Искрометный Бармалей Ролан Быков. Кадр из фильма «Айболит-66». 1967
Одну роль на настоящей сцене я все-таки сыграл – следователя в «Злоумышленнике» Чехова. В Шадринске, в местном драмтеатре – когда служил солдатом и занимался в драмкружке ракетного дивизиона. Наш спектакль получил премию на смотре армейской самодеятельности Уральского военного округа. И в кино раза три снимался. Но актером даже и не думал стать. Потому не было у меня никаких мечтаний сыграть кого-то, чей-то образ воплотить. Разве только… самого себя, не слишком уж фальшивя. Зато я со многими артистами встречался. И оказалось, что даже у самых знаменитых (героев Соцтруда, лауреатов, депутатов, членов ЦК и т.д.) были несбывшиеся роли. Как не родившиеся дети. А ведь могли бы быть!
*
Клавдия Ивановна Шульженко, когда я пришел ее поздравить (ей исполнилось 70 лет), вдруг вспомнила, как Юрий Завадский сказал ей: «Вы обязательно должны сыграть Гамлета!»
Я не сумел скрыть недоумения.
Шульженко обиделась:
– Что вы так смотрите? Сара Бернар сумела, и я смогу!
Может быть. Но не успела.
Не успел показать своего Городничего Борис Щукин. Об этом когда-то рассказала мне его вдова Тамара Митрофановна Шухмина-Щукина – актриса, художник, гример. Она же гримировала и щукинского Ленина.
– Это была наша самая трудная работа, Щукин же портретно совершенно не похож на Ильича. Но лучшие работы, конечно, были в театре. Особенно он ждал премьеры «Ревизора» в 1939-м, считал это подарком себе к 20-летию, что он служил в Театре Вахтангова. Эта роль была, может, самой счастливой для него, он вложил в нее весь свой талант, юмор, фантазию. Всего неделя оставалась до премьеры, а он слег. Лежал в кабинете на диване. Вечером пришел Рубен Николаевич Симонов: они говорили, смеялись… Симонов ушел в час ночи; я закутала Бориса Васильевича потеплей, попросила меньше читать, а он вдруг достал мое обручальное кольцо и сказал: «Носи его! Врежь камень и носи!» Я удивилась, думала, что мы его давно в Торгсин отнесли, а Боря говорит: «Я тогда свое отдал, твое не смог, рука не поднялась». Утром я зашла к нему, а он спит с книгой в руке – «Парадокс актера» Дидро. Это мне показалось, что спит…
Мой давний друг Даниил Аронович Домбровский не был ни лауреатом, ни заслуженным – просто талантливым. В фильме Сергея Бондарчука «Красные колокола» он сыграл верного соратника Ленина Якова Свердлова, председателя ВЦИК.
Провинциальный актер, кочевал по театрам: в Тамбове блестяще сыграл Хлестакова, в Пензе – Пушкина в пьесе Андрея Глобы «Пушкин» 12 раз выходил на поклоны! Несколько московских театров звали его, но Даня выбрал Армавир, потому что там специально для него режиссер поставил «Испанцев», которых Лермонтов сочинил в 16 лет. Эта драма стала первой пьесой поэта, а благородный Фернандо, оказавшийся сыном еврея, – любимой ролью Дани. Но старого Моисея, оказавшегося отцом Фернандо, и Шейлока, венецианского купца – моему другу сыграть не выпало. А жаль!
И Зельдина жаль! Ведь миллионам он запомнится по фильму «Свинарка и пастух», его чуть ли не каждую неделю крутят по телеку. Грузин-джигит-красавец!
Кому-то посчастливилось увидеть Зельдина в Театре Советской армии, куда Владимир Михайлович пришел в 1945-м. Конечно, блистательный Адамаро – в «Учителе танцев» Лопе де Веги, отец Жоржа Дюваля в «Даме с камелиями» Дюма-сына. И всё? Ну, мне еще посчастливилось увидеть в 1999-м Зельдина в роли старого банкира Мессершмана («Проглашение в замок» Жана Ануя). Зельдину – 85 лет. Он появляется: стройный, подтянутый, в безукоризненном костюме, с изящной тросточкой и в кипе (еврей же). Зал взорвался аплодисментами. Это было действительно явление. Явление великого актера. Которому за 70 лет, что он служил своему театру, не дали сыграть НИ ОДНОЙ роли, о которых он мечтал!
Например, юного Жоржа Дюваля («Дама с камелиями»). В 1949-м Мария Кнебель ставила в ЦТСА мелодраму Дюма-сына: Маргарита Готье – Любовь Добржанская, Жорж – Владимир Зельдин. Кто же, как не Зельдин? Дуэт обещает стать праздником для театралов, все ждут премьеры. И вдруг запрет, спектакль вычеркнут из плана: слишком много евреев! А ведь кто-то не поленился, подсчитал!
Или Сирано де Бержерака. Татьяна Львовна Щепкина-Куперник подарила Зельдину после премьеры «Учителя танцев» свой перевод «Сирано де Бержерака» Эдмона Ростана, надписав: «С надеждой, что мой милый Альдемаро превратится в Сирано».
– Увы, – рассказывал мне Зельдин после спектакля («Приглашение в замок»), когда мы остались одни в его гримерке. – Мне просто взяли и не дали сыграть Сирано! Господи, кого я только не играл? Испанцы, итальянцы, французя, англицане, американцы, грузины, армяне, азербайджанцы, даже финн.
– Владимир Михайлович, вы забыли евреев.
– Я не забыл. Как я могу их забыть, сын еврея и русской мамы? Мама была верующей. Папа хотел стать музыкантом (и стал), а в Московскую консерваторию евреев не принимали, вот папа и крестился. И я крещен, так что не знаю, какой я еврей – плохой, хороший? Я всегда старался быть просто человеком. Не был пионером, комсомольцем, партийным. Только актером.
Жаль, что не сложилось с кино у Николая Глазкова – и поэта гениального, и актера необыкновенного. Разве забыть его летящего мужика из «Андрея Рублева» Андрея Тарковского?!
– Летю!
Софико Чиаурели – любимая актриса Сергея Параджанова. Кадр из фильма «Цвет граната». 1968 |
А гениальные репетиции Ролана Быкова в роли стареющего Пушкина? Как их воскресить? А жена Ролана Быкова Лидия Князева? Непревзойденная травести, кажется, единственная в этом труднейшем амплуа народная артистка СССР, – она мечтала сыграть лицеиста Пушкина.
Оба они, Князева и Быков, когда-то были не только мужем и женой, но работали в московском Театре юного зрителя, готовились ставить «Униженных и оскорбленных» Достоевского (Князева была там Нелли). Не сбылось. Хорошо еще, сбылся «Айболит-66» (но сколько сил и здоровья он Ролану Быкову стоил!); хорошо, что Бармалей (Быков) и обезьянка Чича (Князева) уцелели.
Не осталась (уничтожили!) кинопробы Сергея Параджанова в роли Карла Маркса (фильм Григория Рошаля): Параджанов, в гриме основоположника, макает ручку в чернильницу, пишет: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – и вдруг принимается ожесточенно выскребать блох из бороды. На этом работа над образом для Параджанова закончилась.
Не все сбылось и у любимой актрисы Параджанова Софико Чиаурели, украсившей картины мастера («Цвет граната», «Легенда о Сурамской крепости», «Ашик-Кериб»).
Мы встретились поздним декабрьским вечером 1974-м в ее номере в гостинице «Москва». Она – депутат Верховного Совета СССР, приехала на сессию Верховного Совета. А Параджанов – великий мастер, лицедей, волшебник – сидит в тюрьме, как опасный преступник. Он был заключенным при Хрущеве, Брежневе, Андропове. Но, как сказано давно и надолго: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».
О Параджанове мы с Софьей Михайловной не говорили, просто помолчали. А говорили о ее главной работе – в Театре имени Котэ Марджанишвили. О сбывшемся и несбывшемся.
– Сейчас самой смешно, но когда-то я мечтала о роли хирурга. Да, да... Я ведь до седьмого класса хотела стать хирургом, даже резала лягушек, делала им полостные операции. Наверное, хорошо, что та моя мечта не сбылась. А если бы под моим скальпелем человек умер?..
– Но ведь и на сцене ваши героини гибнут: Федра, Электра, Медея, Антигона.
– Не от болезней. От страстей! Смешно, но древние греки жили по системе Станиславского: истина страстей в предлагаемых обстоятельствах.
Я пытался вспомнить, кто из моих друзей, знакомых пал жертвой гибельных страстей? Не смог припомнить никого.