормить нежданных гостей прямо посреди новогодней ночи.

А скорее всего просто никому.

Потом мы вышли – уже повеселевшие и не такие серые, а немного разноцветные рыбы с пиццей в животах, зачем-то зашли в соседний, совершенно уже пустой магазин, и принялись бродить среди ботинок и сумок. Почему-то мы веселились от души, но за нами ходила грустная, серая продавщица и, еле шевеля плавниками, еле заметными движениями подправляла каждый ботиночек, которого коснулась моя рука.

Поэтому мы скоро ушли, а по дороге домой встретили две ледышки, вспомнили, что зима, что можно пинать ледышки – у кого дальше улетит, а когда проходили мимо Петиной школы, Петя украдкой поворачивал голову в сторону темного забора и показывал ему язык.

– Что ты высовываешь язык? У рыб нет языка.

– А я больше не рыба, я новогодняя собака в самой середине каникул...

Рецепт моего плова

Бабушка звонит:

– Дай мне рецепт твоего плова!

У меня в одной руке шумовка, в другой – учебник Петерсон, третьей я солю суп. И еще ухом держу телефон. Шумовка и Петерсон падают из рук, смешиваются на какое-то время – шумовке ничто, Петерсон пострадал больше – он все-таки учебник. Суп слегка пересолила.

Нахожу рецепт плова, диктую. Бабушка старается, записывает. На следующий день интересуюсь, как плов получился.

– Знаешь, плов ничего себе. Только...

– Только что? Слишком много? Я предупреждала, берите всего по половине!

– Нет, не слишком много. Слишком странно. Дело в том... я туда соду насыпала. Ну, вместо соли. Теперь вот не могу понять, чувствуется или не чувствуется.

– А что дед говорит?

– А что дед говорит – дед ничего не говорит, ему-то зачем знать. Он хвалит. Но я-то знаю! И ты теперь знаешь. Вот я тебе принесу в баночке, ты мне скажешь, чувствуется или нет.

Действительно, бабушка приносит плов в баночке, чтобы я попробовала, и сказала, чувствуется или нет.

– Ну что вы, что вы, совершенно не чувствуется!

Пачка печенья

В магазине замечаю, что за мной в очереди в кассу стоит бабушка с пачкой печенья. А у меня-то не пачка печенья в тележке, а корм для прожорливого потомства, не страдающего отсутствием аппетита. Пропускаю бабушку вперед:

– У меня так много всего, что вы будете ждать, проходите, пожалуйста!

Бабушка благодарит:

– Всего одна пачечка, спасибо!

Слышу, кассир бабушке говорит:

– Вот вам чек, если придете сегодня еще раз, покажете чек, тогда вам полагается скидка.

Бабушка кивает и отдает чек мне:

– Вот вам скидка!

Так вежливость моментально монетизируется: из суммы моей покупки вычитаются сто рублей. Мне тоже дают волшебный чек «до конца дня». Поколебавшись, отдаю его хмурому человеку с пивом, стоящему за мной. (Не приду я в этот магазин ни до конца дня, ни до конца месяца, там теперь парковки нет, а таскать сумки я не могу.) Хмурый человек с пивом становится уже не таким хмурым. Дальше не знаю. Отдал ли не очень хмурый человек свой чек другому или сам еще раз придет за пивом – не видела. В детстве была похожая игра, а как называлась – не помню.

Пароль: открывашка для пива

Был магазин – большая вывеска «Живое пиво» и под ней маленькими буквами «Продукты». Я как-то шла с работы и зашла, гляжу, вернее сказать, нюхаю – пиво и впрямь живее всех живых. Такой живой, деятельный запах стоит. Про вкус ничего не могу сказать – я пива не пью. Но есть люди, которые пьют, поэтому стоит не только запах – покупатели тоже стоят, кто покачиваясь, а кто пока еще и прямо.

Больше я туда не заходила – всяк сверчок марш на свой шесток.

А сегодня гляжу, большие перемены: здоровенная вывеска «Продукты» и под ней малюсенькими буквами – «и пиво». Уже не живое – видно, померло. Захожу и вижу продукты. И женщину с ребенком вижу в молочном отделе. И покупаю бутылку воды и булочку.

И тут только вспомнила про «и пиво», повертела головой и нашла-таки в углу сиротливо притулившееся пиво. Но ни стойки с агрегатом в виде бочки, ни лужи на полу, ни пластиковой тары, ни солодового запаха – ничего этого больше нет. А взамен пахнет чем-то свежим.

И продавщица другая – молодая и свежая.

И только на входной двери с внутренней стороны на узловатой веревке болтается старая, видавшая виды, железная открывашка для бутылок.

Как пароль для старых и всегда дорогих гостей, которые, видно, все-таки по старой памяти захаживают – не забывают, что и пиво когда-то было живым.