Александр Васькин
Роман Булгакова увидел свет в этом арбатском доме, где и по сей день находится редакция журнала «Москва». Фото автора
Более 55 лет прошло с того дня, как в журнале «Москва» закончилась публикация романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Сначала в 11-м номере журнала за 1966 год была опубликована первая книга романа с предисловием Константина Симонова. Вторая книга увидела свет в первом номере журнала за 1967-й. Публикации предшествовала долгая борьба вдовы писателя Елены Сергеевны Булгаковой за право увидеть книгу своего покойного мужа напечатанной – именно такова была его воля. Ибо далеко не все советские люди имели такую возможность – читать роман в рукописи. Елена Сергеевна давала почитать только проверенным людям. Вот и Анна Ахматова отметила в дневнике в 1965 году: «Читала у Ел Сер «Мастера и Маргариту». Вспомнила Ташкент». Почему именно воспоминания об узбекской столице (а точнее, о пребывании в эвакуации) сочла необходимым упомянуть Ахматова – вопрос сложный.
Публикацию романа можно без обиняков назвать исторической. Важнейшую роль в этом сыграл Константин Симонов, рассказавший театроведу Анатолию Смелянскому, «как он уговорил писателя-фронтовика Евгения Поповкина, редактора «Москвы», напечатать «Мастера»: тебе, мол, только за это в будущем воздвигнут памятник. Поповкин доверился советскому классику, решил напечатать роман в двух разных номерах, первую часть в 11-м номере за 1966 год, а вторую в первом номере следующего года. Может быть, он хотел повысить подписку на журнал. Задумав остаться в вечности, Поповкин совершил ошибку, дав цензуре опомниться. Как только вышла первая часть, появились на Западе статьи под огромными заголовками типа «Запрещенный шедевр» или «Роман о Сталине». Цензоры стали сходить с ума, выламывать буквально десятки страниц из второй части романа. Перед Еленой Сергеевной стояла дилемма: согласиться на это уродство или запретить печатать роман. Она согласилась на уродство. Какая-то сила вела ее, она верно знала, что наступит день и «Мастер» будет издан полностью, до запятой. Она и тут угадала. При помощи все того же Симонова, который не меньше Поповкина думал о бессмертии, через несколько лет роман вышел в полном виде, что по условиям тогдашней литературной жизни было чудом».
Действительно, цензура в лице Главлита (сокращенное название Главного управления по охране государственных тайн в печати при Совете министров СССР) всячески пыталась воспрепятствовать даже упоминанию романа в советской печати. Уже сам факт публикации анонса в «Москве» был расценен как серьезная идеологическая ошибка, ибо «Булгаков не принял ничего из жизни общества, которое мы создали кровью и потом». Долгое время фамилию писателя старались лишний раз не называть – на всякий случай, мало ли что... И потому решение редколлегии журнала опубликовать сначала первую часть, а затем и вторую кроме как мужественным не назовешь.
Жертвы, на которые пошла Елена Булгакова, оказались не такими уже и великими. Цензура вымарала из текста романа более 14 000 слов. Были сокращены, например, сцены сеанса Воланда в театре Варьете, полета Наташи на соседе Николае Ивановиче-борове, бала у Воланда. Но в общем и целом роман пришел к своему читателю, согласно замыслу автора, ибо в нем не был переделан конец, осталось нетронутым начало, не исчезли герои произведения. Наконец, даже название сохранилось в неприкосновенности (а оно уже само по себе никак не вписывалась в каноны соцреализма, богато представленного на полках книжных магазинов такими толстенными романами, как «Большое искусство», «Большая семья», «Чего же ты хочешь?», «Секретарь обкома» и прочими «шедеврами»). А ведь, как правило, советская цензура, кромсая авторский текст по живому, начинала придираться уже к названию. И то, что Булгакова к тому времени не было в живых, избавило роман от более серьезного вмешательства. Ну а изъятые фразы и абзацы читатели сами вставили в журнальные номера, кто-то в рукописном виде, а иные были напечатаны на машинке и подклеены к журналам.
Мы не ошибемся, если скажем, что журнал «Москва» с романом Булгакова читали все, но не сразу. Ибо желающих прочитать было больше, нежели количество номеров. Хотя тираж журнала после публикации первой книги и вырос. Страницы даже переснимали на фотоаппарат. Журналист Георгий Елин отметит в дневнике 10 декабря 1967 года, что «Мастера и Маргариту» ему «дали всего на две ночи в виде слепой журнальной фотокопии». В библиотеках на роман записывались в очередь – но это было приятное ожидание, предвкушение встречи с долго ожидаемым. Нельзя сказать, что мнение от прочитанного было поголовно восторженным. Не все поняли и приняли роман. Приведем лишь наиболее показательные отзывы.
Варлам Шаламов, писатель: «Михаил Булгаков – «М [астер и Маргарита]» – среднего уровня сатирический роман, гротеск с оглядкой на Ильфа и Петрова. Помесь Ренана или Штрауса с Ильфом и Петровым. Булгаков – никакой философ» (дневник 1966 года).
Александр Гладков, драматург: «Ночью прочитал первую часть романа Булгакова «Мастер и Маргарита». Разочарован. Ждал большего и другого. Кроме хорошо написанной вставной новеллы о Пилате, книга эта снова та «дьяволиада», с которой Булгаков начал свой литературный путь, условная и как бы многозначительная фантасмагория со смещением планов, произволом в монтаже разнообразных сцен, лишенная глубокой мысли и истинной веселости. Я читал это со скукой и усилием. Нет уж, лучше любой ползучий реализм: в нем хоть есть крохи правды, а где правда, там и мысль» (дневник от 30 ноября 1966 года).
Борис Бабочкин, актер: «Прочитал первую книгу «Мастер и Маргарита» Булгакова. Думаю, что мнение о гениальности этого романа сильно преувеличено. Здесь главным образом играет роль 26-летняя опала, которая, конечно, более глупа и жестока, чем неумеренные восторги теперь» (запись в дневнике от 16 марта 1967 года).
Владимир Десятников, художник: «Все читают «Мастера и Маргариту» М.А. Булгакова, и все выше крыши восторгаются. Пишут статьи, рецензии – сплошные панегирики, от которых меня почему-то коробит. А все оттого, что те, кто раньше топтал Булгакова, – новая генерация кальсонеров и швондеров – ныне взяли на себя труд толковать автора. Будто без них не разберемся, что к чему. Записался я в библиотеке на очередь. Наконец позвонили: приходите. Получил замусоленные номера журнала «Москва», читаю и чувствую: что-то мешает. Не идет, и все тут. Колдовство какое-то» (запись из дневника от 4 апреля 1967 года).
С годами разочарованных читателей становилось все меньше, ибо роман, «вылеживавшийся» четверть века, должен был «настояться» – как хорошее вино – и в читательском сознании. Все же не так просто было сразу принять булгаковское произведение после стольких лет насаждения официальной советской литературы, где почти каждый известный писатель был лауреатом Сталинской премии, если уж не второй, то непременно третьей степени. А Михаил Афанасьевич даже ордена «Знак Почета» не удостоился.
Ну а главному редактору «Москвы» в 1958–1968 годах Евгению Ефимовичу Поповкину (лауреату Сталинской премии 1952 года за роман «Семья Рубанюк») предлагали даже поставить памятник. И это не шутка. «…Некий молодой поэт говорит отважно: «Ну что там «Новый мир»? Разве они занимались литературой? Им нужна была политика, играли в «шестидесятников»… И кому надо ставить памятник как редактору? Не Твардовскому, а Поповкину за «Мастера и Маргариту». И так не только эта балаболка говорит, это общий глас той интеллигенции, которая продала нас в 70-м году и продолжает топтать сегодня, чтобы не выглядеть позорно в собственных глазах. Тот же психологический феномен самозащиты», – с обидой отметил в дневнике 5 ноября 1971 года Владимир Лакшин, бывший член редколлегии «Нового мира» при Александре Твардовском. И все же в истории литературы имя Евгения Поповкина осталось.
Журнальная публикация открыла возможность отдельного издания романа, впервые выпущенного таким образом на Западе – «тамиздатом» – в 1967 году в Париже издательством «YMCA-Press», на русском языке. А в Советском Союзе роман увидел свет в 1973 году тиражом 30 000 экземпляров, сразу превратившись в предмет дефицита и обмена…
